Судебные ошибки - Туроу Скотт (книга бесплатный формат .TXT) 📗
— Точно не помню. Я давно знал его. Вроде бы он у меня кое-что покупал. Я долгое время его не видел. Потом вдруг натыкаюсь на него в одном клубе. Я сбывал кое-что. И на тебе — он там. Я даже не помню его имени, но он меня узнает. Мы отметили встречу. Он нашел для себя совсем новое дело. Как оно называется? — наморщил лоб Ромми.
— Кражи, — сказал Артур. Стоявшая рядом Памела отпрянула, бросив холодный взгляд, но это его не тронуло.
Положение ухудшалось с каждой минутой. Ромми давно научился потакать собеседнику, а не спорить с ним. И дружелюбно подхихикнул своему адвокату.
— Нет, я знал это слово. У него было место, где он мог сбывать краденые билеты и никогда не влипнуть. Толкал их через какую-то компанию. И спросил, не знаю ли я кого, кто мог бы добывать для него билеты, навар будет для нас обоих. Вот так эта женщина и вошла в то дело.
— Луиза? Напомните, как вы познакомились с ней, — сказал Артур. И бросил искоса предостерегающий взгляд на Памелу. Он не хотел, чтобы Памела помогала Ромми выпутываться из прежней лжи.
— Она брала у меня кое-что.
— Кое-что? Имеете в виду краденое?
— Краденое? — переспросил Ромми. — Я никогда не спрашивал ни у кого, чем они занимаются. Могу ли зашибить доллар — вот и все, что я хотел знать.
— Но Луиза покупала у вас?
— Кое-что по мелочи. Там был один экспедитор. Мы с ним принесли кое-что на продажу. Помню, она взяла приемник. Вот так мы и познакомились с ней. Она всегда любила поговорить. Среди ночи у нее работы было мало. Пришлось бы со стенами разговаривать, если бы не я. Другая, как там вы назвали ее...
— Женевьева?
— Она все читала книжки, если не было самолетов. Я с ней почти не разговаривал. Честно говоря, она небось даже не знала моего имени. Должно быть, говорит, что знала, потому что тот полицейский нажал на нее, как и на меня. Правда?
Ромми воззрился на Артура, чтобы увидеть, как тот воспринял это объяснение, которое наверняка придумали накануне вечером другие заключенные. Артур предложил ему продолжать.
— В общем, так. Как-то ночью я спросил эту женщину, Лизу. Сказал, что знаю малого, который купит у нее лишние билеты.
Поначалу она вроде не заинтересовалась, но я не отставал — Фараон говорил, что навар будет хороший, — и наконец она говорит, что встретится с этим малым, чтобы отказаться напрочь. Они сидели у Гаса, а я ходил под окном. Не мог войти, потому что Гас был там. Лиза вроде бы все больше качала головой, но, видно, Фараон уговорил ее, потому что через неделю она дает мне приличную пачку денег за то, что свел их, и все такое.
Потом все вроде затихло. И как-то я встречаю в аэропорту Фараона, оказывается, он и эта женщина, Лиза, уже месяца два работают на пару. А мне ничего не достается. Фараон говорит, я думал, она тебе наверняка что-то отстегивает. Тогда я сказал ему, что убью ее, как только увижу. За то, что обходит меня. Это не по правилам, совсем не по правилам. И она сама это понимает, только не хочет признавать. Мы пошумели немного, но в конце концов она дает мне свое ожерелье, чтобы я успокоился.
— Камею?
— Вот-вот. Говорит, чтобы я его никому не показывал, боится, что, если в аэропорту пойдут разговоры, она потеряет работу. Сказала, это ожерелье самая дорогая для нее штука, потому что там внутри фотографии ее детей, и я могу не сомневаться, что она отдаст мне деньги. Только так и не отдала.
— И потому вы убили ее, — сказал Артур.
Ромми откинулся на спинку стула. Нахмурился. Артуру показалось, что совершенно непроизвольно.
— Теперь вы тоже так думаете? Снюхались с полицейскими?
— Ромми, вы не ответили на мой вопрос. Я спросил, вы ли убили Луизу?
— Нет, черт возьми. Я не такой, чтобы кого-то убивать. Просто немного пошумел, потому что она осрамила меня перед Фараоном, и все такое.
Гэндолф пускал в ход все примитивные уловки, какими пользовался на протяжении всей своей бестолковой жизни, добиваясь, чтобы ему верили. Криво улыбался, махал тонкой рукой, но в конце концов под неотрывным взглядом Артура снова принял робкий, растерянный вид. Продолжая внимательно изучать своего клиента, словно расшифровывая некий код, Артур внезапно подумал о Джиллиан. Не столько о ее просьбе сохранять надежду, сколько о счастье любить эту женщину. И ему почему-то показалось, что защита всех Ромми на свете от выпавших на их долю невзгод неразрывна с этим счастьем. Эти люди были близки ему. Ведь если бы не отец, он вполне мог бы стать Ромми. Сьюзен была Ромми. Планета была полна бедолаг, неспособных защищаться от ударов судьбы. Закон лучше всего служил своей цели, когда обеспечивал им достойное обращение. И любовь, и цель жизни были ему необходимы. Получив наконец то и другое, он не знал, сможет ли никогда их не утратить.
И так же отчаянно, как хотел любви, он хотел сейчас поверить Ромми. Но не мог. У Ромми был мотив убить Луизу. Он сказал, что убьет. А потом, схваченный с ее камеей в кармане, признался в убийстве. Все это не могло быть совпадением.
Покуда Артур размышлял, Памела наблюдала за ним, словно нуждаясь в его разрешении питать надежду. Он слегка кивнул, давая понять, какого держится мнения. Ее ответный взгляд был ошеломленным, но покорным. И тут она сама задала их клиенту нужный вопрос:
— Ромми, почему вы не рассказывали нам ничего этого? Мы разговаривали с вами об этом деле уж и не знаю, сколько раз.
— Вы не спрашивали. Тем адвокатам, которые спрашивали, я рассказывал.
Ромми всегда находил что сказать, когда вера в его полную бесхитростность улетучивалась. Точнее, когда обнаруживалось, что это очередная маска. Хотя индекс его интеллектуальности был ниже семидесяти пяти, хитрить он умел. Ему с самого начала было ясно, какое впечатление правда о Луизе произведет на Памелу с Артуром. Как подействует на их вдохновенное стремление заниматься его делом. Он видел, что происходило, когда рассказывал о том, что помог Луизе сбывать краденые билеты. Как оказался обойденным и пообещал ее убить. Артур с самого начала решил не нарушать его привилегию против самообвинения напоминанием о прошлых адвокатах. Новый адвокат, новая история. Но теперь было совершенно ясно, почему его адвокат на суде прибегнул к защите ссылкой на невменяемость, почему их предшественники не оспаривали виновность Ромми. Основываясь на прошлом опыте, Гэндолф без труда читал, что написано на лицах его нынешних адвокатов.
— Я никого не убивал, — повторил он. — Я не такой.
Потом, видимо, даже ему стала ясна бессмысленность этих протестов. Он ссутулил плечи и отвел взгляд.
— Но это не значит, что меня не казнят, так ведь?
Артур был намерен исполнять свой долг и сражаться. Напомнить апелляционному суду о признании Эрно и медлительности Женевьевы с показанием об угрозе Гэндолфа. Однако показания Эрно нечем было подкрепить, а свидетельство Женевьевы совпадало с известными фактами. Честность этого свидетельства подкреплялась нежеланием его давать. И хуже всего было то, что Артур знал — Женевьева сказала правду.
— Нет, — ответил Артур. — Не значит.
— Да, — сказал Ромми, — я понял это, потому что ночью опять видел тот сон.
— Какой? — спросила Памела.
— Будто за мной приходят. Будто настало время казни. Когда только попал в коридор смертников, я видел этот сон каждую ночь. Клянусь, просыпаешься в таком поту, что самому противен свой запах. Иногда я думаю, что меня и казнить не придется, сам отброшу копыта. Все мы, «желтые», только об этом и говорим. Если какой-то малый плачет ночью, значит, видит этот сон. Нельзя так обращаться с человеком, вынуждать его слушать такое. Если меня выпустят отсюда, — сказал Ромми, — я уже никогда не буду нормальным.
Ни Памела, ни Артур не нашли что ему ответить.
— Знаете, при мне много раз приходили за людьми. Дня за два до казни тебя переводят вниз, в камеру, где приводят в исполнение приговор. Забирают, пока у тебя еще есть какая-то надежда, чтобы ты не сопротивлялся и не шумел. Последний, кого забирали, Руфус Трайон, сидел в соседней камере. Он не давался. Сказал, что убьет кого-нибудь раньше, чем выйдет. Его здорово отделали. И все равно, говорят, он досадил им под конец. Съел последний обед и выблевал все на себя — видно, сломали ему какие-то кости, когда связывали. Но тут уж это никакого значения не имеет, так ведь? Как думаете, лучше, чтобы тебя волокли, или идти не противясь?
