Пациентка - Кортес Родриго (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Нэнси вжалась в стул.
— Расскажи, Рональд, каким образом ваш телевизор оказался на помойке, — тихо попросил прокурор.
Нэнси обмерла.
— Мама в него стреляла, — низко опустив голову, тоненьким слабым голосом произнес Ронни.
Зал охнул.
— А почему она в него стреляла? — почти ласково поинтересовался прокурор. — Ты можешь объяснить?
Ронни замотал головой.
— Я не знаю, почему… я в тот день сдал все тесты на отлично, и у нее… — Ронни напрягся и все-таки выговорил заученное: — У нее не было оснований… сердиться. А потом она подошла — вот так, — показал он, — со спины и выстрелила в телик из своей «беретты».
Зал ошарашенно молчал.
— Обращу ваше внимание, ваша честь, — повернулся к судье прокурор. — Речь идет о той самой «беретте», из которой стреляли в епископа.
Нэнси застонала и снова стукнулась лбом в стол.
«Господи! Ронни-то вам зачем?»
Висенте Маньяни был доволен. Первый день суда прошел как по нотам, а главное, обвинению, похоже, удалось поломать дух этой стервы.
Вообще-то идея с показаниями Рональда Дженкинса принадлежала самому младшему его внучатому племяннику — Рикардо. Висенте усмехнулся: он всегда был в курсе того, чем занимаются эти засранцы, и ему уже за два часа до принятия ставок доложили, что Рикардо организовал среди бойскаутов пари на то, сдаст Рональд Дженкинс свою мать или не сдаст.
Понятно, что ставки были высокие, и понятно, что Рикардо знал, что делает, и задолго до того, как ввязаться в этот спор, основательно «поговорил» с Рональдом, на пальцах объяснив, что того ждет, если он, Рикардо Маньяни, проиграет пари.
Висенте недобро засмеялся. Ему не нравилось, что Дженкинс-младший на это пошел, хотя, с другой стороны, каждый получает то, чего заслуживает. Но главное, — Висенте улыбнулся, — он видел в Рикардо самого себя, только помоложе; Висенте и сам никогда не рассчитывал на случай, твердо зная, что каждый выигрыш нужно создавать своими собственными руками.
Второй день заседания суда был посвящен уликам и показаниям экспертов. Понятно, что судье не нравилась эта безумная спешка, но именно так решил мэр города Висенте Маньяни. И первым в списке значился мистер Скотт Левадовски.
— Что вы можете сказать суду как эксперт? — начал прокурор.
Доктор приосанился, прокашлялся и огладил красивую, в стиле Зигмунда Фрейда бородку.
— Ну… здесь многое можно сказать…
— Смелее, мистер Левадовски, — подбодрил его прокурор. — Вы ведь неплохо изучили обвиняемую?
— В общем… я, как специалист… конечно, да.
— И что вы можете сказать о ее склонностях, — начал подсказывать прокурор, — об этой ее… — он заглянул в текст обвинительного заключения, — фаллической одержимости. Об этой ее тяге к насилию… Вы ведь, как я понимаю, в этой сфере наиболее квалифицированный специалист в стране?
Скотт Левадовски зарделся.
— Ну… собственно, не только в стране. Я бы сказал, даже во всем мире… хотя моя статья пока и не опубликована… но, тем не менее…
Нэнси впилась в доктора глазами. Она уже чувствовала, что именно отсюда исходит главная опасность.
Левадовски поправил очки, несколько раз тяжело вздохнул и, беспрерывно оглаживая бородку, начал:
— Собственно, кастрационный комплекс я отметил у Нэнси Дженкинс практически сразу. Эта, знаете ли, зависть к пенисам отца и братьев, это подглядывание, эта отчетливая ревность.
Нэнси окаменела.
— Однако первое время, я, как квалифицированный специалист, естественно, подвергал свои выводы сомнению и тщательному многоуровневому анализу.
Нэнси не могла этого видеть, но зал буквально не отводил от доктора глаз, и, явно чувствуя этот молчаливый и очень напряженный интерес, Левадовски начал говорить все громче и громче, постепенно переходя к самым патетическим нотам, на какие только был способен.
— Я, как всякий мыслящий человек, естественно, задавал себе вопрос: может ли Нэнси Дженкинс, мать двоих детей и жена полицейского, быть ассоциирована с жуткой историей доктора Джекила и мистера Хайда?! Может ли это нежное, ангелоподобное существо в считанные часы, а может быть и минуты, превращаться в монстра, сметающего все на своем пути?
Зал сидел, открыв рот.
— А потом я это увидел.
Кто-то охнул.
— Нет, — артистично повел рукой доктор, — у нее не выросли клыки, и она не обросла шерстью. Давайте оставим эти старые как мир сказки Голливуду. Но по-настоящему опытный специалист может о-очень многое увидеть в самом безобидном жесте и самом тихом слове.
— Ближе к сути дела, пожалуйста, — раздраженно оборвал доктора судья.
Левадовски смешался, но, получив ободряющий взгляд прокурора, взял себя в руки.
— Извольте. Нэнси Дженкинс определенно наделена яркими чертами эксплозивного психопата.. Собственно, этот патологический склад личности, «эго», как сказал бы Фрейд, образующийся в результате уклонения развития человека от нормального, часто из-за влияния неблагоприятных условий внутриутробного развития.
Нэнси тряхнула головой. Нет, отдельные слова и фразы она прекрасно понимала, но смысл речи в целом ускользал от нее начисто. А тем временем доктор говорил и говорил, и зал постепенно начал клевать носом и даже откровенно засыпать, а потом Скотта Левадовски как выключили, и даже прокурор с облегчением вздохнул.
— Спору нет, — после секундной паузы кивнул судья, — речь впечатляющая. Но из чего конкретно вы вывели ваше экспертное заключение?
Левадовски улыбнулся и кивнул в сторону прокурора.
— У обвинения есть прекрасная видеопленка, на которой Нэнси Дженкинс берут в заложницы. Просмотрите ее, ваша честь. Уверяю вас, все вопросы отпадут сами собой.
«Господи! Нет!» — охнула Нэнси, но в зал суда уже вносили видеомагнитофон и телевизор, и ей стало непреложно ясно, что прямо сейчас и состоятся ее торжественные похороны; что этот ожидающий ее прилюдный позор и есть последний гвоздь в ее гроб. И тогда она откинулась на спинку стула и захохотала — неудержимо и безостановочно.
К объявленному судьей перерыву Скотт Левадовски чувствовал себя так, словно перекидал десять тонн кирпичей, но, тем не менее, впервые за много месяцев был по-настоящему удовлетворен.
— Нормальная истерическая реакция… — бормотал он себе под нос, пытаясь параллельно оценить, насколько реально обещанное Висенте Маньяни повышение до уровня заместителя главврача клиники.
«А что, у него связи хорошие… может, и выйдет что…» — решил он и, не без труда пробившись через гудящую толпу, двинулся к туалету. Шмыгнул в заветную дверь, подошел к писсуару и принялся расстегивать пуговицы.
В туалет зашел кто-то еще, и он машинально развернулся чуть в сторону, так, чтобы закончить свое дело вне пределов чужого взгляда.
— Левадовски… — позвали его со спины низким вибрирующим от напряжения голосом.
— Да? — с изумлением развернул он голову и убедился, что слух его не подвел: сзади стояла женщина — крупная, коротко остриженная, в безвкусном розовом платье с огромными тропическими цветами и с какими-то странными, словно колотыми шрамами по всему лицу. — Что вы здесь делаете, мэм?!
— Ты скотина, Левадовски, — покачала головой женщина.
— Выйдите! Я требую!
И тогда она развернула его, потянула на себя и, стиснув зубы, ударила коленом в пах.
Левадовски задохнулся от пронзившей все тело невыносимой боли и рухнул на колени. И тогда эта бабища ухватила его за волосы и развернула лицом к писсуару.
— Ты скотина, Левадовски, — с чувством повторила она и сунула его головой в мокрое фарфоровое ложе. — Это тебе за Нэнси, гад! Запомни это, Левадовски.
***
Поздно вечером третьего дня, когда обвиняемую вывезли из здания суда обратно в тюрьму, а все зеваки разошлись по домам, в комнате совещаний собрались трое самых важных во всей этой истории лиц — прокурор, Скотт Левадовски и мэр города Висенте Маньяни. Судья сразу объявил, что лично его это дело никак не касается, а потому что они решат, то он и огласит в качестве приговора.
