До белого каления - Квиннел А. Дж. (первая книга TXT) 📗

– Крутой малый, – сказал Уолли с улыбкой. – Господи, да он даже больше тебя!

Пэдди усмехнулась в ответ и снова задумалась.

– А мне он ведь понравился, – сказала она после паузы. – Не суетится по-пустому, зря слов на ветер не бросает. Поживем – увидим.

Ковбой сел на твердую скамью. Когда он еще только начинал работу священника, ему нравилось исповедовать – конечно, ему рассказывали совсем не то, что епископу, но это тем не менее вносило некоторое разнообразие в монотонность его будней. Теперь он стал старше, и эта процедура все больше его утомляла. Может быть, в крупных городах грехи интереснее, но здесь, в селении Надур на острове Гоцо, он без труда мог предсказать любое прегрешение почти каждого прихожанина его церкви. Конечно, у старика Салву изобретательное и живое воображение, но со временем и его выдумки стали предсказуемыми.

Мягко прошуршала штора, и сквозь мелкое сито решетки исповедальни донесся голос Лауры Шкембри.

– Прости меня, отец, ибо я согрешила.

Ковбой подался вперед.

– В чем твой проступок?

Последовал список незначительных прегрешений, которые он, как обычно, отпустил и откинулся на спинку стула в ожидании следующего посетителя.

Однако женщина из исповедальни не вышла – шороха шторы он не услышал, вместо него донесся ее вздох.

– Ты еще в чем-то хотела покаяться?

– Прости ей, отец мой. Моя дочь согрешила.

– Тогда она должна прийти ко мне и исповедаться.

Заведенный порядок был нарушен.

Дочь Шкембри оставалась для Ковбоя загадкой. Она каждое утро приходила к ранней мессе, чего никогда раньше не делала, но ни разу не вошла в исповедальню. И тем не менее молилась она последнее время в храме каждый день.

– Ты не можешь получить отпущение чужих грехов.

По другую сторону решетки снова раздался тихий голос:

– Я не прошу тебя отпустить мне ее грехи – мне нужен твой совет.

Дело приняло совсем странный оборот.

За все годы, что он был священником приходской церкви Надура, Лаура Шкембри никогда не обращалась к нему за советом, наоборот, нередко сама подсказывала ему, как лучше поступить в деликатной или сложной ситуации, особенно когда он только начинал свою работу. Лаура была совсем не из тех людей, которые испытывают перед рясой священника благоговейный трепет. Вопрос ее озадачил Ковбоя: дать совет в отношении Нади, скорее всего, будет нелегко.

– Она беременна.

Опасения его оправдались. Теперь вздохнул священник. Вот уж поистине путь этой женщины по жизни усеян терниями!

– От американца?

– Больше не от кого. Легкомысленной и неразборчивой в связях ее никак не назовешь.

Он почувствовал в ответе Лауры вызов, хотя прозвучал он скорее как извинение. Уняв звучавшее в голосе раздражение, Ковбой спокойным тоном спросил:

– Какого же совета ты ждешь от меня?

Он почувствовал, что напряжение женщины спало.

– Надя ничего не сказала об этом Кризи и нам с Полом запретила ему говорить. В этом часть ее греха. Она хотела зачать от него дитя, но использовала его для этого лишь как производителя.

– Она его не любит?

– Не знаю, мне трудно об этом судить, – в голосе Лауры снова звучала неуверенность.

– Как же так – ты же ее мать?

– Я только знаю, что с самого начала, когда она с ним сошлась, она решила от него забеременеть. Как она теперь к нему относится, я не знаю. Надя мне только сказала, что у нее будет ребенок. Она теперь сама не своя.

– Так какой же все-таки совет ты хотела бы от меня получить?

– Говорить мне ему об этом или нет?

Ковбой снова откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Как и многие другие на Гоцо, он знал, что Кризи сейчас занят делом, которое многим людям несет смерть. Дочка Шкембри никогда ничего просто сделать не могла – вечно впутывалась в какие-то истории, которые, как правило, приводили потом к тяжелым последствиям.

– Ты знаешь, что сейчас делает американец?

– Да.

– То, что он делает, – грех пред Господом.

– У него есть на то серьезные основания.

– Возмездие в руках Господа.

– Неисповедимы пути Господни.

Ковбой снова глубоко вздохнул. Из этой женщины мог бы получиться неплохой священник.

– Если даже ты и решишь сообщить ему об этом, ты сможешь это сделать?

– Думаю, да.

– С мужем своим ты говорила об этом?

– Нет, я знаю, что он мне ответит, и не хочу этого слышать.

Ковбой заерзал на жесткой деревянной скамье. Как всегда, его угораздило оказаться в самом центре событий. Очень неловкое получалось положение. Но как-никак он был священником, и положение его к этому обязывало. Святой отец напряженно и всесторонне обдумывал сложившуюся ситуацию, прекрасно осознавая ту ответственность, которая на нем лежала: ответ его должен быть обоснованным. Большинство жителей его прихода были земледельцами, закоренелыми прагматиками, мало чем отличавшимися от Лауры Шкембри. Ошибиться он просто не имел права.

Наконец Ковбой принял решение:

– Мужчина должен об этом знать.

– Благодарю тебя, святой отец.

Когда Гвидо вошел на террасу, Сатта почувствовал, что с ним что-то произошло. Неаполитанец подвинул себе стул и потянулся к кофейнику. На лице его выражалась нерешительность. Телефонный звонок раздался около часа назад, а с тех пор, как Гвидо повесил трубку, прошло уже больше сорока минут. Сатта был терпелив. Он знал, что, если произошло что-то важное, Беллу перезвонит ему в течение часа.

Выпив кофе, Гвидо, видимо, принял решение.

– Что будет, если Кризи сам добровольно сдастся – лично тебе?

У Сатты учащенно забилось сердце. Звонок и вправду оказался важным. Полковник сделал выразительный жест руками.

– Он, конечно, сядет в тюрьму. Однако, учитывая, каких людей он убивал, а также причину его поступков, судья, скорее всего, приговорит его к пяти годам заключения. Это, наверное, можно будет устроить, а если рассчитывать потом на амнистию, то всего он отсидит, должно быть, года три.

– А в тюрьме он сможет выжить?

Сатта многозначительно улыбнулся.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но этого можешь не опасаться. Мы только что закончили в Риме строительство новой тюрьмы для особо опасных преступников. Всю охранную и административную службу там несут исключительно карабинеры. Там я смогу гарантировать его безопасность. Но когда он оттуда выйдет, спастись ему будет непросто.

Гвидо задумчиво посмотрел на полковника, как бы оценивая его возможную реакцию и то решение, которое он примет. Сатта сохранял спокойствие. Был не самый подходящий момент задавать вопросы.

– Хорошо, – наконец сказал Гвидо, – мы поедем в Рим, и там я с ним поговорю.

– Почему? Скажи мне, что случилось?

Гвидо встал.

– Поехали, я тебе в машине все расскажу, времени у нас в обрез.

Сатта поднял руку.

– В таком случае, дай мне позвонить Беллу. Он – хороший человек, я ему доверяю. Уже через десять минут мой помощник сможет связаться с Кризи.

Гвидо решительно покачал головой.

– Как ты думаешь, сколько лет ему припаяют, если он прикончит твоего друга Беллу, а к нему в придачу еще дюжину полицейских?

Сатта намек понял.

– А позвонить ты ему не можешь?

– У него там нет телефона. Поехали.

Когда они подошли к машине Сатты, к ним подъехал полицейский на мотоцикле и вручил полковнику запечатанный конверт.

– Примите телекс, полковник, – сказал он.

Сатта предложил Гвидо сесть за руль, и они через город направились к автостраде, которая вела в Рим. Через какое-то время Гвидо в двух словах объяснил Сатте, в чем было дело:

– Скоро он станет отцом.

Сатта был настолько поражен, что сначала даже не нашелся что ответить. Взглянув на его удивленное лицо, Гвидо широко улыбнулся, потом рассказал полковнику о Гоцо и о Наде. Рассказывал он подробно, ему хотелось, чтобы Сатта все понял.

– Ты думаешь, твое сообщение на него как-то подействует? Заставит изменить решение? – с сомнением спросил он.