Пора убивать - Гришем (Гришэм) Джон (прочитать книгу .TXT) 📗
Карла разыскала в Новом Орлеане консультанта по малярным работам, и парень выбрал следующую цветовую гамму: голубой, темно-серый, персиковый и белый. Покраска заняла два месяца и обошлась Джейку в пять тысяч, это еще не считая тех бесчисленных часов, которые он вместе с Карлой провел ползая по лестницам и подкрашивая карнизы. И хотя Джейк вовсе не приходил в восторг от этой расцветки, он ни разу не решился предложить Карле перекрасить их собственность.
Как и любая постройка викторианского стиля, их дом являлся зданием уникальным. Были в нем какая-то пикантность, какой-то вызов, некое очарование, таившиеся в сказочном, задиристом, чуть ли не мальчишеском облике. Карла сгорала от желания заполучить этот дом еще до брака, и, когда последний его владелец, живший в Мемфисе, мирно почил в бозе, они с Джейком купили участок вместе с домом за какую-то смешную цену – никого, кроме них, здание не заинтересовало. Двадцать лет оно простояло необитаемым. Само собой, им пришлось влезть в долги: они взяли ссуды в двух из трех имевшихся в Клэнтоне банках и три года кряду работали не покладая рук, чтобы привести свою собственность в надлежащий вид. Зато теперь многие из проезжавших мимо останавливались специально для того, чтобы сделать снимок.
В третьем и последнем по счету городском банке Джейк заложил свою машину – единственный в округе «сааб», да еще красного цвета. Подойдя к нему, Джейк любовно вытер с ветрового стекла выпавшую за ночь росу, открыл дверцу. Макс своим усердным лаем разбудил семейство голубых соек, облюбовавших росший во дворе у миссис Пикль клен. Птицы принялись возмущенно переговариваться между собой, затем взмыли в воздух и уже оттуда прокричали Джейку что-то прощальное. Он свистнул им в ответ и улыбнулся. Сев за руль, он дал задний ход, выехал на Адамс-стрит. Проехав пару кварталов, свернул на Джефферсон-стрит, шедшую в южном направлении и упиравшуюся в Вашингтон-стрит. Джейку часто приходил в голову вопрос: почему это в каждом маленьком южном городке всегда найдется улица Адамса, Джефферсона, Вашингтона, но никогда вам не увидеть таблички с названием Линкольн – или Грант-стрит? Вашингтон-стрит шла с запада на восток чуть севернее Клэнтон-сквер.
Вследствие того что Клэнтон был главным городом округа, ему полагалось иметь площадь, и совершенно естественно, что в центре этой площади располагалось здание окружного суда. Основатель города, генерал Клэнтон, планировал его с большой любовью и тщанием. Площадь была просторной, огромный газон перед зданием суда украшали старые дубы, посаженные на равном расстоянии друг от друга. Само строение уже шагнуло во второе столетие своего существования, воссозданное заново после того, как во время Гражданской войны Севера и Юга старое здание суда было сожжено дотла. Величественный дворец фасадом был обращен строго на юг, как бы недвусмысленно предлагая наглецам северянам поцеловать его в зад. Вдоль фасада шел ряд строгих белых колонн, на ночь окна прикрывались черными ставнями. Построенное изначально из красного кирпича, здание впоследствии было выкрашено белой краской, и каждые четыре года местная организация бойскаутов покрывала древние стены новым ее слоем. Осуществлявшийся в последние несколько лет выпуск ценных бумаг давал необходимые средства для поддержания присутственного места в надлежащем состоянии. Аккуратно подстриженный газон поддерживался в безупречной чистоте. Не реже двух раз в неделю его приводил в порядок контингент городской тюрьмы.
В Клэнтоне насчитывалось три кафе: два для белого населения, одно – для всех остальных, – и все три были расположены на центральной площади. Однако никто не видел ничего странного или хотя бы нарушающего традиции в том, что белый человек заходил в кафе «У Клода» – так в обиходе его называли. Там собирались темнокожие жители; оно находилось в западной части площади. С другой стороны, любой негр мог совершенно спокойно чувствовать себя в чайной на южном краю площади или в кафе на Вашингтон-стрит. Тем не менее цветные избегали заходить туда еще с семидесятых, когда им было даровано это право. Джейк с удовольствием ходил по пятницам в заведение «У Клода» отведать жаренного на углях мяса – как и большинство уважающих себя либералов в Клэнтоне. Но шесть раз в неделю он по утрам обязательно показывался в кафе на Вашингтон-стрит.
Оставив «сааб» у входа в офис, он направился в расположенное тремя домами дальше кафе. Заведение открылось часом раньше и сейчас уже было полно посетителей. Разнося кому просто чашку кофе, кому плотный завтрак, сновали официантки, на ходу обмениваясь фразами с местными фермерами, механиками и наладчиками с фабрики, чиновниками – словом, с постоянными клиентами. Народ здесь собирался в основном простой – «белые воротнички» предпочитали чайную, куда они приходили поздним утром, чтобы за едой обсудить вопросы государственной политики, поговорить о последней партии в теннис или гольф, проанализировать курс акций. В кафе же беседа шла главным образом о местных событиях, футболе и рыбной ловле на спиннинг. Джейк принадлежал к тем немногочисленным «белым воротничкам», которым было дозволено стать здесь завсегдатаями. Люди, считавшие кафе своим клубом, хотя и стояли в социальном плане на ступеньку ниже, принимали его с удовольствием: большинство из них бывали в его офисе, когда им нужно было оформить завещание, сделку, может быть, развод, договориться о защите интересов в суде – да мало ли у человека проблем, которые могут привести его в контору адвоката. Конечно, Джейк часто становился объектом их добродушного остроумия, а подчас шуточки бывали и довольно солеными, но он не очень-то страдал от этого, считая себя довольно толстокожим. Неоднократно во время завтрака ему приходилось объяснять и растолковывать какое-нибудь решение Верховного суда или другие новые юридические положения, и ему в голову не приходило требовать какой-то платы за свои консультации в кафе. Это ценили. Может быть, с ним не всегда соглашались, но человек, задавший вопрос, всегда знал, что получит на него прямой и честный ответ. Временами даже вспыхивал спор, никогда, однако, не заканчивавшийся обидой одного из участников.
Джейк вошел в кафе ровно в шесть, и не менее пяти минут у него ушло на приветствия, рукопожатия, хлопки по спине. Кроме того, он успел сказать несколько комплиментов официанткам. Когда он наконец уселся за столик, Делл – девушка, которой он симпатизировал больше, чем ее подругам, – уже поставила перед ним чашку кофе и обычный завтрак: тосты, джем и овсяные хлопья. Она потрепала его по руке, назвала дорогим и душкой и вообще вела себя очень оживленно. Правда, с другими посетителями она была не менее любезна, но в ее отношении к Джейку было нечто особенное.
За одним столом с Джейком сидели Тим Нанли, механик из конторы «Шевроле», и два брата, Билл и Берт Вест, работавшие на обувной фабрике, расположенной в северной части города. Уронив пару капель кетчупа на тост, Джейк артистически намазал на него тончайший слой масла, а овсяные хлопья пошли вместе с клубничным джемом. Затем он попробовал кофе и вплотную занялся завтраком. Все четверо спокойно и деловито откусывали, жевали и глотали пищу, обсуждая проблемы клева карасей.
За столиком у окна, футах в трех от Джейка, сидели, разговаривая между собой, трое мужчин. Самый представительный из них, Маршалл Празер, повернулся к Джейку и громко спросил:
– Послушай-ка, Джейк, не ты ли несколько лет назад был защитником Билли Рэя Кобба?
В кафе внезапно воцарилась тишина, все как по команде уставились на Джейка. Вздрогнув не столько от вопроса, сколько от реакции завтракавших людей, Джейк прекратил жевать, вспоминая имя.
– Билли Рэй Кобб... – так же громко повторил он. – Не помню, что это было за дело.
Все трое сидящих за соседним столиком мужчин были заместителями местного шерифа Оззи Уоллса.
– Наркотики, – ответил Празер. – Четыре года назад он попался на продаже наркотиков. Отсидел в Парчмэне и вышел около года назад.
Джейк вспомнил.
– Нет, я не представлял его интересы. По-моему, у него был адвокат из Мемфиса.
