Укус тени - Жибель Карин (мир бесплатных книг .TXT, .FB2) 📗
— Да, конечно.
Лидия достает из сумочки носовой платок и вытирает им ладони. Она всегда поступает так в начале беседы с психиатром, хотя сама не знает, зачем это делает.
— Почему вы больше не проводите со мной сеансы гипноза, доктор?
— Вам хотелось бы их возобновить? Они пошли вам на пользу?
— Не знаю… Возможно, и пошли.
— Мы возобновим их, когда я сочту это необходимым…
— Психиатры обычно не занимаются гипнозом, не так ли?
— Вы ошибаетесь. Очень многие из нас прибегают к данному виду терапии. Нужно уметь использовать все средства, которые могут оказать благотворное воздействие на пациентов… Но если вас это пугает, я…
— Нет, ни чуточки! — поспешно заявляет Лидия.
— Ладно, посмотрим… Может, на следующей неделе. Но только не сегодня… Что еще вы хотели мне рассказать?
Лидия, как это часто бывает, молчит, теребя прядь волос. Вальдек уже привыкла к подобному молчанию своей пациентки, которая, случается, не произносит почти ни одного слова в течение всей их встречи. Но сейчас психиатр решает прервать игру в молчанку.
— Кстати, я не смогу увидеться с вами в следующую среду.
— Но в субботу мы увидимся, да? — с беспокойством спрашивает Лидия.
— Да, конечно. Я просто хотела заранее предупредить вас насчет среды. Мне пришлось отменить все свои встречи, запланированные на этот день…
— Надеюсь, у вас не произошло ничего ужасного?
— Нет-нет, все в порядке! Просто у моей дочери день рождения и она попросила меня побыть с ней!
— А-а…
Лидия снова начинает вытирать платком ладони, хотя они абсолютно сухие.
Она думает, что дочери мадам Вальдек, должно быть, уже двадцать с лишним лет и что она вполне может обойтись без своей матери. Они, по-видимому, решили славненько провести время вдвоем. Погулять по улицам, поглазеть на витрины, сходить в кино, посидеть в ресторане… Нет, даже если тебе больше двадцати, мама все еще может быть нужна…
— Ей повезло… — бормочет Лидия.
— Кому?
— Вашей дочери… Ей очень повезло. Повезло в том, что у нее есть вы.
Нина Вальдек опускает взгляд и смотрит на чистый лист бумаги. Ей кажется, что зимний холод вдруг проник сквозь двойные стекла окон в ее кабинет.
— Моей дочери последнее время нездоровится, — говорит она, словно бы оправдываясь. — Поэтому я стараюсь проводить побольше времени с ней…
Однако Лидию ничуть не волнует состояние здоровья дочери ее психиатра. Она разглядывает свой живот и не проявляет ни малейшего интереса к семейным проблемам мадам Вальдек, которые не имеют к ней никакого отношения. В конце концов, она пришла сюда совсем по другому поводу. Ей и ее психиатру не следует меняться ролями!
— Для моей матери день моего рождения — самый черный день! — сердито произносит Лидия.
Вальдек ничего не говорит в ответ. Молчание для нее — своего рода щит, которым она иногда защищается от резких высказываний пациентов.
— Она думает, что я сумасшедшая, — только и всего! — нахмурившись, продолжает Лидия.
— Вы не сумасшедшая, Лидия. У вас, правда, есть кое-какие проблемы, но…
— Однако все считают, что я чокнутая… Все так говорят!
— Не впадайте в паранойю, Лидия…
— Я прекрасно знаю, что думают и что говорят мне в спину люди!
— Ну, если кто-то такое и говорит, он ошибается! — энергично возражает Нина. — Они просто совсем не знают вас! Не позволяйте никому относиться к вам как к сумасшедшей…
Лидия припоминает оскорбительные слова, брошенные ей пленником, и сжимает правый кулак, словно бы она держит этого наглеца и хочет его раздавить.
— Вы правы, доктор… Я не должна никому позволять относиться ко мне как к сумасшедшей! Мне нужно быть суровой по отношению к тем, кто меня оскорбляет. Или оскорблял раньше…
Психиатр слегка улыбается.
— Я вижу, что вы полны энергии, Лидия! Мне кажется, в вашей жизни в последнее время что-то изменилось… Или я ошибаюсь?
— Нет, вы абсолютно правы. Я даже надеюсь, что в ближайшее время мне станет намного лучше… Мои проблемы уладятся!
— Я очень рада это слышать!
Лидия разжимает кулак и, улыбнувшись во весь свой рот с ослепительно-белыми зубами, заявляет:
— Я нашла решение своих проблем… Оно у меня уже есть… Оно — в моих руках!
Сейчас, должно быть, уже полдень. Солнце — в зените. Его лучи осветили почти весь подвал. Правда, это длилось лишь несколько минут после чего подвал снова погрузился в полумрак, но Бенуа не преминул воспользоваться представившейся возможностью: чтобы развеять скуку, он внимательно осмотрел через решетку все уголки подвала. Этой постройке, по всей видимости, не меньше ста лет, и электрооборудование здесь — примерно такого же возраста! Вдоль влажных стен протянуты оголенные провода. Стоит только случайно к ним прикоснуться — и…
Он разглядывает беспорядочно стоящие вдоль стен садовые инструменты: грабли, вилы, штыковые и совковые лопаты… Непонятно, зачем складывать садовые инструменты здесь, в подвале.
И еще более непонятно, зачем запирать в этом подвале полицейского!..
Еще возле стен стоят десятки коробок с какими-то хозяйственными товарами. Однако коробки находятся слишком далеко от Бенуа, и он не может толком рассмотреть их. Даже при ярком солнце через окошко в подвал проникает не очень-то много света.
Бенуа ложится на одеяло, чтобы попытаться заснуть, но тут до него откуда-то сверху доносится голос его мучительницы.
Он приподнимается с одеяла и напрягает слух. Лидия очень громко с кем-то разговаривает. Может, по телефону, а может… Бенуа бросается к решетке и кричит:
— На помощь! Помогите!
Он кричит долго — несколько минут. Он замолкает лишь после того, как Лидия перестает разговаривать. Затем наступает тишина. Бенуа напряженно ждет.
Раздается скрип двери. Появляются ноги. Ее ноги… Черт побери!
— Почему вы так орете, майор?
— Чтобы согреться!
Она приближается к решетке, и ее светлые глаза, в которых отражаются солнечные лучи, начинают поблескивать.
— Вы, наверное, думаете, что кто-то может вас услышать? И прийти вам на помощь? Даже и не мечтайте!
«Это какой-то кошмарный сон!»
Лидия держит в руке дорожную сумку. Его сумку. Ту самую, которая лежала в багажнике его автомобиля. Она открывает на сумке застежку-«молнию».
— Вам нужна чистая одежда, Бенуа?
Женщина вытаскивает из сумки джинсы, рубашку, свитер, нижнее белье, полотенце. Она кладет все это на пол в стороне от решетки, словно приманку, а затем располагается на стуле — своем «посту наблюдения».
— Ваши призывы о помощи, которые я только что слышала, были прямо-таки душераздирающими!
«Она надо мной еще и насмехается!»
Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, Бенуа молчит, не желая ей отвечать. Какой смысл общаться с умалишенной?
— Вы сегодня не очень-то разговорчивы, майор… А ведь обычно вы такой словоохотливый! Особенно с женщинами… Прямо-таки говорун…
— А тебе это откуда известно? — не выдерживает Бенуа.
— О-о, вы предпочитаете снова перейти на ты? Я не возражаю… Знаешь, а я ведь давно за тобой наблюдаю.
— Неужели?
— Да, именно так. И я знаю о тебе все. Или почти все…
Бенуа подходит к решетке и, взявшись за прутья руками, сжимает их с такой силой, с какой он с удовольствием сжал бы хрупкую шею этой женщины.
— И что же ты обо мне знаешь?
— В частности то, что за последние три месяца ты шесть раз изменил своей жене… Шесть раз за три месяца — это многовато, не так ли? Тем более что ты изменял ей с тремя различными женщинами!
Бенуа слегка бледнеет, и его пальцы еще сильнее сжимают холодное железо.
«Мерзавка… Она за мной шпионила… Получается, что я попал сюда не случайно. Ей был нужен именно я!»
— Да, с тремя женщинами. Разве не так, Бенуа?
— Ну и что? Тебе-то какое до этого дело?
— Мне есть дело до всего, что касается тебя! Я хочу узнать тебя поближе… Хочу узнать о тебе абсолютно все.
