Лига «Ночь и туман» - Моррелл Дэвид (версия книг TXT) 📗
Подозрения усиливались…
Кесслер мог послужить приманкой, с его помощью можно было разъединить отца и сына, и тогда было бы легче похитить Сосульку.
Конечно, можно предположить и обратное, но Пенделтон не был в этом уверен. Кто-то выписал Кесслера, выписал навсегда, нагнетая еще больший ужас. В таком случае, поду мал Пенделтон, будет логично, если следующая жертва… я.
Профессионализм взял верх. Он вытащил из стола отца пистолет, проверил, заряжен ли, прошел в свою комнату и взял второй. На этот раз Пенделтон более тщательно осмотрел дом, но искал он не отца, а чужака, проникшего в дом.
Зазвонил телефон. Надеясь, что это отец, Пенделтон рванулся к телефону. На том конце положили трубку.
Пенделтон напрягся. Ошиблись номером? Враг пытается узнать, дома ли он?
Пенделтон предположил худший вариант. Он быстро стянул с себя спортивный костюм и надел теплую шерстяную одежду. Наступили сумерки. Осторожно выйдя из дома, он добрался до крутого обрыва над берегом, откуда можно было увидеть любого, кто бы ни приблизился к дому.
Зажглись фонари. Пенделтон едва расслышал, как снова зазвонил телефон. Прозвучало только два звонка. Перед уходом из дома он включил автоответчик, который теперь предлагал звонившему оставить информацию. Несмотря на желание узнать, звонит ли это его отец или нет, Пенделтон не мог позволить себе рисковать и вернуться в дом. Как бы там ни было, он предвидел подобную ситуацию и прихватил с собой радиотелефон. Чтобы зуммер не выдал его присутствия на обрыве, Пенделтон отключил его. Теперь же он включил телефон и услышал конец просьбы оставить имя и номер телефона, однако, как и раньше, звонивший снова повесил трубку.
К дому подъехала полицейская машина, видимо, по поводу пожара магазине. Офицер постучал в дверь и попробовал открыть ее, но, уходя Пенделтон запер дом. Офицер обошел дом кругом и попробовал войти через заднюю дверь, после чего уехал. Больше к дому никто не приближался.
Отец исчез! Так же, как и другие отцы. Но Пенделтон был не просто из второго поколения. Он не был любителем. Сосулька отлично его выучил. Наступит день, и враг вернется, предупреждал отец.
И это действительно случилось. Они забрали его отца.
“Теперь очередь за мной!” — кричал про себя Пенделтон. Он отказался от работы, которую ему предлагали другие сыновья, потому что не хотел привлекать внимания к отцу. Но теперь это было неважно.
Я сделаю это! — думал он. Это не просто бизнес! Это личное дело!
Если завтра мой отец не вернется, вы, ублюдки, получите свое!
За Сосульку!
За меня!
Возвращение воина
1
Северная Биршиба, Израиль.
Услышав неожиданную стрельбу, Сол бросил лопату на землю, схватил автомат и выбрался из оросительной канавы. С самого рассвета под палящими лучами солнца, обливаясь потом, он работал в этом поле, расширяя дренажную систему, которую начал сооружать три года назад, когда они только сюда приехали. Его жена, Эрика, была тогда беременна, и они оба горели желанием укрыться от этого безумного мира, найти убежище, где они смогли бы забыть о своей бывшей профессии. Конечно, они понимали, что мир не отпустит их, но и иллюзии побега было достаточно. В заброшенной деревне, где даже арабо-израильский конфликт казался чем-то далеким, они построили дом для себя и своего малыша — Кристофера Элиота Бернштейна-Грисмана, — который родился вскоре после приезда.
Бернштейн — фамилия Эрики, Грисман — Сола. Кристофер — имя приемного брата Сола, ирландского католика, — они вместе воспитывались в сиротском приюте в Филадельфии, Элиот — их приемного отца, человека с грустными глазами, серым лицом и неизменной розой в лацкане черного пиджака. Он поддерживал Криса и Сола, был единственным человеком, который относился к ним с добротой, он же и завербовал их в разведслужбу в качестве наемных убийц. Но потом приемный отец повернулся против братьев; Крис был убит, а Сол убил Элиота.
Сол до сих пор ощущал горечь случившегося — раскаяние, горе, отвращение, — это и было главной причиной, подтолкнувшей его к бегству. Но из любви к сводному брату и — несмотря ни на что — к Элиоту, Сол назвал сына в честь двух самых важных людей в его жизни. Эрика поняла и согласилась с ним. Великодушная, удивительная Эрика. Грациозная, как олимпийский гимнаст, красивая, как фотомодель, — высокая, стройная, элегантная брюнетка с немного удлиненным лицом. Такая же опасная, как и он сам.
От звука очередей из автомата в животе стало горячо. Когда Сол бежал к деревне, его первой мыслью было — защитить сына. Второй — Эрика сама сможет защитить мальчика. Третьей — если с его семьей что-нибудь случится, он не успокоится, пока не отомстит убийцам.
Хотя с тех пор, как они приехали в Израиль, он ни разу не был в деле, старые инстинкты ожили. Кое-что, видимо, никогда не забывается. Сол перескочил через каменную стену и приблизился к границе деревни. Он на ходу посмотрел, не забился ли пылью огневой механизм и ствол автомата, и проверил магазин, хотя всегда держал его заряженным. Услышав крики, он пробежал немного по кругу и спрятался за грудой камней.
Выстрелы зазвучали громче, стреляли чаще. У крайних домов Сол увидел людей в арабском боевом снаряжении: заняв выгодную позицию, он и вели огонь по центру деревни. Женщины затаскивали детей в дома. Старик, шатаясь, сделал несколько шагов в сторону замершей от страха посреди улицы девочки, упал и покатился по земле, содрогаясь от выстрелов. Голова девочки разлетелась на части. Один из нападавших бросил в открытое окно дома гранату, посыпались обломки, повалил дым. Воздух разрезал женский крик.
Сучье племя! Сол прицелился из-за груды камней. Он насчитал шесть мишеней, но, судя по насыщенности стрельбы, понял, что с другой стороны деревни еще по крайней мере шесть арабов. Стрельба усилилась, в бой включились другие автоматы, но их очереди отличались по звуку от характерного треска “Калашникова”, которым пользовались нападавшие и Сол, предпочитавший, чтобы звук его оружия смешивался с очередями автоматов врагов Израиля. Да, у автоматов, присоединившихся к стрельбе, был звук, характерный для “М—16”, — оружия, подходящего для деревенек их подростков, которых Сол обучал стрельбе.
Один из нападавших упал, кровь растеклась по рубашке на спине. Пять оставшихся террористов направили огонь на сарай из рифленого железа, откуда велся ответный огонь. Стена сарая искривилась, испещренная автоматными очередями. “М—16” замолчал.
Но из разных домов другие “М—16” жаждали расплаты. Залитый кровью, упал еще один террорист. Сол плавно, смягчая отдачу, нажал на спусковой курок и изрешетил спину нападавшего. Нашел и поразил еще одну цель, на этот раз в голову, и выскочил из-за камней, стреляя на бегу.
Упал еще один враг. Попав в перекрестный огонь, другой араб глянул назад-вперед, подбежал к низкой каменной стене и изумленно замер, когда перед ним, стреляя наугад, возник лучший ученик Сола и разнес его лицо на куски. Кровяной туман покрыл все его тело.
Под прикрытием окопов и стен, которые они с учениками построили как оборонные позиции, Сол перебрался на противоположную сторону деревни. Боковым зрением он заметил, как разбегаются его ученики, услышал треск “М—16” и еще более густые очереди “Калашникова”. Вторая граната разорвалась рядом со зданием, которое было частично разрушено первой гранатой. На этот раз, когда стена рухнула, Сол не услышал женского крика. С удвоенной злостью он добежал полукруг и приблизился к группе нападавших. Он разрядил магазин, перезарядил автомат, разрядил новый, схватил автомат, который выронил убитый араб, разрядил его, подобрал “М—16”, который выронил, умирая, его второй лучший ученик, и отключил террориста, чья манера рукопашного боя уступала выучке убивать, полученной Солом двадцать лет назад. Он нанес удар ребром ладони одной рукой, затем второй, после чего грудная клетка противника врезалась в легкие и сердце.
