Скрипач - Жарчинская Инна (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
— Обещаю, — согласился дьявол. — Тем более что перед отпуском мне надо решить кое-какие проблемы. Я тебе не говорил, что у меня намечается отпуск, коротенький такой, длиной всего в одну человеческую жизнь?
Ник не придал его словам никакого значения, хотя в них, безусловно, присутствовал какой-то скрытый смысл. Какой у дьявола может быть отпуск? Смешно. Разве лишенное плоти существо может устать? И как он собирается отдыхать?
Наверное, надо было бы задать все эти вопросы своему «квартиранту», и тот вынужден был бы ответить на них честно, но, обрадованный тем, что он сможет хотя бы на короткое время избавиться от своего назойливого «подселенца», Ник не стал вдаваться в подробности. Свобода, пусть даже кратковременная, дорогого стоит.
— Не знаю, что из этого получится, но я буду стараться, — сказал скрипач, — надеюсь, что Мария меня простит. Мы ведь исковеркали ей жизнь, и было бы несправедливо не попытаться хоть что-то исправить.
— Тем более, — загадочно произнес дьявол, — что только она может тебя освободить от нашего с тобой договора…
Сердце скрипача учащенно забилось, в такое счастье он даже поверить не мог. Неужели есть какой-то способ разрушить старый договор и избавиться от дьявола раз и навсегда?! Неужели такое возможно?
— Конечно, — спокойно ответил дьявол, — возможно. Безвыходных ситуаций не бывает, мой друг. Но лично я тебе ничего не могу обещать.
Глава 27
Скрипач исчез из моей жизни.
Нет, он по-прежнему жил в соседней квартире, работал в «Империи» и каждый вечер играл на скрипке, но я его больше не видела. Ни разу с тех пор, как я прогнала Дьявола, я с ним не встречалась даже случайно. Приблизительно так же начиналась вся эта жуткая история несколько месяцев назад. Мы с ним жили параллельными жизнями, которые никак и нигде не пересекались.
Обгоревший дом наконец снесли и двор изменился, он стал светлее, словно вместе с этими почерневшими от дьявольского огня стенами из него ушли тревога, страх и сумрак. Иногда на то место, где он раньше стоял, приходила большая черная собака и долго, протяжно выла. И тогда в моей душе вновь рождался страх, который мне неимоверными усилиями удавалось подавить.
Позади осталась сессия, и теперь я чувствовала себя полностью свободной. Можно было подумать о поездке на море. Кошмар последних месяцев как-то незаметно расплавился под лучами июльского солнца. Но…
Каждое утро я находила за ручкой двери букет белых роз. Я знала, от кого эти цветы, и безжалостно выбрасывала их в мусорное ведро. То-то, наверное, удивляются местные бомжи, копошащиеся в баках с мусором, находя там абсолютно свежие цветы. И больше ничего, ни записок, ни писем, ни звонков, только букет белых роз.
В тот день, когда моя рука дрогнула и я, любуясь на белоснежные бутоны, еще покрытые каплями влаги, вместо того, чтобы их выбросить, поставила букет в вазу, я поняла, что моя обида на Ника прошла. Как же мне сразу стало легко, как будто прорвался какой-то долго зревший нарыв. С момента нашей последней встречи прошло не так уж много времени, но мне казалось, что целая вечность.
С удивлением я вдруг поняла, что хочу его видеть, хотя еще накануне даже подумать о таком не могла.
От одной мысли, что я могу остаться с ним наедине, к горлу подкатывал ком, а сердце начинало в груди отплясывать чечетку. Я улыбнулась и набрала его номер. Услышав знакомый, слегка хрипловатый голос, я, даже не поздоровавшись, спросила:
— Это ты мне каждое утро розы на дверях оставляешь?
— Наверное, — я почувствовала, что он облегченно улыбнулся. — А ты против?
— Ну, почему же, — спокойно ответила я, — но мог бы и в руки отдать.
Последовало напряженное молчание, а потом он тихо сказал:
— А разве ты мне откроешь дверь?
— Я воспитанная девушка, — рассмеялась я, — не стану держать человека перед закрытой дверью. Впущу, конечно. Вот только…
Он ждал, когда я продолжу, а я тянула паузу столько, сколько могла.
— Что? — не выдержал он. — Что ты хотела сказать?
— Твой «квартирант» обещает вести себя прилично?
— А его нет, — ответил Ник таким счастливым голосом, что я ему поверила.
— Как?! Он оставил тебя в покое? С чего бы вдруг такой гуманизм у дьявола? Честно говоря, мне в это трудно поверить.
— Его поступки сложно понять, — словно оправдываясь, сказал Ник. — Знаю только, что во всех его поступках присутствует логика, но не человеческая, а дьявольская, нам недоступная. Так я могу к тебе зайти или лучше не рисковать?
И только тогда я почувствовала, как мне его не хватало все это время. У меня от волнения даже вспотели ладони и сел голос. Я почти прошептала в ответ:
— Конечно, какие могут быть вопросы. Хотя…
Я услышала, как он замер в напряженном ожидании, и поспешила его успокоить:
— У тебя есть что-нибудь вкусненькое или этим у вас заведовал твой друг?
Он облегченно рассмеялся.
— Ну, если ты о сладком, то сладкоежка — я. Заходи, я как раз только что из кондитерской.
Вот так просто решилась эта проблема. Как будто ничего и не было. Нас отбросило на несколько месяцев назад, когда еще эти безумные сатанисты казались мне выдумкой Раисы Петровны, а полнолуние — всего лишь одной из фаз луны.
Мы пили душистый чай с пирожными и болтали о разной ерунде. Ни он, ни я не решались заговорить о том, что нас действительно волновало. Не хотелось возвращаться к той страшной ночи в заброшенном доме. Каждый раз, когда я вспоминала то, что тогда произошло, мне хотелось умереть. Мир менялся прямо на глазах, и вот уже солнце светило не так ярко, а к запаху свежей зелени примешивалась вонь из мусорных баков. Нам необходимо было все выяснить, но язык не поворачивался начать этот разговор.
В конце концов Ник не выдержал. Он отодвинул чашку и не мигая, глядя мне в глаза, сказал:
— Я знаю, что виноват перед тобой. Ты имеешь полное право меня ненавидеть, но я хочу, чтобы ты знала…
Я насторожилась, мне показалось, что то, что он скажет, многое может изменить в наших отношениях: или окончательно поставить в них точку, или дать им какой-то новый импульс.
— Тогда я тебя не обманывал, дьявола действительно во мне не было, и я не думал, что он может появиться в самое неподходящее время. Он был где-то рядом, но я его не почувствовал. А потом, когда он вернулся, — я заметила, как нервно подрагивают его длинные пальцы, и решила не перебивать, — я уже сам не захотел все прерывать. Черт, Маша, понимаю, что ты никогда мне этого не простишь, но хотя бы попытайся понять…
После этих слов все изменилось. Уже и чай не так благоухал, и пирожные горчили, и неожиданно я почувствовала в воздухе запах гари, от которого долго не могла избавиться после того жуткого пожара.
— Я могу тебя понять, — тихо, преодолевая внутреннее сопротивление, сказала я, — но и ты тоже пойми меня. Ник, такое не забывается. Это было настолько ужасно, что иногда я просыпаюсь среди ночи, когда мне снится весь этот кошмар.
— Я понимаю, — он опустил голову, и вид у него был такой виноватый, что мне стало его жаль. — Такое, наверное, невозможно простить. Зря я надеялся, что в наших отношениях что-то можно изменить…
Он поднялся, вышел в соседнюю комнату и вернулся со скрипкой, той самой. Я приготовилась слушать. Сегодня дьявола не было, и его концерт не должен быть опасным.
Он грустно мне улыбнулся, взмахнул смычком — и полилась музыка, спокойная и величавая. Я заслушалась и забыла обо всем.
— Что это было? — спросила я.
— Это соната «Наполеон» Паганини для одной струны. Ее он написал для Элизы Бачокки, сестры Наполеона, с которой у него был роман.
— Ты играл на одной струне?! — удивилась я. — Удивительно. Никогда не перестану удивляться возможностям этого инструмента. Подумать только, всего одна струна, но насколько по-разному она звучит!
Мой восторг был искренним, я не собиралась ему льстить, и он это почувствовал. Музыка расчистила те темные, грязные завалы в моей душе, которые остались после рокового полнолуния. Дышать стало легче, и Ник перестал казаться мне подонком. Я смогла его понять. Он действительно хотел как лучше, но не рассчитал свои силы. Было бы странно, если бы великий искуситель проиграл в этой схватке.
