Частное расследование - Келлерман Джонатан (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Я взглянул на Робин. Она покачала головой. Мы поднялись и ушли. На этот раз она позволила мне открыть перед ней дверцу. Оказавшись внутри, она тут же придвинулась к ней вплотную и осталась в этом положении.
Мы поехали. Я дотронулся до ее руки. Она несколько раз сжала мою и отпустила.
— Тебе хочется спать? — спросил я.
— Нет, ни капельки.
— Все хорошо?
— Угу.
— Тогда... Куда поедем?
— Ты не против, если мы просто покатаемся немного?
— Ни капельки.
Мы ехали по Фонтэн в западном направлении. Повернув направо на Ла-Сьенегу, я пересек Сансет и углубился в Голливудские холмы, постепенно поднимаясь все выше и выше, пока не оказался в лабиринте узких, извилистых улиц, носящих названия птиц. Район фешенебельных резиденций.
Робин все так же жалась к дверце, словно была случайной попутчицей, голосовавшей на дороге. Сидела отвернувшись, с закрытыми глазами и не разговаривала. Она скрестила ноги и положила одну руку на живот, как будто он у нее болел.
Через несколько мгновений она вернула голову в прежнее положение и выпрямила ноги. Хоть она и не призналась, что устала, я подумал, не заснула ли она. Но когда я включил приемник и поймал ночную программу джазовой музыки, она сказала:
— Хорошая музыка.
Я вел машину дальше, не имея ни малейшего представления о том, куда еду, потом каким-то образом оказался на каньоне Колдуотер, по этой дороге доехал до Малхолланд-драйв и свернул налево.
Небольшой отрезок дороги пришелся на лес, который вскоре поредел, и показались отвесные утесы, вздымающиеся над светящейся сеткой долины Сан-Фернандо. Пятьдесят квадратных миль огней и движения зазывно подмигивали нам сквозь ночную дымку и верхушки деревьев.
Яркие огни псевдогорода.
Здесь наверху меня охватило странное ощущение вернувшейся юности. Малхолланд представлял собой главную, самую важную парковочную площадку, освещенную голливудской традицией. Сколько было здесь снято любовных сцен? Сколько слезодавильных фильмов?
Я снизил скорость, любуясь видом, но сохраняя при этом бдительность на случай появления каких-нибудь любителей гонки за лидером или других помех. Робин открыла глаза.
— Давай остановимся где-нибудь.
Первые несколько поворотов оказались занятыми — нас опередили другие машины. Наконец я нашел местечко под эвкалиптами в нескольких километрах от развилки Колдуотер, припарковался и выключил фары. Недалеко от Беверли-Глен. Быстрый спуск к югу — и мы дома, по крайней мере я.
Она все еще прижималась к дверце, смотря на долину.
— Хорошо здесь, — сказал я, ставя машину на ручной тормоз и потягиваясь.
Она улыбнулась.
— Как на видовых почтовых открытках.
— Мне хорошо с тобой. — Я снова взял ее за руку. На этот раз никакого ответного пожатия. Рука была теплая, но инертная.
— Ну, как дела у твоей подруги в Техасе?
— Отцу внезапно стало хуже. Он в больнице.
— Мне очень жаль это слышать.
Она опустила стекло со своей стороны. Высунула голову наружу.
— С тобой все в порядке?
— Наверно. — Она втянула голову внутрь. — Почему ты мне позвонил, Алекс?
— Мне было одиноко, — ответил я, не подумав. И мне не понравилось, как жалобно это прозвучало. Но у нее от моих слов, похоже, поднялось настроение. Она взяла мою руку и стала перебирать пальцы.
— Мне бы тоже неплохо иметь друга.
— У тебя он есть.
— Все было не так гладко. Мне не хочется плакаться тебе в жилетку — знаю, что имею склонность к нытью, и борюсь с ней.
— Я никогда не считал тебя нытиком.
Она улыбнулась.
— Что в этом смешного?
— Деннис. Он всегда жаловался, что я ною.
— Да пошли ты его куда подальше!
— Он не просто так ушел. Я его выгнала.
Я промолчал.
— Получилось так, что я забеременела и сделала аборт. Мне потребовалась целая неделя, чтобы решиться на это. Когда я сказала об этом ему, он согласился с ходу. Предложил оплатить операцию. Это-то меня и разозлило — что у него не было ни раздумий, ни колебаний. Что для него все было настолько просто. Вот я и прогнала его.
Она вдруг выскочила из машины, обошла ее кругом и остановилась у решетки радиатора. Я тоже вышел и присоединился к ней. На земле лежал толстый слой опавших с эвкалипта листьев. Воздух пах микстурой от кашля. Проехала пара машин, потом все стихло, потом опять мимо поплыл целый парад фар.
Наконец все стихло окончательно.
— Когда я узнала, что беременна, у меня возникло странное ощущение. Досада на себя за неосторожность. Радость, что оказалась способной на это — биологически. И страх.
Я молча слушал, обуреваемый собственными чувствами. Меня охватил гнев — за все те годы, что мы были вместе. Мы были так осторожны — ради чего? Как грустно...
— Ты ненавидишь меня, — сказала она.
— И не думаю даже.
— Я тебя не осуждаю, ты имеешь все основания.
— Робин, такое случается.
— С другими людьми.
Она подошла к краю обрыва. Я обхватил ее обеими руками за талию. Ощутил сопротивление и убрал руки.
— Сама процедура была пустяковой. Моя гинекологиня проделала ее в два счета, прямо в кабинете. Сказала, что мы удачно захватили это— на ранней стадии, словно речь шла о какой-то болезни. Вакуумный насос и квитанция для страховки, как за обычную консультацию. Потом у меня были колики, но ничего ужасного. Обычный болевой синдром. Пара дней на тайленоле, и все.
Она говорила лишенным всякого выражения голосом, от которого мне было не по себе.
Я сказал:
— Главное, с тобой все обошлось.
Было такое ощущение, будто я читаю со сценарного листа Мелодрама на Горе Влюбленных. Следите за нашими анонсами...
— Потом, — продолжала она, — у меня началась паранойя. Что, если насос натворил бед, и я никогда больше не смогу забеременеть? Что, если Бог наказал меня за убийство того, что жило у меня внутри?
Она сделала несколько шагов в сторону.
— Все говорят об этом так отвлеченно. Паранойя длилась целый месяц. У меня появилась сыпь, я убедила себя, что обязательно заболею раком. Доктор сказала, что со мной все в порядке, и я поверила ей, и несколько дней чувствовала себя хорошо. Потом все чувства вернулись. Я боролась с ними и победила. Убедила себя, что надо жить дальше. Потом я еще целый месяц проревела. Все думала, что могло бы быть, если бы... Наконец прекратилось и это. Но какой-то отзвук той печали остался и все еще витает вокруг. Временами, когда я улыбаюсь, то чувствую, будто на самом деле плачу. А здесь у меня словно дыра. — Она ткнула пальцем в живот. — Вот тут, на этом месте.
Я взял ее за плечи и, преодолевая сопротивление, повернул к себе. Прижал лицом к пиджаку.
— Нет, надо же, черт побери, чтобы с ним! —пробормотала она в пиджак. Потом отстранилась и заставила себя посмотреть мне в глаза. — Он был как еда на скорую руку — чтобы не сосало под ложечкой. Есть что-то непристойное в том, что это случилось у меня с ним, правда? Что-то вроде одного из тех ужасных анекдотов, которые мы сегодня слышали.
Ее глаза были сухи. А мои начало щипать.
— Иногда, Алекс, я и сейчас не сплю по ночам. Задаю себе вопросы и ищу ответы. Похоже, я обреченана это занятие.
Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Мимо с шумом пронеслась еще одна кавалькада машин.
— Вот свидание так свидание,а? Сплошное нытье и скулеж.
— Прекрати. Я рад, что ты мне это рассказала.
— Правда?
— Да, я... да, правда.
— Если ты ненавидишь меня, я это пойму.
— Почему я должен тебя ненавидеть?— Я вдруг разозлился. — У меняне было никаких прав на тебя. Случившееся не имело ко мне никакогоотношения.
— Верно, — согласилась она.
Я отпустил ее плечи и уронил руки.
— Мне надо было держать язык за зубами, — сказала она.
— Нет, — возразил я. — Все в порядке... Хотя нет. В этот момент — нет. Я чувствую себя мерзко. В основном из-за того, что пришлось пережить тебе.
