Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт (версия книг .TXT) 📗
У Эдриена закружилась голова, и его вырвало. Он шагнул влево. Свет фонарика выхватил из тьмы дверной проем, он бросился туда, спеша вдохнуть свежего воздуха.
Он оказался в кабинете Савароне Фонтини-Кристи, человека, которого никогда не видел, но которого ненавидел теперь со всей силой ненависти, на которую был способен. Дед, открывший счет убийствам и ненависти, которые, в свою очередь, привели к новым убийствам и новой ненависти.
Из-за чего? Зачем?
– Будь ты проклят! – закричал он, схватил стул с высокой спинкой и разбил его об пол. И, вдруг замолчав и мгновенно осознав, что делать, Эдриен направил луч фонарика на стену позади письменного стола. Он вспомнил: «…справа, под картиной, изображающей Мадонну…»
Рама была на месте, а стекло выбито.
Картина исчезла.
Трепеща, он рухнул на колени. Слезы наполнили его глаза, и он безутешно зарыдал.
– О Боже! – прошептал он, испытывая невыносимую боль. – О брат мой!
Часть III
Глава 29
Эндрю остановил «Лендровер» на обочине альпийского шоссе и налил в пластиковый стаканчик дымящийся кофе из термоса. Он прокатился с ветерком: судя по карте, до городка Шамполюк оставалось каких-нибудь десять миль. Было утро: солнце поднималось из-за окружающих шоссе горных вершин. Надо немного передохнуть, а потом он поедет в Шамполюк и приобретет необходимое снаряжение.
Эдриен отстал безнадежно. Теперь можно немного сбавить обороты и спокойно обдумать дальнейшие действия. К тому же брата ждали обстоятельства, которые окончательно выбьют его из колеи. Эдриен обнаружит в Кампо-ди-Фьори два трупа и запаникует, растеряется. Брат не привык встречаться с насильственной смертью: это слишком далеко выходит за рамки привычной ему жизни. Солдат – дело другое. Физическая схватка – тем более кровопролитие – лишь обостряет его чувства, наполняет восхитительным ощущением восторга. Энергия клокотала в нем, он был уверен в своих силах и расчетливо и трезво обдумывал каждый шаг.
Ларец, можно считать, уже у него в руках. Теперь надо сосредоточиться. Изучить каждое слово, каждый намек. Он достал ксерокопию отцовских воспоминаний и стал читать.
«…В городке Шамполюк жила семья Гольдони. Судя по последним переписям жителей, они не покидали Церматта. Нынешний глава семейства – Альфредо Гольдони. Он живет в доме своего отца – там же обитал и его дед – на небольшом участке земли у подножия гор на западной окраине городка. Многие десятилетия Гольдони были самыми опытными проводниками в Альпах. Савароне часто нанимал их, к тому же они были его „северными друзьями“ – так отец называл людей, живущих на земле, отличая их от городских торговцев. Первым он доверял гораздо больше, чем вторым. Очень вероятно, что он оставил какую-то информацию отцу Альфредо Гольдони. На случай своей смерти тот должен был позаботиться, чтобы эта информация перешла к его старшему ребенку – сыну или дочери, – как того требуют итало-швейцарские обычаи. Поэтому, если окажется, что Альфредо не старший ребенок, ищите сестру.
К северу, глубже в горы, – между вырубками вдоль железнодорожного полотна, которые называются «Krahen Ausbeick» и «Greier Gipfel», если не ошибаюсь, – находится небольшой пансионат, хозяин которого – из семьи Капомонти. Судя по церматтской адресной книге (я не стал интересоваться непосредственно в Шамполюке, чтобы не вызвать подозрений), этот пансионат также еще функционирует. Насколько могу судить, они даже расширили свое дело. В настоящее время им управляет Нейтэн Лефрак, который стал наследником, женившись на представительнице рода Капомонти. Я помню этого человека. Конечно, в то время это был не взрослый мужчина, поскольку он на год-два младше меня. Он сын купца, торговавшего с Капомонти. Мы были друзьями. Я точно помню, что в семье Капомонти его любили и надеялись, что он женится на одной из дочерей Капомонти. Видимо, так и произошло.
В детстве и в юности, отправляясь в Шамполюк, мы всегда останавливались в пансионате Капомонти «Локандо». Я очень хорошо помню теплый прием, смех, пылающие камины и уют. Это была простая семья – в высшей степени открытые и искренние люди. Савароне они очень нравились. Если бы он решил доверить кому-то тайну в Шамполюке, то лишь старику Капомонти – он был надежен как скала».
Эндрю отложил листки и взял карту. Он снова проследил линию Церматтской железнодорожной ветки и снова забеспокоился. Из всех вырубок, которые назвал отец, осталось только четыре, но в названиях ни одной из них не упоминался ястреб.
Картина, висевшая в кабинете в Кампо-ди-Фьори, оказалась не совсем такой, какой ее запомнил отец. Там не было птиц, выпорхнувших из кустов. Там были охотники на поросшем высокой травой лугу, их взгляды и ружья были устремлены вперед, а высоко в небе лениво парили ястребы: иронический комментарий художника к неудачной охоте.
Отец говорил, что вырубки назывались «Пик орла», «Воронья сторожка» и «Гнездо кондора». Должна быть еще одна вырубка, в названии которой фигурирует «ястреб». Но если она когда-то и существовала, то теперь исчезла. Прошло полвека, и несколько заброшенных вырубок вдоль железнодорожного полотна в Альпах, конечно же, давно уже никого не интересуют. Кто, в самом деле, может вспомнить, где на такой-то улице тридцать лет назад была остановка трамвая, если и рельсы давно уже заасфальтированы! Он отложил карту и снова взялся за ксерокопию. Ключ скрыт где-то здесь, в этом тексте…
«…Мы остановились в центре городка, чтобы то ли пообедать, то ли попить чаю – забыл. Савароне вышел из кафе и отправился на почту проверить, нет ли для него телеграммы, – это я точно помню. Он вернулся очень расстроенный, и я даже испугался, что наше путешествие в горы не состоится. Однако, пока мы сидели в кафе, посыльный принес отцу какое-то сообщение, которое его весьма обрадовало. Больше о возвращении в Кампо-ди-Фьори он уже не говорил. Ужасный для семнадцатилетнего мальчишки миг разочарования счастливо миновал. Из кафе мы зашли в магазинчик. У его хозяина было немецкое по звучанию имя, не итальянское и не французское. Мой отец обыкновенно покупал у него провизию и снаряжение, потому что жалел его. Хозяин был еврей, а для Савароне, который резко осуждал погромы в царской России и лично был знаком с Ротшильдами, доброе отношение к представителям гонимой нации было естественным. Я смутно припоминаю малоприятный эпизод в магазине в тот день. Я уже и не помню, что именно произошло, но что-то серьезное, что вызвало у отца тихий, но решительный гнев. Гнев и печаль, если мне не изменяет память. Мне сейчас мерещится, что тогда он утаил от семнадцатилетнего мальчика подробности происшествия, но после стольких лет, возможно, это мне только кажется.
Мы покинули магазин и отправились к дому Гольдони в конной повозке. Помню, как я рассматривал свой новенький рюкзак с канатами, альпенштоком, лопаткой и крюками. Я ужасно гордился этим снаряжением, потому что в моих глазах оно символизировало мое превращение в мужчину. Опять-таки мне смутно кажется, что, пока мы находились у Гольдони, в доме стояла какая-то печальная атмосфера. Не могу сказать, почему даже после стольких лет это ощущение не покидает меня, но я соотношу его с тем фактом, что мне никак не удавалось привлечь внимание мужчин в доме Гольдони к моему рюкзаку. И отец, и дядья, и, конечно же, взрослые сыновья, похоже, были заняты чем-то другим. Было условлено, что один из сыновей Гольдони на следующее утро поведет нас в горы. Мы пробыли у них еще несколько часов, а потом продолжили путь в повозке до «Локандо» Капомонти. Помню, что, когда мы отправились в путь, уже стемнело, а поскольку дело было летом, то, значит, было уже половина восьмого или восемь».
«Итак, таковы факты, – думал Эндрю. – Мужчина с сыном приезжают в городок, обедают, покупают кое-что в лавке у еврея, которого недолюбливают в округе, потом нанимают проводников, а избалованный подросток обижен тем, что взрослые не уделили должного внимания его новенькому альпинистскому снаряжению. Вся информация сводится к одному имени – Гольдони».
