Человек наизнанку - Варгас Фред (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
За пятнадцать минут до полуночи опять показали выпуск новостей: овцы, фермер, снова овцы, площадь в деревне. Адамберг наклонился к экрану. Да, вполне вероятно, это была она, его Камилла, с которой он ничего не мог поделать, о которой постоянно думал. С таким же успехом это могла быть любая другая из миллиона похожих девушек. Он больше ничего не разобрал. За исключением рослого светловолосого парня рядом с ней: такие, как он, созданы для приключений – сильные, ловкие, обаятельные. Когда подобный тип кладет руку на плечо женщины, то кажется, будто ему подчиняется весь мир. А рука того типа в кадре как раз лежала на плече девушки в сапогах.
Адамберг снова опустился в кресло. Он не принадлежал к числу тех, кто создан для приключений. Он был невысок ростом и уже не молод. И волосы у него были вовсе не светлые. И он не считал, что ему должен подчиняться весь мир. В общем, все у него было не так, как у того блондина. Они во всем противоположны. И какой же вывод из этого можно сделать? А такой, что все эти годы Камилла любила высоких светловолосых парней, совершенно ему незнакомых. За эти годы у него сменилось множество женщин, притом совершенно разных, однако все они, надо отметить, отличались одним неоспоримым преимуществом перед Камиллой: они не носили такие дурацкие кожаные сапоги и предпочитали нормальную дамскую обувь.
Ну что ж, у тебя своя жизнь, у меня своя. Адамберга беспокоило не то, что рядом с Камиллой этот молодой блондин, а то, что она обосновалась в Сен-Викторе. Он всегда представлял себе Камиллу в движении, в пути – она то в одном городе, то в другом, она шагает по дорогам, закинув за спину рюкзак, набитый нотами и слесарными инструментами, и нигде надолго не останавливается, не обрастает хозяйством, никому не желает подчиняться. Адамберг расстроился, увидев ее среди жителей этой деревни. Значит, все возможно. Например, у нее там свой дом, свои стулья, чашки, – почему бы нет, разве у нее не может быть чашек? – умывальник, кровать, а в кровати этот тип с его постоянством, с его земной любовью, ровной и надежной, как солидный деревенский стол – простой, крепкий, промытый до идеальной чистоты. Камилла – на одном месте, привязанная к этому типу, спокойная и всем довольная. Значит, у них по меньшей мере две чашки. Следовательно, есть еще и тарелки, и приборы, и кастрюли, и настольная лампа, и, наверное, что совсем уж плохо, – ковер. Да, две чашки, большие, простые, удобные, отмытые до идеальной чистоты.
Адамберг почувствовал, что засыпает. Он поднялся, выключил телевизор, потом свет и пошел в ванную. Две простые, чистые чашки, а в них кофе, простой… Правильно, но если все именно так, то почему на ней эти кожаные сапоги? В этой истории нет места сапогам. Зачем ей сапоги, если она ходит только от кровати к столу и от стола к пианино? А от пианино снова к кровати? Где ее ждет этот тип, отмытый до идеальной чистоты?
Адамберг выключил воду, взял полотенце. Пока на ней сапоги, у него еще есть надежда. Вытер волосы, взглянул в зеркало. С ним такое порой случалось: он иногда думал об этой девушке. Просто так, без особой цели, ему это нравилось. Это как выйти из дому, куда-то пойти, что-то увидеть и узнать; как установить декорации всего лишь на один спектакль. Спектакль называется «Женщина в пути». Адамберг совладал со своими мыслями и направил их в привычное русло: Камилла была снова в пути. Сегодня вечером спектакль под названием «Женщина, живущая в Сен-Викторе со светловолосым парнем» ему совсем не понравился. Он, наверное, даже не смог бы заснуть, воображая, что она рядом, как обычно делал, когда у него в постели не было женщины. Когда реальная жизнь замедляла бег, Камилла служила ему воображаемой женщиной. А теперь мешал тот блондин, он причинял неудобства.
Вытянувшись на кровати, Адамберг закрыл глаза. Камилле нечего делать у платана в Сен-Викторе, значит, это была не она. Наверное, ту девушку на экране зовут Мелани. Значит, если следовать логике, у того типа, созданного для приключений, нет ни малейшего права портить ему жизнь.
VII
С самого рассвета люди стали собираться маленькими группами на площади Сен-Виктора. Накануне вечером Лоуренс поехал в горы, времени у него оставалось мало. Нужно было помочь волкам, закончить наблюдение за перемещениями стаи, осмотреть прилегающую местность, чтобы пресечь любые попытки без разрешения вторгнуться на территорию заповедника. В принципе, облаву устраивали только в окрестностях Сен-Виктора. В принципе, охотникам не следовало появляться в Меркантуре. В принципе, целью облавы было животное, либо пропавшее из виду минувшей зимой, либо недавно мигрировавшее сюда из Абруццких гор. В принципе, никто не собирался трогать волков из стаи, обитающей в заповеднике. Пока что. Глядя на этих молчаливых людей, на их напряженные лица и прищуренные глаза, можно было не сомневаться: это война. Держа старые ружья наперевес или повесив их на плечо, мужчины с воинственным видом прохаживались по площади вокруг фонтана. Ждали указаний: предстояло разбиться на группы, чтобы потом одновременно выступить из Сен-Мартена, Пюижирона, Торая, Боваля и Пьерфора. По последним сведениям, люди из Сен-Виктора должны были присоединиться к жителям Сен-Мартена.
Началась война.
Девять с половиной миллионов голов овец. Четыре десятка волков.
Камилла, найдя убежище за столиком кафе, через стекло следила за воинственными приготовлениями, вглядывалась в решительные лица, наблюдала, как мужчины приветствуют друг друга, демонстрируя солидарность. Вокруг них носились и оглушительно лаяли собаки. На призыв участвовать в облаве не откликнулись только Полуночник да Солиман. Самый почтенный и уважаемый пастух в округе не присоединился к охоте: то ли таков был приказ Сюзанны, то ли он сам так решил. Камиллу это не удивило. Полуночник относился к той породе людей, которые все счеты сводят сами. А вот мясник, наоборот, переходил от одной группы к другой, не в силах стоять на месте. Мясо, вечно мясо. Камилла узнала также Жермена, Турнера, Фроссе, Лефевра, остальные ей показались незнакомыми.
Люси, сидя за кассой, тоже наблюдала за охотниками.
– А этот как на прогулку собрался, – процедила она сквозь зубы.
– Кто? – спросила Камилла, подойдя к Люси и усевшись с ней рядом.
Люси махнула тряпкой в сторону окна:
– Массар, парень, что работает на скотобойне.
– Вон тот, толстяк в синей куртке?
– Нет, другой, за ним. С таким лицом, как будто ему налили, а пить не дают.
Камилла видела Массара впервые. Говорили, что он редко покидает свое жилище. Он работал на бойнях в Дине, жил уединенно в своем домике на вершине горы Ванс, а еду привозил себе из города. Поэтому его редко видели и не особенно старались с ним сблизиться. Его называли странным, Камилле он представлялся скорее нелюдимым, но в деревне это было почти одно и то же. Однако он и вправду был немного странным, пожалуй, каким-то нескладным. Крупный, кривоногий, с коротким массивным туловищем и длинными, безвольно висящими руками, он все время ходил, плотно надвинув на голову кепку, из-под которой, прикрывая низкий лоб, свисала прядь темных волос. Здесь, в горах, все жители были смуглыми, загорелыми, а кожа Массара сияла молочной белизной, словно у кюре, никогда не покидающего церковные стены. Парень стоял в сторонке, опустив ружье стволом вниз и неуклюже прислонившись к белому грузовичку. Он держал на поводке огромную пятнистую собаку.
– Он никогда не выходит из дому? – поинтересовалась Камилла.
– Только когда едет на бойню. Все остальное время торчит у себя наверху, как затворник, и чем он там занимается, бог его знает.
– А чем?
– Бог его знает, – задумчиво повторила Люси. – Женщины у него нет. И не было никогда.
Люси медленно протерла тряпкой стекло, словно что-то обдумывая и подбирая слова.
– У него, наверное, не получается, – сказала она, понизив голос. – Похоже на то, что он вообще не может.
