Дело Томмазо Кампанелла - Соколов Глеб Станиславович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

– Ха!.. – громко, на всю шашлычную, вскричал Совиньи. – Он, видите ли, не торопится! Я его зову, а он – не торопится. Безобразие! Какая наглость! Какая грубость! Какое свинство! Какое неуважение к посетителям! Ты, мальчишка, наверное, из какой-нибудь деревни в Москву приехал, – громогласно заявил Совиньи. – От такого неуважения меня просто начинают распирать всякие эмоции. Я просто сам не свой. Какой-то вихрь меня начинает охватывать. Такой вихрь, который может закрутить меня и не оставить в покое в течение всей предстоящей ночи. Ну и ночка предстоит! – продолжал Совиньи.

Слушая все это, мальчишка-официант кривился, косился на Совиньи, но ничего не отвечал и к столику Совиньи стремглав тоже не бежал.

Совиньи вдруг стих, отвернулся от той стороны, где стоял мальчишка-официант и, пододвинув к себе креманку с растаявшим мороженым, принялся ковырять в нем ложечкой. Потом, через некоторое время, когда мальчишка-официант уже принял заказ у торговцев с Лефортовского рынка и, направляясь в сторону двери, что вела в подсобное помещение шашлычной, проходил мимо столика Совиньи, тот, словно в который раз очнувшись, махнул мальчишке рукой и сказал:

– Извините, пожалуйста, можно вас на секундочку, – именно так, на «вы», вежливо, с некоторой подчеркнутой мягкостью в голосе.

Мальчишка-официант, естественно, не мог не подойти к нему.

– Ну вот, все готово! Что же вы не едите?! – сказал Совиньи, обводя руками кушанья, расставленные на столе.

Мальчишка сделал круглые глаза:

– Это – вам… Это ваши кушанья!

Неожиданно вежливое обхождение Совиньи и это странное предложение очень сильно сбили мальчишку-официанта с толку.

– Ешь, ешь! Я тебе говорю – ешь! Садись и ешь, – настаивал Совиньи. Лицо его при этом было совершенно серьезно и выражало крайнюю озабоченность чем-то.

Видимо тем, что мальчишка-официант отказывался принимать угощение:

– Да нет, спасибо. Я же работаю. Я же вас обслуживаю.

– Ты меня обслуживаешь?! Не-ет!.. Ты меня не обслуживаешь, ты себя обслуживаешь, – произнес Совиньи саркастическим тоном. – Разве это обслуживание? Разве это сервис? Это все повторение пройденного советского времени. Только тогда в сфере обслуживания могли так изощренно издеваться над человеком. Только тогда могли так унизить человека во время одной из самых священных процедур, какие вообще только и могут быть в жизни. Ведь еда – это священная для каждого человека процедура. Недаром древние относились к еде как к молитве. Да, ты очень ловко научился издеваться над людьми, мальчишка. Ты мастер медленного и мучительного вытягивания жил.

Мальчишка-официант принялся озираться по залу, видимо, ища поддержки то ли у хозяина шашлычной – кривого азербайджанца, – то ли у своих товарищей-официантов. Но, как назло, никого рядом не оказалось.

А Совиньи продолжал:

– Господи, за что же он устроил мне такой вечер?! Меня он обслуживает! Он-то как раз посетителей-то и не обслуживает! Он себя обслуживает.

– Перестань кривляться! – закричали люди, сидевшие за одним из столиков в зале. – Прекрати кривляться! Надоело твою болтовню поганую слушать. Еще будешь кривляться – смотри. Не пожалеем времени и все вместе голову тебе тупым ножом отпилим. И хозяин тебя уже не спасет!

– Кривляться так кривляться! – совершенно не испугался угрозы Совиньи. Кажется, она только раззадорила его еще больше. – А что?! В кривляний есть свой тайный смысл, и вовсе это и не кривляние. А просто намеренное нарушение здравого смысла с целью… Ненавижу здравый смысл! От него самый большой вред! Без здравого смысла и душе легче.

И вновь, переключившись на мальчишку официанта, Совиньи произнес:

– На!.. Ешь! Ешь, я тебе говорю!

– Да нет, спасибо. Я же работаю. Я же вас обслуживаю, – жалобно отнекивался тот, глазами ища в зале поддержку. Но к его несчастью большинство народа в шашлычной было уже слишком пьяно, чтобы вообще чем-то вокруг интересоваться. Даже те, кто только что прикрикнул на Совиньи, вновь потеряли к нему интерес.

А Совиньи между тем продолжал настаивать, хотя и достаточно тихим голосом:

– Нет, я тебе говорю ешь!

– Да нет… Перестаньте вы!

– Слушай, ну что, пойдем сейчас ко мне, здесь неподалеку, в гостиницу Лефортовского рынка? Там ты все съешь.

– Да нет, я не могу никуда с вами идти! – проговорил мальчишка-официант.

– Ты знаешь, кто я такой? Я – сын одного очень известного человека. Ты просто должен со мной выпить. Знакомство со мной тебе очень пригодится в будущем.

– Да я не пью! – на глазах у мальчишки появились слезы.

Но Совиньи это еще больше раззадорило:

– Как это ты не пьешь?! Ну-ка неси вина!..

– Нет, что-то я не понял, вы серьезно?! Вам вина принести?..

– Ты что, глухой? Принеси вина!

Мальчишка-официант, обрадовавшись поводу поскорее улизнуть от ужасного посетителя, сбегал и принес вина.

– Пей! – велел Совиньи, едва тот поставил открытую бутылку к нему на столик. И для убедительности Совиньи налил вино в стакан и, взяв стакан в руку, протянул его мальчишке.

– Я не буду! – вновь категорически отказался тот.

Как назло хозяин шашлычной, кривой азербайджанец, в этот момент был чем-то занят на кухне и не мог прийти мальчишке на помощь.

– Тогда зачем ты принес? Я-то не пью. Ты за эту бутылку мне счета не приноси. Я платить не буду! Я думал, ты будешь пить… – проговорил Совиньи и отвернулся от мальчишки-официанта, всем своим видом показывая, что ему не о чем с ним больше разговаривать.

Тот, однако, не стал из за этого переживать сильнее, чем прежде, а быстро куда-то убежал. Пришел человек, но не хозяин шашлычной, а, скорее всего, его сын, и спросил:

– Послушайте, вы что, отказываетесь платить?

– Нет, с чего вы взяли? Я заплачу, – как ни в чем не бывало ответил Совиньи.

– Но вы же не пьете! – не успокоился сын хозяина шашлычной.

– Ну и что? – все так же, как ни в чем не бывало ответил Совиньи вопросом на вопрос.

– Ну как это – что? Берете бутылку и не пьете. Зачем вы ее взяли? – сыну хозяина Совиньи явно не нравился, и он явно искал повода выпроводить его со скандалом за дверь.

– Ну просто… – проговорив это, Совиньи вновь отвернулся и принялся со скучающим видом рассматривать посетителей шашлычной.

– Как это просто?! – еще больше раздражался сын хозяина.

– Послушайте, вам-то какое дело? Я заказываю бутылку. Я за нее плачу. А что я с ней буду делать – это уже мое дело, – холодно проговорил Совиньи не поворачивая головы в сторону собеседника.

– Вам что, вино не нравится? – чувствовалось, что от самых решительных действий сына хозяина шашлычной отделяет самая малость. Мальчишка-официант, стоявший чуть поодаль и не решавшийся подойти ближе, с интересом прислушивался к разговору.

– Почему, нравится… – наконец-то Совиньи повернулся к сыну хозяина и посмотрел на него с любопытством. Мол, что это за странный такой тип, который пристает с глупыми разговорами?

– Вы пить будете? – немного более спокойно, чем он говорил прежде, спросил сын хозяина шашлычной.

– Нет, – ответил Совиньи и немедленно продолжил. – Слушайте, вы что, думаете я не заплачу? Сколько стоит этот ужин – долларов тридцать? Вот вам сто долларов, как залог… Чтобы вы не волновались, – все это Совиньи проговорил совершенно спокойно, даже надменно. И тут же вынул из внутреннего кармана пиджака и положил на стол стодолларовую банкноту.

– Вы почему к официанту пристаете? Грубите… Вам что, милицию вызвать?! – чувствовалось, что все это сын хозяина шашлычной проговорил больше для порядка. Деньги со стола он не взял.

– Ну вызови… Я не пристаю ни к какому официанту. Просто угостить его хотел, – лениво проговорил Совиньи и вновь отвернулся.

– Не надо! – зло воскликнул сын хозяина шашлычной.

– Не надо, так не буду… – тихо сказал Совиньи и кротким взором посмотрел на собеседника.

Тот развернулся и ушел. А Совиньи тотчас подозвал к себе мальчишку-официанта, поманив его пальцем: