Тайные убийцы - Уилсон Роберт Чарльз (книги онлайн полностью txt) 📗

Вернувшись к себе в кабинет, Фалькон поискал в Интернете информацию об «Информатикалидад» и «Горизонте» и нашел фотографии директоров всех отдельных компаний, групп компаний и материнской компании. Просматривая результаты поиска по «Горизонту», он набрел на страницу, посвященную празднованию сороковой годовщины компании: она отмечалась в 2001 году. Как он и надеялся, на странице имелись снимки банкета — больше двадцати пяти фотографий сильных мира сего за пиршественными столами.

Память — странный орган. Иногда кажется, что она работает случайным образом, однако порой ее могут подстегивать другие органы чувств. Фалькон понимал, что, если бы он не видел его только что по телевизору, он никогда бы не выделил его среди прочих лиц на ужине «Горизонта», среди цветов и зажженных свечей. Он остановил просмотр, вернулся к снимку. Да, это, несомненно, был Хесус Аларкон, его красавица жена сидела справа, через три места от него. Он посмотрел на подпись к фотографии, но там было сказано лишь, что за этим столом сидели банкиры «Горизонта» — представители «Банко омни». Ну да, все совпадает. Перед тем как переехать в Севилью, Аларкон работал в мадридском банке. Он распечатал страницу вместе со всеми фотографиями директоров и вышел из управления, узнав у Серрано фамилию охранника из Археологического музея.

Охранника вызвали к столу продажи билетов, и Фалькон показал ему фотографии, которые он быстро пролистал, качая головой. Потом он поводил пальцем по снимкам праздничного банкета. Его внимание не привлек никто.

Было чересчур жарко даже для того, чтобы наскоро закусить под лиловыми цветами джакаранд в парке, и Фалькон поехал обратно в центр. Слишком о многом надо было подумать. Ему позвонил Пабло из СНИ, и они договорились встретиться в баре на улице Леона Двенадцатого рядом с взорванным жилым домом.

Фалькон приехал первым. Это было низкопробное заведение. Персонал не удосужился даже убрать по щиколотку покрывавший пол слой окурков, пакетиков из-под сахара и салфеток, которые в спешке бросали те, кто забегал сюда с работы во время коротких перерывов. Он заказал гаспаччо, который оказался слегка пузырчатым, и кусок тунца, в котором было меньше приправ, чем в фарфоре тарелки, на которой он лежал; жареная картошка так и хлюпала маслом. Все шло просто отлично. Появился Пабло и заказал кофе.

— Первое, — сказал он, усаживаясь. — Якоб вышел на связь, и мы дали ему инструкции от вашего имени. Теперь он знает, что делать.

— И что же ему делать?

— Якоб посещает две мечети. Первая — в Рабате: Большая мечеть Аль-Фес, в нее ходят богатые и влиятельные люди. Никакого радикального исламистского уклона за ней не замечено. Но он посещает также мечеть в Сале, рядом со своей работой, это совсем другого рода место, и Якоб это знает. Ему надо просто шагнуть на другую сторону и дать себя вовлечь. Он знает этих людей…

— Откуда он их знает?

— Хавьер, — проговорил Пабло, посмотрев на него предупреждающе, — не спрашивайте. Вам это знать незачем.

— Насколько опасно это для него может быть? — спросил Фалькон. — Радикальный ислам далек от всепрощения, и, думаю, особенно они не склонны прощать, когда речь идет о предательстве.

— Пока он будет держаться своей роли, опасности не возникнет. Он общается с нами на расстоянии. Никаких личных встреч, из-за которых обычно и возникают шероховатости. Если ему понадобится кого-то увидеть, он может устроить себе деловую поездку в Мадрид.

— А если они его раскроют и начнут присылать нам электронные письма с дезинформацией?

— Существует условная фраза, которую он должен использовать в своей корреспонденции, адресованной нам. Если этой фразы не будет, мы поймем, что пишет не он, и немедленно примем меры.

— Насколько быстро он войдет к ним в доверие? — спросил Фалькон. — Вы всегда считали, что этот взрыв — ошибка или отвлекающий маневр. Если вы думаете, что он может помочь вам вычислить уже спланированные теракты, вряд ли стоит ожидать, что от него скоро начнет поступать информация.

— Они сразу поймут его значимость…

— Его уже пыталась вербовать ГИКМ? — спросил Фалькон, которому только сейчас это пришло в голову.

— Его профессия определяет его уникальное положение, — сказал Пабло, умышленно проигнорировав вопрос. — Он может свободно путешествовать, и его хорошо знают многочисленные партнеры по бизнесу, они уважают его и доверяют ему. Он не вызовет никаких подозрений ни у марокканских властей, которые разыскивают экстремистов, ни у европейских властей, которые ищут террористов или тех, кто планирует теракты. Он — идеальный человек для того, чтобы его использовала террористическая организация.

— Но они наверняка сначала захотят его испытать? — спросил Фалькон. — Не знаю, как это делается, но, вероятно, ему сообщат какую-то ценную информацию и посмотрят, что он станет с ней делать. Например, будут следить, не всплывет ли она где-нибудь. Как, собственно, СНИ поступило с КХИ в Севилье.

— Это наша работа, Хавьер. Мы знаем, какими его сведениями мы можем пользоваться, а какими — нет. Если мы получим информацию, которую мог нам передать только он, мы будем осторожны, — ответил Пабло. — Если он сообщит нам, что штаб одной из ячеек ГИКМ располагается по такому-то адресу в Барселоне, мы не кинемся сразу же штурмовать здание.

— Это было «первое». А что второе?

— Мы хотим, чтобы сегодня вечером вы связались с Якобом. Сейчас нам нечего ему передать, но мы хотим, чтобы он знал, что вы на месте и в контакте с ним.

— Это все?

— Не совсем. ЦРУ прислало нам ответ насчет вашего загадочного незнакомца без рук и лица.

— Быстро.

— Они разработали у себя целую систему наблюдения за лицами арабского происхождения, особенно если те стали американскими гражданами, — пояснил Пабло. — Ваш моделист проделал отличную работу с лицом. Эти данные подкрепляются сведениями об операции грыжи, татуировках и рентгеновских характеристиках зубов.

— Что это были за татуировки?

— Между большим и указательным пальцами у него были четыре точки, образующие квадрат, на правой руке, и пять точек в том же месте — на левой.

— Зачем?

— Они помогали ему считать, — ответил Пабло.

— До девяти?

— Видимо, женщины никогда не упускали возможность пройтись по этому поводу.

— И это написано в его деле? — изумился Фалькон.

— Вы поймете почему, когда я скажу, что он был профессором арабистики в Колумбийском университете, пока в марте прошлого года его не уволили, после того как застали в постели с одной из его студенток, — ответил Пабло. — И знаете, как все стало известно? Его выдала другая его студентка, с которой он в то время тоже миловался.

Нельзя, чтобы тебя застукали за такими вещами в американском университете. В дело вмешалась полиция. Родители девушки угрожали подать в суд на университет и на него лично. Это был конец его карьеры, и потом, это стоило ему немалых денег. Ему удалось избежать судебного процесса по совету адвокатов, которые знали, что он проиграет дело и тогда им не заплатят. Он вынужден был продать свою городскую квартиру, которую ему оставили родители. Единственная работа, которую он смог получить после этого громкого дела, — работа учителя математики в Коламбусе, штат Огайо. Он три месяца терпел зиму Среднего Запада, а потом, в апреле прошлого года, улетел в Мадрид.

Дальше мы имеем о нем лишь отрывочные сведения. Есть запись о том, что в конце апреля он на три недели уезжал в Марокко. Двадцать четвертого апреля он на пароме добрался от Альхесираса до Танжера, а двенадцатого мая вернулся обратно. Вот и все.

— А имя у него есть?

— Его настоящее имя — Татеб Хассани, — ответил Пабло. — Когда он сделался американским гражданином в восемьдесят четвертом, в том же году, когда умерли его родители (автомобильная катастрофа, рак), — он стал Джеком Хэнсеном. Иммигранты довольно часто англизируют свои имена. Он родился в Фесе в шестьдесят первом, его родители уехали из Марокко в семьдесят втором. Его отец был бизнесменом, он часто ездил туда-сюда. За тридцать лет Татеб возвращался в Марокко всего дважды. Ему там не нравилось. Родители заставляли его продолжать арабское образование, а мать разговаривала с ним исключительно по-французски. Он свободно писал и говорил по-арабски. Он получил диплом математика, но не смог поступить в аспирантуру по специальности, поэтому переключился на арабистику и написал диссертацию об арабских математиках. После нескольких лет в Принстоне он в восемьдесят шестом году получил там докторскую степень. Он провел какое-то время в университетах Мэдисона, Миннесоты и Сан-Франциско, пока наконец не оказался в Нью-Йорке. Ему хорошо жилось: университетское жалованье плюс доход от сдачи в аренду родительской квартиры. Затем, когда он стал профессорствовать в Колумбийском университете, он поселился в этой квартире и вел великолепное существование, пока не начал спать со своими студентками.