Иначе не выжить - Ковалев Анатолий Евгеньевич (чтение книг .TXT) 📗
И все-таки информация о заме настораживала. Неужели Лось решил сделать Мишу своим преемником? Немыслимо. Как они могли схлестнуться? Когда? Их пути пересекались только в клубе. А может, бородач давно ходит у «отца» в осведомителях? Об этом он как-то не подумал. Что вообще он знает о своем заме?
Тридцать восемь лет. По специальности экономист. Женат. Куча детей. Весь насквозь пропитан русским духом. Бредит монархией. Примерный христианин. Ходит в церковь, соблюдает посты, отмечает православные праздники. До их фирмы работал в НИИ, получал гроши, не избалован роскошью. Любит женский пол. Своими любовными похождениями заткнет за пояс любого донжуана. С удовольствием рассказывает о своих победах. Страдает, что в клубе мало женщин, а клуб посещает регулярно. Желание примелькаться, быть на виду граничит в нем с лакейской услужливостью. Да, такой человек мог понравиться Лосю, хотя между ними целая пропасть.
«Справлюсь-ка я о его здоровье!» – подмигнул Шаталин своему отражению в зеркале и набрал домашний номер зама.
Ему ответила жена:
– А Миши дома нет.
– Куда он в такую рань?
– Сказал, что по делам.
– Он на своей машине уехал?
– Нет. За ним приехали.
Вот, оказывается, какая важная персона! Кто бы мог подумать! Надо будет пощупать его вечером в клубе! Саня поморщился от собственных мыслей. Он не собирался сегодня в клуб. Он слишком мало уделяет времени своему «подарку».
К тому же необходимо выспаться. Он стал спать по три-четыре часа в сутки. И все из-за нее! Но он готов вообще не спать, лишь бы она всегда была рядом.
С такими мыслями Шаталин спустился вниз.
Ее взгляд в это утро удивительно мягок, несмотря на черные круги под глазами. Что-то новое намечается в их отношениях. Истерика не состоялась, но ведь не может она так спокойно перенести смерть подруги, которую предала.
– Тебе не жалко Настю?
– Зачем ты спрашиваешь?
– Ив самом деле… Глупо.
– Я похоронила ее еще во вторник, когда тебе позвонил Пит. Ты ведь тоже не думал, что она останется жива?
– Не думал, и все же не верилось…
– Ты что, плохо знаешь своего приятеля? Он почувствовал дурноту. Ему предстояло полдня провести с Питом. Неделю назад, когда погиб Серега Демшин, они пили в доме на Рабкоровской водку и закусывали огурцами из холодильника – и ничего. И встреча после долгой разлуки была довольно теплая. Что же случилось?
– Тебе плохо?
– Знаешь, в последнее время мои приступы участились. Раскрой пошире окно!
– Это поможет?
– Всегда помогало. Странно, раньше я думал, что причина моей болезни в одиночестве. Теперь у меня есть ты, а приступы участились.
– Одиночество тут ни при чем.
– Откуда ты знаешь? Кто-то из твоих знакомых страдал клаустрофобией?
– Был один приятель. Не смотри на меня так! Я испытывала к нему только сестринские чувства!
– Что ты подумала? Я не ревную. – Он с досады передернул плечами, но через некоторое время попросил:
– Расскажи мне о своем приятеле.
– Тебе уже лучше?
Она настежь раскрыла все окна на кухне и в гостиной.
– После чашки твоего кофе можно жить, – похвалил Саня. – А я никогда не умел его варить. Так что ты начала мне рассказывать?
– Еще не начала, – усмехнулась девушка, и он с удовольствием заметил, что подбитый недавно глаз у нее совсем прошел, опухоль рассосалась, и осталось лишь малоприметное желтое пятнышко. –Ты мифы Древней Греции когда-нибудь читал?
– Боже упаси!
– Совсем темный!
– А твой приятель их читал?
– Мой приятель их знал наизусть. – Она снова усмехнулась. – Был такой герой по имени Орест. Он убил свою мать Клитемнестру, отомстив за отца. И его начали преследовать Эринии, богини мести. Он не мог находиться в четырех стенах и спасался бегством. Теперь понимаешь? Греки – большие фантазеры, придумали каких-то Эриний. Я думаю, на самом деле у Ореста была клаустрофобия. Когда у тебя начались первые приступы?
– Не помню. Года три-четыре назад.
– А может, пять?
– Мы каждый день будем предаваться «приятным» воспоминаниям? – неожиданно вспылил он.
– Ой, прости! Я не хотела!
– Все норовят ткнуть меня мордой, как напакостившего котенка, в собственное дерьмо! Вот, Саня, смотри не забывай! Да сколько можно, в конце концов? Смотрю! Не забываю! Всю душу себе истерзал!
– Прости, Санечка! Я больше никогда не буду! Я сама-то…
Он не дослушал, выскочил во двор и бросился к машине. Девушка крикнула ему из окна:
– К обеду вернешься? – Он не ответил, завел мотор. – Я буду ждать… – беспомощно произнесла она вслед улетающему «крайслеру».
Он вовсе не разозлился на нее, и сцена была устроена специально.
Просто он боялся признаться своей любимой, что не может находиться в четырех стенах и поэтому спасается бегством. Слава Богу, что, в отличие от древнего героя, у него есть такая быстроходная штука – обломятся Эриний!
Поликарп приказал отвезти себя домой и всю дорогу бормотал в полусонном бреду:
– Спать, спать, спать, всем спать…
Дома его встретила толстуха с пышной грудью, бывшая оперная певица, которая жила у него на содержании и третий год делила с ним постель.
– Кушать будешь? С вечера напекла пирожков… Хоть бы позвонил!
Хочешь, подогрею? – суетилась она вокруг гробовщика.
Он же твердил одно:
– Спать, спать, спать, всем спать…
На ходу сбросил пиджак, стянул с жирных плеч подтяжки, вкатился в спальню. Не дойдя до кровати, спустил брюки, оставшись в цветастых семейниках.
Скинул ботинки, перешагнул через проклятые брюки, вывернув штанины наизнанку.
Чуть не упал. Рванул галстук, выдернул из его петли отяжелевшую голову. Глаза слипались. Оставался последний штрих – расстегнуть пару пуговиц на рубахе, и ну ее, к чертям собачьим! Мешала суета за окном.
– Они ведь не дадут мне спать! – вскрикнул он, ужаленный прилетевшей мыслью.
Распахнул окно. Охранники, телохранители, помощники – все смешались в единую серо-бурую массу.
– Я буду спать до вечера! – оповестил он их. – Меня не будить!
– А как же, Анастас Гавриилович?.. – попытался кто-то возразить.
– Меня не будить в любом случае! – еще боле грозно приказал босс. – Что бы ни случилось, я буду спать!
Окно захлопнулось. Люди в растерянности переглянулись. Спать в такое тревожное время казалось им верхом легкомыслия.
Он нырнул в теплое, молочное море. Снился маленький Олег. У него разбились очки. Стекла рассыпались на мельчайшие осколки. Мальчик попытался их собрать и поранил руку. Приблизил ладонь в алых порезах к самому носу отца, так что закрыл весь обзор. Прошептал в недоумении:
– Папа, это кровь.
Петр Николасвич Максимовских, по кличке Пит, которого все за глаза называли Криворотым, питал в жизни одну-единственную страсть, о которой никто не догадывался, – страсть к декоративным рыбкам, водорослям и аквариумам. В своем загородном доме-двухэтажном особняке, выстроенном по индивидуальному проекту в немецком стиле, – он отвел целую комнату под аквариумы, большие и маленькие, разнообразных геометрических форм, с подсветкой и даже с шумом прибоя. Вид морского дна его завораживал. Он мог часами сидеть в этой комнате, откинувшись на мягкие подушки, погружаясь в нирвану.
Об этой комнате без окон, спрятанной от посторонних глаз, знала только горничная, тетя Маша. Ей приходилось здесь прибирать и следить за святая святых – за аквариумами.
Тетя Маша жила в доме Криворотого почти два года безвыездно. Дом держался полностью на ее беззаветной преданности боссу. Тетя Маша не приходилась Питу родственницей. Он вообще не признавал никаких родственных связей. Она была матерью его школьного товарища, который, женившись, выставил мамашу из однокомнатной квартиры на улицу, чтобы не мешала семейному счастью.
Она пришла к Пете Максимовских, узнав, что тот вращается среди богатых людей.
Может, кому-нибудь нужна домработница? Богатые люди предпочитали иметь горничных помоложе, чтобы совмещать приятное с полезным. Пит менял их, как носки, чуть ли не каждую неделю, пока не понял, что существует разница между шлюхой и домработницей. Его холостяцкий быт явно нуждался в присмотре.
