Скованный ночью - Кунц Дин Рей (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
– О господи, надеюсь. Но как он мог не быть здесь, если он здесь был и мы помним это?
– Парадокс, – ответил Бобби с таким видом, словно был полностью удовлетворен этим невразумительным объяснением. – Так что будем делать?
– Сожжем, – заключил я.
– На всякий случай, да?
– Нет. Просто я пироманьяк.
– Не знал этого за тобой, брат.
– Запалим эту свалку.
Когда мы облили бензином кухню, столовую и гостиную, я сделал паузу, потому что мне послышалось, что в бунгало кто-то ходит. Но как только я начинал прислушиваться, шум прекращался.
– Крысы, – сказал Бобби.
Это встревожило меня, потому что если Бобби тоже что-то слышал, то слабые звуки не были плодом моего воображения. Хуже того, они не были похожи на звуки, производимые грызунами: кто-то скользил по жидкости.
– Здоровенные крысы, – сказал он горячо, но не слишком убежденно.
Я попытался убедить себя в том, что мы с Бобби наглотались паров бензина, а потому не можем доверять своим чувствам. И все же надеялся услышать голоса, эхом отдающиеся в мозгу: «Стой, стой, стой, стой…»
Мы вышли из бунгало, и никто нас не съел.
Последними двумя литрами бензина я облил крыльцо, ступеньки и дорожку.
Доги отогнал «Хаммер» подальше на улицу. Лунный свет озарял Мертвый Город, и казалось, что за каждым окном притаился злобный соглядатай.
Оставив пустую канистру на крыльце, я заторопился к Доги и попросил поставить колесо «Хаммера» на крышку канализационного люка. Обезьяньего люка. Когда я вернулся во двор, Бобби зажег бензин. Голубовато-оранжевое пламя побежало по дорожке, по ступенькам крыльца, и Бобби сказал:
– Когда я умирал…
– Да?
– Я визжал как поросенок, которого режут, распускал сопли и ронял свое достоинство?
– Ты держался молодцом. Конечно, за исключением того, что намочил штаны.
– Теперь они не мокрые.
Пламя добралось до залитой бензином гостиной, и над бунгало забушевала огненная буря. Любуясь оранжевым светом, я сказал:
– Когда ты умирал…
– Да?
– Ты сказал: «Я люблю тебя, брат». Он состроил гримасу:
– Тьфу!
– А я ответил, что это взаимно.
– Мы что, рехнулись?
– Ты умирал.
– Но я же здесь!
– Да, неловко получилось, – согласился я.
– Применим обычный парадокс.
– Как это?
– Будем помнить все остальное, но забудем мои предсмертные слова.
– Слишком поздно. Я уже разослал приглашения на свадьбу, договорился со священником, владельцем банкетного зала и хозяйкой цветочного магазина.
– Я надену белое, – сказал Бобби.
– Будешь выглядеть как трансвестит. Мы отвернулись от горевшего бунгало и вышли на улицу. По мостовой плясали искривленные тени. Когда мы подошли к «Хаммеру», раздался знакомый яростный крик, к которому присоединились десятки других хриплых голосов. Я посмотрел налево и увидел отряд уивернских обезьян, марширующий в полуквартале от нас.
«Загадочный поезд» и связанные с ним ужасы могли рухнуть в тартарары, но дело Глицинии Джейн Сноу жило и побеждало.
Мы залезли в «Хаммер», Доги запер все окна и двери, и тут на машину посыпались резусы.
– Давай, жми, мяу, гав, дуем отсюда! – завопили все, хотя Доги в понуканиях не нуждался.
Он нажал на газ, заставив часть отряда взвыть от досады, когда задний бампер выскользнул из их жадных лап.
Но мы еще не вырвались из окружения. Обезьяны вцепились в багажник на крыше.
Один мерзкий тип висел на задних лапах вниз головой и колотил в заднее стекло, выкрикивая какие-то грязные оскорбления. Орсон грозно рычал на него, одновременно пытаясь удержаться на ногах, потому что Доги решил избавиться от приматов маневром слаломиста.
Еще одна обезьяна свесилась с крыши на лобовое стекло. Она глядела на Доги и ограничивала ему обзор. Одной лапой дрянь цеплялась за «дворник», в другой держала камень. Камень ударил по стеклу. Первый удар оно выдержало, но после второго в нем появилась пробоина в форме звезды.
– Пошел к черту, – сказал Доги и включил «дворник».
Щетка прищемила резусу руку и напугала его. Тварь завизжала, разжала лапу, перекувырнулась через капот и упала на мостовую.
Двойняшки Стюарты радостно завопили.
Рузвельт, сидевший перед Сашей, держал на руках кошку. Что-то громко ударило в боковое стекло, заставив Мангоджерри удивленно вякнуть.
Там висела вниз головой еще одна обезьяна. В отличие от первой в ее правой лапе был гаечный ключ. Она держала его задом наперед, используя рукоятку как молоток. Конечно, для работы такой способ не годился, но ключ был намного лучше камня, и когда не по годам развитая обезьяна взмахнула им еще раз, закаленное стекло разбилось вдребезги.
Едва окно покрыли тысячи мелких трещинок, как Мангоджерри прыгнула с коленей Рузвельта на спинку переднего сиденья, с нее – на лавку между Бобби и мной и сиганула в третий ряд, к детям.
Кошка двигалась так быстро, что оказалась среди ребятишек раньше, чем куча осколков обрушилась на колени Рузвельта. Обе руки Доги были заняты баранкой, а никто из остальных не мог выстрелить в нарушителя границы без риска попасть в голову нашего переводчика, что было бы черной неблагодарностью. Оказавшись внутри, обезьяна проскользнула мимо Рузвельта, щелкнула зубами, когда Фрост попытался схватить ее, и быстро, как кошка, перескочила на среднее сиденье, где находились мы с Сашей и Бобби.
Как ни странно, она бросилась на Бобби, видно, по ошибке приняв его за сына Глицинии Джейн Сноу. Ма была его создателем, что в кругах обезьян делало меня потомком Франкенштейна. Гаечный ключ глухо стукнул Бобби по голове, но не так сильно, как хотелось бы резусу, потому что размахнуться ему было негде.
Бобби изловчился и обеими руками схватил обезьяну за шею. Тварь выпустила ключ и начала вырываться. Только отчаянный ненавистник обезьян мог бы решиться применить оружие в такой тесноте. Пока Доги продолжал вести машину зигзагами, Саша открыла окно со своей стороны, и Бобби протянул незваного гостя мне. Я просунул руки под руки Бобби и применил удушающий захват. Хотя все это произошло слишком быстро, чтобы успеть подумать, что мы делаем, рычащий и плюющийся резус заставил нас почувствовать свое присутствие. Обезьяна брыкалась и извивалась с удивительной силой, учитывая, что в ее легкие не поступало кислорода, а кровоснабжение мозга было на нуле. Пятнадцатикилограммовый примат хватал нас за волосы, пытался выцарапать глаза, хлестал хвостом и яростно извивался, стремясь освободиться. Саша повернула голову вбок; я перегнулся через нее, просунул обезьяну в окно, отпустил, и Саша быстро подняла стекло, едва не прищемив мне пальцы.
Бобби сказал:
– Давай больше так не делать.
– О'кей.
Еще одно визжащее вместилище блох свесилось с крыши, пытаясь влезть в разбитое окно, но Рузвельт треснул его кулаком, похожим на кувалду, и тварь улетела в ночь, как будто ею выстрелили из катапульты.
Доги все еще вел «Хаммер» зигзагами, и обезьяна, висевшая вниз головой на багажнике, болталась взад-вперед, как маятник. Орсон не удержался на ногах, но тут же вскочил, зарычал и продемонстрировал резусу зубы, показывая, что будет, если тот посмеет забраться внутрь.
Посмотрев на раскачивавшуюся обезьяну, я увидел, что отряд продолжает погоню. Слаломные трюки Доги стряхнули нескольких нападавших, но замедлили наше продвижение, и бестии с горящими глазами настигали машину. Тогда Сассман перестал вилять, нажал на газ и быстро свернул за угол. Мы чуть не попадали с мест, когда он резко утопил педаль тормоза, чтобы не врезаться в стаю койотов.
Койоты, которых было пятьдесят-шестьдесят, раздались в стороны и пропустили машину.
Я боялся, что они попытаются влезть в разбитое окно. Справиться с этими зубастыми созданиями было бы труднее, чем с обезьянами. Но они, не проявляя интереса к жестянке с человеческим мясом, снова сомкнули ряды за задним бампером.
Преследовавший нас отряд свернул за угол и встретил стаю. Изумленные обезьяны взвились в воздух, словно подброшенные трамплином. Они были умны и немедленно отступили. Койоты погнались за ними.