Парк Горького - Смит Мартин Круз (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Когда этот выродок все выложит, ему дают другое имя и отправляют в другое место. Если такой выродок пристукнет кого-то еще, бюро найдет, куда его переправить. Есть психопаты, которые поменяли четыре, пять мест, – и до них совершенно не добраться. Я, скажем, не могу их арестовать – у них больше привилегий, чем у Никсона. Вот как бывает, когда не делают дело сами, а живут за счет выродков.
Детектив вернулся с пластмассовой корзиночкой для орешков. Кервилл высыпал туда орешки.
– Пока не садился, Билли, – попросил он, – позвонил бы чернильницам и узнал бы, отпустили ли уже нашего приятеля Крысу.
– Де-ерьмо, – сказал Билли, но звонить пошел.
– Что он сказал? – не понял Аркадий.
– Две лопаты дерьма, – пояснил Родни.
– Осборн говорит, что он осведомитель ФБР, – сказал Аркадий.
– Ага, знаю. – Кервилл поднял очи кверху, словно посмотрел на луну. – Представляю себе ту минуту, когда Джон Осборн прошествовал в бюро. Там все, небось, наступили на собственные яйца – так быстро повскакивали с мест. Такие, как он, – вхож в Кремль, в Белый дом, в высшее общество – не возьмут ни пенса, наоборот, если нужно, с потрохами купят любого сотрудника бюро. Запанибрата со всеми розовыми здесь и красными там. О таком осведомителе можно только мечтать.
– А почему же он не подался в ЦРУ?
– Потому что котелок хорошо варит. У ЦРУ тысячи источников информации о России, сотни людей мотаются туда и обратно. А ФБР пришлось закрыть московскую контору. У них только и есть что Осборн.
– Но он мог снабжать их только слухами, не больше.
– А им другого и не надо. Им всего-то и нужно, чтобы подсесть к кому-нибудь из конгрессменов и прошептать на ушко, что из собственных секретных источников им известно, что у Брежнева сифилис. Точно так же, как они нашептывали о братьях Кеннеди и о Кинге. На такие вещи конгрессмены готовы раскошелиться, для того и федеральный бюджет. А теперь бюро придется расплачиваться – Осборн требует платить по векселям. Он хочет, чтобы бюро взяло его под защиту, и не собирается менять фамилию или прятаться. Он взял бюро за нежные яички и только еще начинает их крутить.
Под разглагольствования Кервилла Аркадий умял все орешки. Налил себе еще.
– Но он украл соболей и должен их вернуть.
– Да ну? А Советский Союз вернул бы, если бы их украл КГБ? Он теперь герой.
– Он же убийца.
– Это ты говоришь.
– Я не КГБ.
– Я говорю. В этом мире мы не в счет.
– Его не отпустили, – вернулся от телефона Билли. – Теперь хотят задержать его за непристойное поведение в пьяном виде. Приговор через час.
Голос Билли напоминал Аркадию звук саксофона.
– Вот эти двое, – он внимательно посмотрел на Билли и Родни, – не они ли красят контору напротив моего номера?
– Смотрите-ка, – сказал им Кервилл. – Я вам говорил, что он не дурак.
Они вышли из бара. Билли и Родни уехали на красной машине с откидным верхом. Кервилл и Аркадий пошли пешком по беспорядочно пересекающимся улицам района, который Кервилл называл Деревней. Шел не очень густой снег, освежавший ночной воздух. На Бэрроу-стрит они остановились перед увитым лозой трехэтажным кирпичным домом с мраморными ступенями, зажатым между почти такими же домами. Аркадий без слов понял, что это был дом Кервилла.
– Летом с этой глицинией никакого сладу – сущий ад, – У Большого Джима и Эдны одно время жил русский, который был слабоват в английском. Когда приглашали друзей, он говорил им, пусть ищут дом, «увитый истерией». Довольно похоже.
В темноте дом казался парящим в воздухе.
– У нас бывало много русских. Бабушка, которая приглядывала за мной, бывало, играла со мной в поросяток. Она перебирала мои пальчики, приговаривая: «Этот маленький Рокфеллер пошел на базар, маленький Меллон остался дома, этот маленький Стэнфорд ест ростбиф…» День и ночь напротив дома в машине сидели два парня из бюро. Они подключались к телефону, ставили жучки в стены соседних домов, допрашивали всякого, кто подходил к двери. На крыше анархисты делали бомбы. Не во всяком доме была такая вот атмосфера тревоги, ожидания неприятностей. Позднее на верхнем этаже поселился Джимми. Поближе к Богу. Он соорудил там алтарь – распятия, иконы. Христос послужил бомбой. Большой Джим и Эдна вышли из себя, Джимми взорвался, я тоже не выдержал, ушел к одному из русских.
– И вы все еще здесь живете?
– Да, в этом проклятом доме, полном призраков. Вся эта страна – проклятый дом, полный призраков. Поехали, нам нужен один человек.
Старая голубая машина Кервилла была вычищена до блеска. Они ехали в южном направлении. Проезжая мимо, он небрежно приветствовал патрульных полицейских. Аркадия осенило, что к этому времени Уэсли, должно быть, уже знает о том, что он пропал, и в отеле «Барселона» сейчас поднялась паника. Передали ли сводку в полицейские машины? Могут ли подозревать Кервилла?
– Даже если Осборн такой важный осведомитель, не понимаю, почему ФБР разрешило ему встретиться со мной, – сказал Аркадий. – Несмотря на его положение, он все-таки преступник, а они – орган правосудия.
– В других городах действуют по правилам, а в Нью-Йорке никаких правил нет. Если дипломат стукнет твою машину, пристрелит твоего пса, изнасилует твою жену, он спокойно уедет домой. Здесь есть маленькая израильская армия, маленькая палестинская армия, кастровские кубинцы и кубинцы антикастровские. А мы, как горничная, только собираем битую посуду. Проезжая по этому странному ночному городу, Аркадий в своем воображении населял его знакомыми ему предметами. Он помещал во мраке трубы завода имени Лихачева, стены Манежа, переулки близ Новокузнецкой улицы.
– Правда, на этот раз бюро затеяло странную игру, – сказал Кервилл. – У них надежные номера в «Уолдорф». Зачем им нужно было селить вас в «Барселоне»? Нам даже лучше, потому что от службы безопасности много вони, а здесь я поместил Билли и Родни прямо у тебя над головой. Правда, вызывает подозрение, что Уэсли не хочет, чтобы в бюро остались какие-нибудь следы твоего пребывания здесь. Что тебе говорил Осборн? Он упоминал о какой-нибудь сделке?
– Нет, мы просто говорили о том о сем, – ответил Аркадий. Ложь была абсолютно естественной, словно исходила из другой головы и из других, более бойких, уст.
– Он, конечно, насколько я его знаю, говорил о себе и об этой девке. Он из тех, кто с удовольствием прижмет любого к стенке. Оставь его мне.
В нижней части Манхэттена общественные здания в ночи представляли собой смесь архитектуры Древнего Рима, колониальных времен и модерна, за одним исключением – ярко освещенной громадой, занимавшей весь квартал и чем-то знакомой Аркадию. Здание в стиле сталинской готики, только без сталинских вычурных украшений в восточном вкусе, гробница попроще, без рубиновой звезды, которая потерялась бы в свете прожекторов. Кервилл остановил машину у входа.
– Что это? – спросил Аркадий. – Да еще открыто в такое время.
– Это «Гробница» – городская тюрьма, – ответил Кервилл. – А сейчас работает ночной суд.
Через бронзовые двери они вошли в вестибюль, на-полненный нищими, изукрашенными багровыми кровоподтеками, в пиджаках с оторванными карманами и бортами. В Москве тоже были нищие, но их можно было увидеть только на вокзалах или во время милицейских облав. А здесь весь вестибюль принадлежал им. Справочная по пояс завалена мусором. На одной стене вестибюля помещены расписания судебных слушаний, другая увешана рядами алюминиевых телефонных аппаратов. Двое пожилых людей в поношенных пальто с портфелями в руках смотрели в сторону Аркадия.
– Адвокаты, – пояснил Кервилл. – Надеются получить клиента.
– Они должны бы лучше знать своих клиентов.
– Они не знают своих клиентов, пока те не войдут в эту дверь.
– Клиентов обычно принимают в конторах.
– А это и есть их контора.
Кервилл, расталкивая толпу, провел его через двойные бронзовые двери, как понял Аркадий, в помещение суда. Было около полуночи – как в такое время мог заседать суд?
