До белого каления - Квиннел А. Дж. (первая книга TXT) 📗

В тот вечер рота расположилась на ночлег на холме близ Палестро. Пока Гвидо поглощал походный ужин, к нему подошел Кризи, сел рядом и недолго побеседовал с ним. Это был обычный разговор ротного с рядовым; сержант указал ему на сильные и слабые стороны его поведения в первом бою, но после этой неуставной беседы у Гвидо стало теплее на душе. Он сразу же проникся к Кризи глубоким уважением. Ничего особенного в этом не было: в Легионе к нему все так относились, справедливо считая американца заслуженным ветераном, блестящим специалистом в вопросах тактики, прекрасно владеющим всеми видами оружия. Гвидо было известно, что Кризи шесть лет воевал во Вьетнаме, а до этого служил в армии США морским десантником, причем сколько времени он там прослужил, не знал никто. Его излюбленным оружием были гранаты и автомат. Казалось, у сержанта всегда было при себе больше гранат и запасных магазинов к автомату, чем у кого бы то ни было другого.

Вскоре после стычки под Палестро роту снова послали преследовать отступавший отряд Фронта национального освобождения. На этот раз повстанцам удалось скрыться. Во время ужина Кризи взял свой паек и опять устроился рядом с Гвидо. Разговор зашел о легком стрелковом оружии. Гвидо всегда имел при себе пистолет и четыре запасные обоймы к нему. Кризи сказал, что он зря с собой лишний вес таскает. Пистолет хорош только в том случае, если его никто не видит, а в открытом сражении прятать оружие просто нелепо. Для ближнего боя, по мнению Кризи, больше всего подходит легкий автомат. Кризи посоветовал забыть про пистолет и носить с собой больше обойм для автомата.

Гвидо оказался способным учеником. Решив, что жизнь ему еще не надоела, он понял, что должен только побеждать, и признал в Кризи отличного наставника. Ему как-то рассказали, что, когда Кризи отвоевал у вьетнамцев захваченную ими раньше позицию под Дьенбьенфу, легендарный полковник Бижер заметил:

– Самый замечательный воин из всех, кого мне доводилось видеть.

Итак, Гвидо решил последовать совету Кризи и стал во всем брать пример со своего сержанта. К тому времени, как в январе 1957 года началась битва под Алжиром, он уже обратил на себя внимание начальства и стал легионером первого класса. Год спустя его произвели в сержанты. Дружба между двумя мужчинами уже прошла через многие испытания. Отношения их развивались постепенно, поскольку оба привыкли действовать обстоятельно, не торопясь, особенно в такой деликатной области, как эмоциональные отношения.

Поначалу они сами не отдавали себе отчета в том, что между ними развивались неуставные отношения. Говорили они немного, да и то все больше на военные темы. Но по мере того как Гвидо набирался опыта, их разговоры все меньше напоминали диалоги ученика и учителя, приобретая характер беседы на равных. Оба они стали замечать, что паузы в разговорах никогда на них не давили и не создавали ненужного напряжения. Именно тогда каждый не без некоторой доли удивления осознал, что нашел себе друга.

В то время полком командовал полковник Дюфур. Он все больше внимания обращал на уникальные способности двух своих подопечных и на постепенно крепнувшую между ними дружбу. Первый воздушно-десантный полк всегда бросали в самое пекло, и при любой возможности роты Кризи и Гвидо посылали на задания вместе. Их партнерство, как правило, приводило к блестящим результатам, и слухи об этом вскоре пошли по всему Легиону.

Когда стало очевидно, что де Голль решил искать политические пути выхода из войны, «пье нуар» – французы, постоянно жившие в Северной Африке, в частности, в Алжире, – восприняли его затею с негодованием. Начав возводить баррикады в Алжире, они тем самым бросили открытый вызов армии. Многие профессиональные военные им симпатизировали, особенно закаленные в боях десантники, которым часто доводилось принимать на себя в сражениях основной удар врага.

Жандармы получили приказ очистить улицы от баррикад, а в помощь им были направлены два подразделения Первого воздушно-десантного полка Легиона. Бойцы-десантники участвовали в этой операции практически против своей воли, поэтому в завязавшемся сражении жандармы понесли большие потери. Полковник Дюфур был отстранен от командования полком, но вместо того, чтобы назначить на его место политически благонадежного офицера, командование временно поставило во главе полка Эли Денуа де Сен-Марка.

Сен-Марк для многих олицетворял идеал офицера Легиона. Рядовые бойцы боготворили этого отчаянно храброго, лихого вояку, сохранившего в себе искру юношеского идеализма, и готовы были за ним идти хоть на край света. В 1961 году он решил повести их на «бунт генералов» против де Голля, причем основной силой восстания, по замыслу возглавивших его высших армейских чинов, должен был стать Первый воздушно-десантный полк. Руководители заговора рассчитывали на то, что за ним последует весь Легион, но этим планам не было суждено осуществиться: только воинская часть Сен-Марка выступила против правительства и даже арестовала Гамбье, который в то время занимал пост главнокомандующего армии.

Восстание захлебнулось, и 27 апреля 1961 года тысяча двести легионеров из Первого воздушно-десантного полка взорвали свои казармы и склады с амуницией и боеприпасами. Когда десантники строем покидали городок Зеральда, где был размещен их полк, с песней Эдит Пиаф «Я ни о чем не жалею», вдоль дороги, по которой они шли, стояли «пье нуар» и плакали, провожая своих защитников.

Несмотря на то что в боях за Францию полк потерял триста человек, де Голль не простил десантникам участия в мятеже. Полк был расформирован. Те, кто в нем служил, попали в немилость и были переведены в другие части Легиона. Многие офицеры стали членами ОАС – подпольной экстремистской военной организации, или сдались, после чего предстали перед военно-полевым судом по обвинению в мятеже. Весь сержантский состав был полностью разжалован в рядовые, включая Кризи и Гвидо.

Однако вины их в этом не было: они делали лишь то, чему их долго учили, – беспрекословно подчинялись всем приказам своих офицеров.

– Значит, они просто так взяли тебя и вышибли? – недоумевал Пьетро. – Хотя ты только выполнял приказы своих начальников?

Гвидо пожал плечами.

– Тогда кипели политические страсти. В какой-то момент мы даже ждали приказ о том, чтобы высадить десант в Париже и взять под стражу де Голля. Французы пришли в ужас, и у них были на то веские основания. В Легионе тогда служило больше тридцати тысяч человек, и если бы все легионеры действовали заодно, нас ничто не остановило бы.

Какое-то время Гвидо молча продолжал работу, потом сказал:

– Тогда французы впервые осознали, какую потенциальную опасность Легион представляет для самой Франции. Вот почему даже теперь бывшие легионеры в основном живут на Корсике и в других заморских территориях, но не в самой Франции.

– И куда же ты решил податься после всех этих событий? – спросил парнишка.

– Мы так с Кризи закорешились, что решили держаться друг друга и дальше. Единственное, что мы умели, так это воевать. Меня здесь все еще полиция искала, Кризи просто деваться было некуда. Так что стали мы прикидывать, в какой войне еще можно было бы поучаствовать, и решили дернуть в Катангу.

– В Катангу?

Гвидо улыбнулся.

– Все время забываю, какой ты у нас еще зеленый. Катанга была провинцией Бельгийского Конго. Сейчас ее называют Шаба. Когда в шестьдесят первом году бельгийцы оттуда убрались, Катанга попыталась отколоться от Конго. Там живет другое племя, и провинция эта очень богата полезными ископаемыми. Многие наемники отправились тогда воевать в Катангу.

Они присоединились к французскому полковнику, служившему раньше в десантных войсках. Звали его Транкье. Он знал их всех еще по Алжиру и был очень рад, что в его отряде появятся такие опытные воины. Так они стали наемниками. В их жизни это событие мало что изменило, разве что по Легиону они скучали. Общее чувство утраты сблизило Кризи и Гвидо еще сильнее, и дружба их переросла в нечто большее – глубокую привязанность, которая довольно редко возникает между людьми одного пола. Скоро среди наемников об их боевом мастерстве стали ходить легенды.