Бабочка на штанге (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— А у меня братишка… такой же стебелёк. Сергейкой звать… Лежу и думаю: когда встретимся?
— Скоро встретитесь, — живо сказал Марко. — Залечишь дырку в плече и будешь добираться к дому.
— Это да… Только всякие заслоны-кордоны… Война эта поганая. Чего людям не живётся спокойно?
— А что случилось на крейсере? — спросил Марко. — Зачем ты старпома-то?..
— За его слова, — глуховато объяснил Володя. — Был я на ночной вахте у магнитного нактоуза. Там и делать нечего, стой себе да зевай в кулак. А эта шкура таскается по всему пароходу с фонариком, вынюхивает: что где не так… Подошёл, я докладываю: «Ваша вельможность, матрос Горелкин занят несением вахты…» А он фонариком прошёлся по мне, по нактоузу и захрипел: «Не вахтой ты занят, а…» — Ну, и поганое слово. — «Почему на чехле мусор?» А там, на брезенте и правда, чешуйки от тыквенных семечек. Разгильдяй какой-то щёлкал и оставил, я не разглядел… Говорю старпому: «Я же приборкой не занимался, я в карауле»… Он опять: «Не в карауле ты, а в…» и матом. — «Студенческая крыса! Как штаны в институтах просиживать — это вы будьте ласковы! А как службу нести — дуля в кармане!..»
Я не стерпел:
«А она мне нужна была, ваша служба? Я на неё не просился».
Его скрутило двойным штопором.
«Не просился ты, да? Хлеб да сало жрать готов от пуза, а родине священный долг отдавать — тебя нету? Тыловая гнида!..»
Мне вдруг тоскливо стало, нету сил. От старпома самогоном несёт, от палубы ржавчиной, с камбуза кислятиной… В горле комок. Я его сглотнул и говорю:
«Где здесь моя родина? Родина там, где мама…»
Он изогнулся опять, воздух вобрал и давай сипеть:
«Недоносок. Мама твоя базарная баба, если родила такого гадёныша…»
Я на гражданке одно время боксом занимался… Он отлетел шагов на пять, а я думаю: «Теперь спасенье только за бортом…»
Помолчали. Володя прикрыл глаза. Может, снова думал про маму?
Марко сказал:
— Твоё письмо я отправил сразу же…
Володя чуть улыбнулся:
— Да, ты говорил…
— Значит, медаль ты не зря дал… Вот она… — Марко положил тяжёлый кружок на ладонь. Володя опять поднял веки.
— Я бы ордена не пожалел…
— Она лучше, чем орден. Это теперь у меня джольчик. Ну, так у нас амулеты называются. Которые приносят удачу…
— А у меня амулета не было. Медальку-то эту я просто так носил в кармане. Случайно нашёл на берегу … Ну, значит, не зря…
Икира завозился на краю лежанки, расстегнул рубашку. Снял ожерелье. Развязал нитку, сдёрнул с неё две «бусины» — зелёный камешек и завитую ракушку размером с гривенник. Заёрзал, придвигаясь.
— Вот… возьми для удачи. Это тебе и Сергейке…
Володя взял амулетики в ладонь. Стал очень серьёзным.
— Ну, спасибо тебе… стебелёк Икира. Это и правда к счастью. В них тепло… живое…
Появилась тётя Зоря.
— Ну-ка, гости ненаглядные, марш гулять. Владимир, ты отдыхай, доктор велел больше спать.
— Слушаюсь, Зоря Павловна… Счастливо, хлопцы. Заглядывайте ещё…
Когда вышли на двор, тётя Зоря сказала в спину Марко:
— Постой-ка… Солончук. Тут тебе письмо…
— Мне?!
— Ты ведь один у нас Марко Солончук. Пришло на школу, директор ещё вчера велел передать, да было не до того…
Марко с дрожью в пальцах взял конверт (хотя чего вздрагивать-то?). Надпись «Марко Солончуку». Потом цифры индекса и адрес: «Южный край, Тарханайская коса, пос. Фонари, средняя школа, 6-й класс»… Обратного адреса не было. Марка — нюшская, с початком. А штемпель? Размытый, но можно прочитать: «Ново-Византийск»…
Слева от школьного здания был сквер с акациями и каштанами. И с двумя кизиловыми деревьями, между которыми тётя Зоря в марте подвесила прочные качели. Икира устроился на качелях, деликатно показывая, что ему дела нет до письма. Марко ушёл под развесистый каштан, сел верхом на узкую скамейку. Рывком вскрыл конверт.
Белый листик, синие аккуратные строчки.
«Здравствуй, Конёк! Я не дождалась твоего звонка и попросила папу позвонить в Лицей, чтобы там сказали твой номер или адрес. Нельзя же так сразу прекращать отношения, верно? А в канцелярии сообщили, что ты вернулся на Побережье. С Побережья ты тоже не звонил, и я поняла, что это из-за блокады. А потом у меня сменился номер. Я лишь недавно догадалась, что можно написать тебе на школу. Может быть, дойдёт…
Я не люблю писать письма, но сейчас решила написать, потому что не хочется, чтобы всё быстро забывалось. Мы дружили недолго, но хорошо, правда?
Я не знаю, как у тебя дела, но думаю, что всё хорошо. У меня тоже. Мне обещают роль Красной Шапочки в пьесе «Книга сказок». Роль небольшая, но интересная. Говорят, что у меня получится.
Плечо иногда болит, но не сильно. Помнишь мальчика, который играл со мной второго пажа, в зелёном берете? Он дал мне совет, чтобы я тренировалась со скакалкой. То есть с прыгалкой. Я стала заниматься, и это существенно помогло. Теперь прыгаю каждое утро. Шестой класс я закончила хорошо, в основном на 10–11. А ты свой, наверно, на пятёрки…
Скоро мы поедем на гастроли по разным городам Штатов. Жаль что ближе к Северу, а не к морю, там всё время конфликты. Но я надеюсь, что у вас в Фонарях спокойно.
Марко, я желаю тебе хорошего лета.
Юнка Коринец».
«Вот и всё», — подумал Марко с ощущением пустоты. Горечи не было, а была… именно пустота. И даже какое-то облегчение.
«Мы дружили недолго, но хорошо, правда?»
Правда…
«Мне обещают роль Красной Шапочки…»
Дай Бог тебе удачи… Наверно, мальчик в зелёном берете тоже будет кого-то играть. Рядом… Этого мальчика-пажа Марко не помнил. Нисколечко. Но всё равно — пусть и ему повезёт…
«Он дал мне совет, чтобы я тренировалась со скакалкой…»
Молодец, правильный совет. Пусть никогда у Юнки Коринец ничего больше не болит.
А новый номер она не сообщила. Может, забыла написать? Или решила, что блокада — навсегда? Нет, едва ли…
«Ты теперь будешь терзаться целыми днями?» — сказал он себе.
«А вот и не буду!»
Она ещё написала: «Желаю тебе хорошего лета».
Ну и что же? Оно и в самом деле неплохое. По крайней мере, интересное. Вон сколько всего!..
Подскочил Икира.
— Марко, в школе звонят! Наверно, зовут узнавать отметки!..
Марко сунул конверт в карман левой штанины, а листок — в правый задний.
— Марко, можно я с тобой в классе посижу? Узнаю про тебя сразу…
— А если у меня двойка?
Икира засмеялся:
— Ты будешь плакать, а я утешать.
— Тогда пошли…
У Марко оказалась пятёрка.
Вообще-то пятёрок было шесть.
Кроме Солончука — у Пикселя и Топки, у Игоря Ковальчука, Лариски Мавриной и ещё одна — у Андрийки Козаченка, который писал «по-нюшски». Двоек не было, к счастью, ни одной. А про Марко Серафима Глебовна сказала, что отличную оценку ему «натянули». Потому что была ошибка: в слове «история» он вместо второго «и» написал «і».
Говорят, заступился директор, сказал, что это не ошибка, а описка, «влияние Лицея, где готовы писать букву «и» с одной и двумя точками даже в слове «корова». (Ну, совсем, как Марко в споре с Ингой Остаповной).
Кстати, директор присутствовал при подведении итогов (и при этом не бросил ни одного особого взгляда ни на Марко, ни на Икиру). Он объявил, что завтра — последний день занятий, собрание, а потом «гуляйте до осени». Разумеется, грянуло ура…
Икира умчался домой, сказал, что хочет снять рубашку. А Марко окликнула на школьном крыльце Славка. Мирослава Тотойко. У пятиклассников недавно кончились уроки.
— Чего тебе? — неласково сказал Марко. Несмотря на пятёрку, настроение было так себе.
Славка проехалась по нему взглядом сквозь белые пряди на лице.
— Какой ты… будто тебя коты драли.
— Ты это и хотела сказать?
— Не только это. Вот ещё… Твоя потеря? — Она протянула листик. Юнкино письмо.
Марко дёрнулся, хотел выхватить, но сдержал себя, взял спокойно.
