Трое из Города - Галанина Юлия Евгеньевна (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Но ее предпочитали обходить стороной: ведь миновать Дороги Конца никто все равно не мог.
Она вела в сердцевину Чащоб, в Перворощу. По преданиям именно там, под Перворощей ждет тела и души умерших людей Младшего Народа Воды Великий Торакатум – Отец и Хранитель. По водам подземных рек и озер он сопровождал изгнанников из места, Где Всегда Тепло и обосновался в Пещерах, по которым текла Подземная Река Арахатон.
Сюда, в воду, возвращались тела умерших. Великий Торакатум встречал их и провожал до Бездны, а души опять выпускал в мир, вселяя их в новорожденных. Так вершился круг Жизни, Началом и Концом которого была Вода, а символом тот самый круг с двумя точками и извилистой линией.
Так верили акватиканцы и все остальные жители Союза Королевств от Неприступного Кряжа до Заокраинных Гор.
Пирры были чужаками со своими богами, и им было глубоко наплевать, святое это место или нет. Для пирров это был превосходный тайный путь, позволяющий незаметно и быстро добраться до Предгорья, не опасаясь Погони и минуя Нахоженный тракт. А то, что пленники боятся Дороги Конца – еще лучше.
Данюшки метались по Тракту около сворота на дорогу в Непролазные Чащобы, как потерявшиеся кутята. Последняя повозка уже скрылась среди деревьев, и факелы еле просвечивали между стволами, а они все никак не могли решиться ступить на Дорогу Конца.
Для них это было все равно что… Да все равно, что ступить на Дорогу Конца – страшней ничего не было. Только Посвященые в Знание Подземной Воды могли безбоязненно перемещаться по ней, доставляя печальный груз в Перворощу к Пещерам Великого Торакатума.
А захватчики с пленными уходили все глубже и глубже в лес…
Наконец Полосатик не выдержал, схватив Шустрика за руку, изо всех сил зажмурился, – и ринулся первым на Дорогу, словно шагнул со стены Цитадели в пустоту.
Ничего страшного не произошло. Дорога вела себя, как любая другая.
Не разжимая рук (так им было немного смелее) данюшки побежали догонять обоз.
…Эту ночь они запомнили надолго.
Шумела зеленая листва деревьев, в кронах гулял ветер. Впереди виднелись огни факелов, очерчивая круг света там, куда данюшкам не было хода, а позади сгущалась непроглядная, враждебная темнота. Казалось, что-то большое и страшное крадется за ними, выжидая момента для броска.
А может, там и не было никого, лишь лес жил своей ночной жизнью, не интересуясь пришельцами? Но данюшки боялись повернуть голову в сторону. Так и чудилось: вот из кустов замерцают чьи-нибудь глаза… Только рука друга придавала сил, да перемещающиеся по небосводу ясные звезды, видневшиеся в просвете между двумя темными стенами деревьев по сторонам Дороги, говорили, что ночь идет к концу и день не за горами.
Когда после вечности ночи все-таки поднялось солнце, пирры сделали привал. Деревья расступились.
Впереди виднелись ярко-зеленые стволы священных Кабомб и скалы, под которыми текла Подземная Река, неся свои воды по галерее пещер до Бездны.
Преследуя пирров данюшки добрались до самого сердца Непролазных Чащоб. С наступлением дня страхи отступили и спрятались в ночь.
Затычке пришлось хорошо поработать ногами: течение так и норовило прижать его к правому берегу.
Но, в конце концов, бревно уткнулось в заросли камыша на той стороне. Клацая зубами от холода, посиневший Затычка выбрался на берег. Скованно двигая онемевшими руками, он натянул на себя одежду, и прямо через поле пошел к Аквилонскому Тракту. Во время ходьбы тело разогрелось, стало тепло.
Дойдя до дороги, Затычка оглянулся назад, на высящуюся на правом берегу Акватику, такую неприступную. Издалека.
Он поправил куртку и побежал. Медленно, ровно, сберегая дыхание и втягиваясь в длинный путь.
Когда ноги привыкли к дороге, Затычка увеличил скорость, но ровно настолько, насколько было нужно, чтобы добраться до Аквилона, ни разу не замедлив бега. Прямая дорога стелилась перед ним скатертью, а прохладный ночной воздух, казалось, приподнимает над землей.
Затычка даже удивился, когда справа от Тракта увидел погруженную в сон Половинку – селение, расположенное как раз на середине пути от Акватики до Аквилона.
“Вот это да!” – подумал он. – “А я, пожалуй, успею добраться в Аквилон до рассвета!”
Так и получилось.
Аквилон еще спал сладким предутренним сном, когда Затычка бежал по его извилистым улочкам.
Аквилон был странным городом.
У него не было короля. И крепостных стен. Размерами он превосходил любой город Союза Королевств, а гостей здесь всегда было больше, чем горожан, – и все это никого не удивляло.
Потому что Аквилон располагался в самом центре Союза Королевств на западной оконечности Зигзаг-озера. Потому что здесь торговали купцы со всех концов света. Потому что поля его были плодородны, а озеро богато рыбой. Потому что Началом и Сердцем Аквилона был Храм Четырех Солнц.
Он стоял в центре города, посередине огромной квадратной площади, от углов которой расходились четыре прямые, как стрелы улицы к четырем главным рынкам.
Знаменитый местный поэт Гирардинус Сладкоголосый однажды поднялся в небо над Аквилоном на диковинной крылатой конструкции. После пяти минут полета конструкция сломалась и низринулась с небес вниз, по счастливой случайности угодив в озеро.
Когда вытащенный из воды поэт очнулся, он первым делом сочинил балладу, где сравнивал Аквилон с прекрасным цветком о четырех тычинках. Доля правды в поэтическом сравнении имелась: четыре улицы были единственными прямыми во всем городе, а остальные представляли собой настоящий лабиринт.
Больше всего в Аквилоне было гостиниц и харчевен: ведь в дни праздников тысячи паломников приезжали к Храму, а праздники случались часто – почитай, каждую неделю. Совет Города строго следил за порядком, поддерживая мир и спокойствие в разношерстной массе людей, населяющих город и гостящих в нем.
Затычка ни разу не был в Аквилоне, но хорошо знал, как добраться до подворья, где расположились акватиканские паломники: отец Полосатика регулярно доставлял сюда королевскую почту и много рассказывал троице друзей о городе. Они слушали и мотали на ус: это было поинтересней уроков скучной госпожи Колизы и, кроме того, перед Посвящением в Гонцы надо было сдать трудный экзамен, на котором проваливались пять человек из десяти и уже сейчас следовало копить знания впрок. А данюшки очень хотели стать Гонцами…
Пробежав пару улиц, Затычка свернул налево, потом направо и уперся в большой огороженный двор, где раскинулись разноцветные палатки и шатры. Над полосатым зелено-белым королевским шатром развевался флаг Акватики, два внушительных Тигровых Меченосца охраняли вход. В глинобитной стене, окружавшей двор, были глубокие ниши, служившие складами и стойлами. В стойлах дремали панаки, а под полотняным навесом шевелился во сне королевский птеригоплихт (из-за своих размеров он не вошел в стойло).
Жители Акватики привычно расположились и на новом месте: Гончары с Гончарами, Ткачи с Ткачами. Над каждым шатром висел цеховой герб его обитателей.
Сердце Затычки так и рванулось к белой стреле с красным оперением, вышитой на синем шатре, где, живые и невредимые, спали его родители, ничего не знающие о кошмаре, накрывшем Акватику. Больше всего ему хотелось увидеть маму, прижаться к ней и долго-долго не отпускать, радуясь, что все страхи позади. Но сейчас он был Гонцом.
Ноги поднесли его к королевскому шатру. Меченосцы вскочили и, обнажив мечи, заслонили вход.
– Городом, Народом и Землею посланный! – сказал старинную Формулу Беды Затычка. – Да не прервется Круг Единения!
Меченосцы расступились, пропуская Посланца Беды к Королю.
В лагере чужаков задымили костры, забулькала похлебка в закопченных таганах. Сглатывая слюну, Шустрик и Полосатик лежали в кустах и наблюдали.
Пленники сидели кучкой, по-прежнему присоединенные к общей цепи. Забияка и принцесса Бурунди были среди них, скованные вместе. Роскошное кремово-розовое платье принцессы не было предназначено для ночного марша по лесной дороге, и вуалевый подол его сильно обтрепался, превратившись в грязные лохмотья. Лицо принцессы осунулось, и под глазами залегли глубокие тени, но сидела она подчеркнуто прямо, не позволяя шее покорно согнуться под тяжестью широкого металлического ошейника. У Забияки какой-то тряпкой была перевязана голова, лицо чернело синяками и кровоподтеками, видимо, его пинали. Среди пленников он был самым избитым.
