Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

— А если промажешь? Бутылка будет на волнах прыгать...

— Не твоя забота. Я за полминуты успею пятнадцать раз выстрелить. И все разрывными... Они теперь безотказные...

— Это ты хорошо придумала, — признался Владик.

— Еще бы! Так что придется тебе, Владичек, меня терпеть. Пока не сделаешь корабль и пока не вернется Гоша... А уж потом...

— Что?

— Потом сказке конец, и ты от меня избавишься.

— Да не хочу я избавляться, — пробормотал Владик. — Просто хочу, чтобы ты не вредничала.

— А я хочу, чтобы ты не хныкал. -

— А я хочу, чтобы ты...

— Опять?! — грозно спросил из бутылки Тилька.

— Нет, что ты! — хором сказали Владик и Ника.

Мама иногда заглядывала в комнату и улыбалась. Она была очень довольна, что Владик познакомился с такой славной девочкой и что они так дружно мастерят кораблик. Мама была уверена, что Владик и Ника готовят экспонат для осенней Выставки детского творчества.

Тильку мама не замечала: стеклянный барабанщик сливался со стеклом бутылочных стенок.

— Это такие динь-законы преломления света, — важно разъяснил он.

До вечера Владик и Ника успели поругаться еще несколько раз. Тилька наконец разозлился всерьез и зазвенел в бутылке, как сто сердитых колокольчиков. О том, что зря он связался с такими скан-динь-далистами и без-динь-дельниками. У него и так нет времени, скоро дождики — предвестники равноденственных бурь, все стеклянные музыканты готовятся к большим концертам, и только он торчит в этой бутылке, как горошина в глупой погремушке. Если завтра начнется дождик, пусть Владик и Ника на него, на Тильку, больше не рассчитывают!

Утром погода была ясная. Летняя. Никаких намеков на дождик и тем более на равноденственные бури.

Ника прибежала к Владику очень рано. Она была в школьной форме с белым фартуком. Владик удивился:

— Ты чего это как на праздник?

Ника объяснила, что, во-первых, и так праздник: не каждый день спускают на воду клипер. А во-вторых, под фартуком удобно прятать рогатку.

Они разбудили Тильку. Тот, сердито звякая, начал завязывать на снастях клипера последние узелки. Потом сказал из бутылки:

— Все динь-дон. Готово.

— Ой... — сказал Владик.

— Опять «ой»... Что? — поморщилась Ника.

— А название?

— Зачем? И так ясно, что это «Кречет».

— Все равно надо. На всякий случай, — настаивал Владик.

— Почему же заранее не написал?

— А почему ты не напомнила?

— А почему...

— Опять? — подал голос Тилька. — До чего несносные люди! Давайте я напишу!

— А ты умеешь? — удивилась Ника.

— Думаешь, если в школу не ходил, значит, совсем безграмотный?

Конечно, орудовать карандашом Тилька не мог. Это все равно что Владик взялся бы писать телеграфным столбом. Ника расщепила химический карандаш, отломила от грифеля кусочек и просунула в бутылку. Тилька начал выводить на коричневом дереве лиловые буквы.

— Кы... Ры... Че...

— Твердый знак не забудь, — сказал Владик.

— Чего ты лезешь к нему под руку, — сказала Ника.

— Это ты лезешь в разговор, когда не просят!

— Ну-ка прекратите! — велел Тилька. И протянул грифель: — Послюнявьте его как следует.

— Дай я, — предложил Владик. — У нее слюна ядовитая.

— А у тебя слюны вообще нет. Только слезы горючие.

— Скорпион с сережками, — вздохнул Владик.

— Рыданье в очках...

— Сейчас ка-ак...

— Все! — сказал Тилька. Крупно и криво, но зато очень заметно на обоих бортах было выведено:

Бутылка лежала на залитом солнцем подоконнике. Тилька, блестя розовой искоркой, выбрался из нее и сладко потянулся, раскинув прозрачные ручки.

— Длинь-дело сделано. Теперь только пробка нужна.

Владик и Ника переглянулись.

— А... мастер не дал, — сказал Владик.

— А он и не должен. Пробку надо не стеклянную, а простую. Из пробкового дерева.

— Где же ее взять? — забеспокоилась Ника.

— Где-где! — рассердился Тилька. — Откуда я знаю? Идите во двор, поищите! Этого добра на мусорных кучах полным-полно!

Ника и Владик помчались во двор. Никаких куч там, конечно, не было, мусор сваливали в контейнеры, а их увозила машина. Ника язвительно глянула на Владика: «Сейчас начнешь ныть?» Но Владик не начал. Он набрал воздуху и закричал:

— Андрюшка-а!!

Во двор выскочил второклассник Андрюшка Лопушков — известный всей улице рыбак-любитель и добрый человек.

— Ты вроде бы собирал пробки для поплавков... — сказал Владик.

Андрюшка сбегал домой и подарил Владику и Нике прекрасную пробку — тугую и скрипучую.

— Тилька! Во какая! — похвастался Владик, вернувшись в комнату.

Но Тильки не было. К шпингалету была привязана суровая нитка. Она уходила из окна вниз и терялась в траве. На подоконнике химическим карандашом было нацарапано:

— Просто мы ему надоели, — вздохнул Владик.

— Кто это «мы»? У меня с ним были прекрасные отношения.

Владик промолчал и вставил пробку в бутылку.

За белым, похожим на пароход стадионом «Юный моряк» лежал пустырь. Он зарос вперемешку сурепкой и белоцветом — пыльной высокой травой с пушистыми головками. В траве кое-где виднелись желто-серые глыбы песчаника. Торчало несколько столбов для веревок: тетушки из тайного клуба недавно пытались захватить эту территорию, но им оказали сопротивление ребята с улицы Матроса Кошки — те, что играли здесь в разведчиков и в пряталки.

Одним краем пустырь выходил на береговой обрыв — между оконечностью Приморского бульвара и яхт-клубом. Под обрывом громоздились обломки скал, за ними, у самой воды, тянулась узкая полоса галечника. Дно здесь круто убегало на глубину. Ника и Владик решили, что это место — самое подходящее для спуска «Кречета», если ветер будет дуть от берега.

Ветер дул от берега. Мягкий и теплый. Владик отбросил газету, в которую была завернута бутылка. Газетный лист поплыл по ветру к обрыву. Он задевал головки бело-цвета, и похожие на шелковистых пауков семена летели за ним.

На пустыре сейчас никого не было. Только трещали кузнечики. Их звон был похож на звук Тилькиного барабана.

«Жалко все-таки, что Тилька убежал», — подумал Владик. Но вслух не сказал: Ника опять заявит, что он хнычет.

Владик положил бутылку на плоский камень. Потом они с Никой вышли на обрыв. Море было спокойное. У берега — темно-зеленое, дальше — очень синее. У скал плавали медузы, похожие на громадные белые пуговицы. До воды было метров пятнадцать.

— Добросишь? — строго спросила Ника. — Не грохнешь о камни?

— Не грохну, — серьезно сказал Владик. — Но я боюсь: бутылка упадет слишком близко от берега.

— А что делать?

— Давай спустимся, я отплыву с бутылкой метров на тридцать и сразу вернусь... Ты попадешь с тридцати метров?

— Не волнуйся...

Ника посмотрела на часики.

— Поторапливайся, — велела она. — Пять минут осталось.

Прозевать точное время они не боялись: ровно в полдень на бастионе, у выхода из бухты, грохала старинная пушка. Но к этому моменту бутылка должна плавать в нужном месте, а Ника — стоять с рогаткой наготове.

Владик повернулся, чтобы бежать за бутылкой.

На камне бутылки не было.

Она была в руках у волосатого парня. Он сидел на велосипеде и, опираясь ногой о камень, вертел бутылку перед носом. Два других парня — тоже на велосипедах — тянули к бутылке руки.

Владик и Ника подбежали.

— Дайте, пожалуйста, это наша, — быстро и осторожно сказал Владик.

Парень приподнял над седлом обтянутый джинсами зад и обернулся. У него было круглое мясистое лицо, очень похожее на лицо Игнатии Львовны.

— Что за писк? — спросил парень и осклабился.