В ночь большого прилива(изд.1983) - Крапивин Владислав Петрович (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Вон светлая тучка. Вон Звезда. Ты скажи волшебную считалку, и все будет пр-ре-красно.
— Какую считалку? — удивился Мальчик. Тогда удивился и Чип:
— Ты не знаешь? Я думал, все мальчики знают эти волшебные слова. Я их подслушал на земле, когда ребята играли в пр-рятки. Вот какие:
Тучка — светлый парашют,
Очень я тебя п-р-рошу:
Разгони мою беду,
Позови мою Звезду,
Пусть она, как светлый лазер,
Луч пошлет на землю сразу.
Пусть дрожат мои враги.
Кто не верит мне— беги!
Чип, видимо, гордился, что выучил эти стихи.
— Никогда не слыхал,— сказал Мальчик.— Ну, все равно. Это же обыкновенная считалка. Что в ней волшебного?
— Нет, не все р-равно,— возразил Чип.— Один р-раз был случай. Маленький мальчик хотел спрятаться и не успел. Его уже почти нашли, а он взял и сказал эту считалку. И стал просто совсем невидимка.
— Показалось тебе,— сказал Мальчик.— Не может этого быть.
— А говорящие лягушонки можут быть? — обидчиво спросил Чип. От досады он даже стал ошибаться в словах.— Ты думал, что не можут, а я есть.
— Ладно,— сказал Мальчик.— Я попробую. Только… там говорится: «Пусть дрожат мои враги…» Мне ведь от мамы попадает, а разве она враг? Она ведь за меня же беспокоится.
— Мама, конечно, хор-рошая,— объяснил Чип.— А враги— это непр-риятности, которые тебя ждут. Пр-ротив них и нужны волшебные слова.
— Я попробую,— повторил Мальчик.
И попробовал. Пока бежал к дому, прошептал считалку. И знаете, что потом было?
— Ну, наконец-то,— сказала мама.— Я уже начала волноваться. Беги умойся, а я разогрею ужин.
Вот и все. Согласитесь, что это чудо. Не меньше, чем говорящий лягушонок.
БАРКЕНТИНА
— Слушай, какая новость! — возбужденно встретил Мальчика Чип.— Корабль с таким именем, как у нашей Звезды, уже есть! Скоро его приведут сюда. Я узнал от чаек. Они кр-ричали об этом.
Было яркое утро, и солнце сверкало на мокрой спинке Чипа. Он весь светился, как зеленая лампочка. Только лампочки не прыгают, как сумасшедшие, и уж, конечно, не разговаривают. А Чип никак не мог успокоиться.
— Ну что ты скачешь,— сказал Мальчик.— Уймись.
— Это потому, что я пер-реживаю,— сообщил Чип.— А что, если чайки ошиблись? Вдруг он не пр-ридет, этот корабль?
— Ну не придет, и не надо,— сказал Мальчик, чтобы успокоить Чипа. А на самом деле тоже слегка заволновался. Хотелось посмотреть на судно с таким хорошим названием.
А Чип возмутился:
— Как это «не надо»?! Ведь он же не пр-ростой! Он пар-русный!
И у Мальчика застучало сердце.
Ведь никогда-никогда он не видел настоящих белокрылых парусников. Многое успел он здесь увидеть и многое полюбил,но,как и раньше, при слове
«корабль» представлялся ему стремительный клипер с белыми грудами четырехугольных парусов или шхуна, косо летящая над волнами. Строго говоря, кораблем принято называть лишь фрегат. У него не меньше трех мачт, и на всех — прямые паруса. А остальные парусники: бриги, шхуны, бригантины, барки и баркентины— называют просто судами. Но не будем слишком придирчивы к Мальчику. И в тетрадке своей рисовал он не лайнеры, а бриги и фрегаты. А перед сном шептал в постели названия парусов.
Лишь бы не ошиблись чайки!
Но чайки кричали правду.
Еще до полудня вдали над береговыми крышами показались верхушки мачт, а потом из-за поворота вышел парусник.
Правда, он был без парусов. Его тянул незаметный буксирчик. Но в корпусе и мачтах, в гибкой линии форштевня и бушприта была такая стройность, такая легкость, что сразу все видели: судно это рождено для ветра.
Первая мачта была перечеркнута тонкими реями — перекладинами для прямых парусов. От второй и третьей протянулись над палубой длинные гики. Здесь ставились косые, как у шхуны, паруса.
— Шхуна-барк,— шепотом сказал Мальчик.— Трехмачтовая баркентина. Я такие только в кино видел.
— Какая кр-расавица,— сказал Чип.
Буксирчик суетился и старательно натягивал длинный трос. Слишком неуклюжим и маленьким было это суденышко по сравнению с парусником. И поэтому казалось, что баркентина движется сама по себе. А под ней, чуть вздрагивая, плыло отражение: белый корпус с черными буквами названия, зыбкие желтые мачты и стеньги, опрокинутые в глубину. После неспокойного моря, где лишь пена да отблески на волнах, баркентина не спеша любовалась cbqhm отражением в гладкой воде. Так, по крайней мере, думал Мальчик.
У штурвала стоял моряк в полосатой фуфайке. Широкоплечий и сутулый. Больше никого на палубе не было.
Буксир завел баркентину в гавань, к береговому причалу, напротив дамбы. И сразу все изменилось вокруг. Парусник стал главным. Мачты в тонкой паутине такелажа вознеслись над острыми крышами, над тополями, над старой церковью, поднимавшейся в глубине квартала.
Берег притих от удивления. Чайки перестали шуметь и совершали над баркентиной неторопливый торжественный облет.
Вы, конечно, догадались, что больше всего сейчас хотелось Мальчику: оказаться там, на палубе. Так хотелось, что он даже забыл про Чипа.
Но что он мог сделать? Пойти к трапу и попроситься в гости? Никогда он не решился бы на это: не тот характер. Ждать случая? Или чуда?
Стоял яркий день, и не было, конечно, в высоте ни тучки, ни Звезды. Но, сам того не заметив, Мальчик начал шептать:
Тучка— светлый парашют,
Очень я тебя прошу…
На палубе показался человек. Тот, который стоял недавно у штурвала. Он перебросил через фальшборт ведро на веревке и нагнулся, стараясь зачерпнуть воду.
— …Позови мою Звезду…— шепотом сказал Мальчик.
Веревка выскользнула из рук моряка. Мальчик пружинисто встал. Моряк, перегнувшись через планшир, видимо, поминал морских чертей и ведьм. Потом он исчез и тут же вернулся с багром. Но ведро успело отплыть от борта, а багор был короткий, и моряк не мог дотянуться.
— Подождите! Я сейчас достану! — крикнул Мальчик. И раскинул руки, чтобы ласточкой прыгнуть в воду.
— А я?! — завопил забытый Чип.— Это пр-ре-д-да-тельство!
— Что ты, я же только примеряюсь, как прыгнуть,— торопливо сказал Мальчик. Ему было очень неловко.— Лезь ко мне в карман, поплывем вместе.
Он оттянул нагрудный кармашек на рубашке и посадил Чипа.
— Не задохнешься?
— Как-нибудь пр-родержусь,— ответил Чип все еще слегка сердито.
Мальчик скользнул в воду. До баркентины было метров восемьдесят. Он плыл среди кувшинок и все боялся, что моряк не станет ждать, а найдет багор подлиннее. Но тот ждал.
Белый борт парусника вырос, навис над мальчиком. Белый почти весь, только внизу, ниже ватерлинии,— зеленый. «Может быть, здесь, у днища, торчат ракушки, приросшие в Южных морях»,— мельком подумал Мальчик. Но ракушек не было. Были только рыжие проплешины да колечки ржавчины вокруг заклепок.
Мальчик подплыл к ведру, ухватился за него, как за поплавок, и глянул вверх. На фоне яркого неба он увидел голову и широкие плечи моряка. Серебристо просвечивали волосы, а лица было не разглядеть. Голосом глуховатым, но сильным моряк спросил:
— Что сначала вытаскивать? Ведро или тебя?
— Ведро! — крикнул Мальчик.— Я плаваю! Давайте багор!
Он подгреб поближе и зацепил дужку за крюк. Ведро взмыло вверх. А через две секунды рядом с Мальчиком упал конец веревочного трапа: два каната и просмоленные рейки-перекладинки.
— Ну, подымайся, пловец.
И Мальчик стал подниматься.
Много раз он читал, как лихие матросы взлетают на борт по таким трапам. А оказалось, что это очень даже непросто. Трап гулял по воздуху, изгибался, и два раза Мальчик так стукнулся коленками о борт, что глаза застлала влажная пелена. Но все-таки он не остановился ни на секунду. Вскарабкался до верха, перевалился через планшир и встал мокрыми босыми ногами на палубу. Доски были очень сухими и теплыми от солнца.
