Аксель и Кри в Потустороннем замке - Саксон Леонид (чтение книг .TXT) 📗

— Какому ещё прыгообмену?! — завопил он, выйдя из себя. — Ты тут что, совсем рехнулась со своими зелёными кошками? Отвечай!

Как ни странно, именно этот вопль оказал на Кри почти целебное действие. Она вздохнула, перестала «показывать характер» и почти спокойно объяснила, что слово «прыгообмен» придумала сама. С Морицем, оказывается, можно было договориться почти всегда и обо всём, кроме одного: он не хотел отпускать её домой…

— А зачем он вообще тебя украл? — перебил Аксель, почему-то всё не решавшийся задать этот вопрос с самого начала.

Этого Кри не знала. Но не сомневалась, что Мориц добрый и не хочет зла: иначе разве она послала бы его за Акселем? Словом, когда пёс отлучался в Мюнхен и, так сказать, нёс вахту в небе над Нимфенбургом, вставал вопрос: куда девать Кри? Брать её с собой пудель не соглашался; оставить её в пещере, вход в которую он нередко заваливал большим камнем, было можно, но без Морица девочка бы там мигом замёрзла; наконец, останься она одна на солнышке под открытым небом — всё равно бы долго не выдержала горного ветерка. Да и пёс не хотел: видно, боялся, что Кри сбежит и как-нибудь сумеет спуститься с Альп.

(— И дурак! — с сердцем добавила Кри. — Ну куда, куда бы я делась, раз уж ждала тебя?

За эти слова Аксель простил ей все её проступки на десять лет вперёд.)

Итак, Мориц с помощью своих картинок объяснил Кри, как она может греться, запертая в пещере без него. Он создавал из воздуха таких симпатичных пёсиков — вроде себя самого — и менее симпатичных кошечек самых кошмарных расцветок. Догнать их пёсики не могли, но явно хотели растерзать, и в приливе чувств выделяли тепло, как батареи. А кошечки, надо думать, выделяли такое же тепло от возмущения и страха. Таким образом, собачки гонялись за кошечками, а Кри должна была поневоле скакать между ними: час, два, три, сколько нужно, пока Морица не было.

— И ты не уставала? — поразился Аксель. — Ты что, чемпионка мира по прыжкам в длину?

— Сам же знаешь, что нет. Я понимаю, это странно, но я… я как бы засыпала в это время! Мориц перестал заваливать вход в пещеру камнем — знал, что сама не проснусь. И эти животные меня не просто грели. Они… они… ну, я не знаю… никакого утомления! Мне даже есть после этого не хотелось! Я ни разу от этого не вспотела и даже дома никогда не чувствовала себя такой бодрой и свежей целыми днями.

— А чем питается сам Мориц? — спросил Аксель.

— По-моему, ничем.

— Как это?

— Я никогда не видела, чтобы он что-то ел.

— Интересно. Прямо научная фантастика, — пробормотал Аксель.

Но на самом-то деле он чувствовал, что это не так. Ничего ему сейчас не интересно. То есть, было бы, конечно, интересно, и даже очень… если бы они с Кри сидели дома, в тепле и безопасности, и смотрели по телевизору, как комиссар Хоф, к примеру, со всеми этими тайнами мучается один. Без них. И вообще для одного дня загадок и впечатлений многовато. Чтобы переварить всё это, неплохо бы выбраться отсюда и добраться до Гармиш-Партенкирхена или до ближайшей деревушки. Но на это нет сил. Что ж, они заночуют у Шворка-Морица, а утром, после завтрака, всё решат. Если… не будет поздно. Сейчас об этом лучше помалкивать и не пугать Кри. Аксель твёрдо решил, что нечего ей знать про морду в телевизоре. Чем больше он выслушивал историй про чудо-пуделя и сопоставлял с тем, что знал о нём сам, тем больше убеждался: добром всё это не кончится. Этот пёс — Шворк, Мориц, или кто он там — существует не сам по себе. Он явно кем-то сделан, даже если он при этом (непонятно почему) живой. Поручили ему украсть детей, или он пошёл на это самовольно? Очень похоже, что самовольно, иначе его, у которого внутри всё так продумано и отлажено, сразу же встретили бы в Альпах остальные, главные похитители. И уж они-то сразу знали бы, как им поступить с Кри, как её накормить, обогреть, устеречь, чтоб не связывать Шворку руки… то есть лапы. И чёрта с два дали бы самой Кри гонять пса в Мюнхен, да ещё каждый день! Ведь даже один его полёт стоит, наверное, сумасшедших денег! А уж коли кто-то их выложил, вряд ли он будет использовать такую вот собачищу для кражи детей, родители которых ещё даже за «фольксваген» не расплатились…

А эти твари, которые напали на них со Шворком над Альпами? Разве такие водятся здесь? Да таких безумных птерокуриц на всём белом свете не сыщешь! Нет, дело ясное: кто-то втихаря создал фабрику небесных уродцев, а потом забыл покрепче запереть дверь, и готовые изделия вырвались на свободу! Ну, а если всё обстоит так — истинные хозяева пса могут появиться в любую минуту, и тогда Акселю с Кри несдобровать: они теперь слишком много знают…

— Ты думаешь? — вдруг прозвучал у Акселя в ушах встревоженный голосок Кри. — Но тогда надо скорее бежать домой, к маме и папе!

— Что? Что я думаю? — растерялся Аксель, очнувшись.

— Ну, про самовольную кражу и про дорогого… не поняла, кого. Кто такой Шворк?

— Я так зову Морица. Значит, я думал вслух?

— Кажется, да… — неуверенно сказала девочка.

— Этого ещё не хватало! — расстроился Аксель. — У меня уже совсем крыша поехала!

— А по-моему, так даже лучше, — задумчиво сказала Кри. — Раньше ты говорил какими-то огрызками, а теперь — полностью, а когда ты думаешь вслух, я сразу знаю, что у тебя на уме.

— Ни к чему тебе это знать! — буркнул Аксель, стараясь успокоиться.

— Но я же теперь слушаюсь, — вкрадчиво сказала Кри. — Ты велишь ехать домой, и я подчиняюсь… А может, и Мориц с нами? А?

— Вот-вот. Только его у нас в Недерлинге и не хватало! Жить он будет у тебя под кроватью, а кормить ты его будешь отбивными из японских туристов. Да?

Но, сердито буравя взглядом сестру, Аксель видел, что она всё больше мёрзнет и бледнеет.

— Пойдём-ка мы с тобой назад, — решил он, укутывая Кри последним средством — тёплой шалью из рюкзака. — Где там твой дружок? Пора залезть в него и погреться.

— И ужинать! — напомнила Кри.

— И ужинать… А завтра попробуем спуститься в какую-нибудь деревню.

— Даже не пытайся, — безнадёжно вздохнула Кри. — Он не пустит. А и пустил бы — кругом только скалы и обрывы. Мы пяти минут не прошагаем. Да и обуви нужной у меня нет.

— Обувь есть. Я привёз твои лыжные ботинки… Да, слушай, а что за штуковина была у тебя на голове, когда ты прыгала с зелёными кошками?

— О, ты не разглядел? Как же я могла забыть! Я нашла это на верхушке валуна в первый же день! Постой, сейчас увидишь… Только помни, это моё!

Забыв про холод, Кри опрометью кинулась к валуну, наклонилась, спрятала что-то за спину и скомандовала: «Зажмурься, пока не скажу!» Аксель послушно зажмурился, и через несколько секунд ему разрешили взглянуть. Он открыл глаза, закрыл их снова, опять открыл, убедившись, что это не сон, и восторженно ахнул.

Кри за это время забралась на сверкающий валун и устроилась на его верхушке, как на троне — да он и был настоящим каменным троном, что Аксель сразу заподозрил. Разумеется, трудно было представить себе короля или королеву ростом с пятилетних малышей, а кому-то более рослому пришлось бы сидеть уже не на вогнутом сиденье, а на спинке трона, переходящей в пологий скат громадной глыбы. Однако теперь подозрение мальчика превратилось в уверенность: ведь на голове у Кри, словно упавшая в пещеру луна, сверкала алмазная корона! Только из-за безумного хоровода, в котором Аксель обнаружил сестрёнку, можно было не разглядеть такой убор. Но сейчас Кри сидела неподвижно, в истинно королевской позе, набросив на свои маленькие плечи шаль, словно мантию. Голова её была в самом ливне света, падающего сверху на валун. Стоило восхищённому зрителю сделать к трону лишний шаг, и корона вспыхивала всё новыми и новыми огнями, притягивая к себе, как лампа в ночи притягивает мотылька. Аксель не раз бродил вместе с родителями по мюнхенской «Шатцкаммер», [1] а год назад его возили на каникулы в Дрезден, и там, в «Альбертинуме», [2] он видел Великого Могола и его крошечный двор [3] из золота, серебра и драгоценных камней. Но ЭТО было нечто совсем иное — проще и в то же время недостижимо прекраснее! Корона была ЖИВАЯ! Её двойной обруч показался Акселю серебряным; мальчик не знал, что этот белый металл — платина. По внешнему обручу бегали хрустальные гномы, перебрасываясь, как мячом, огромным алмазом. Зубцы внутреннего обруча — их было двенадцать — из тёмного хрусталя, выложенные сверху мелкими алмазами, напоминали горные вершины. И если приглядеться, можно было увидеть, как то с одной, то с другой из этих вершин скатывались алмазные лавины, после чего гномы в ужасе кидались к другим зубцам, чтобы у их подножия продолжить игру. Но самое удивительное находилось в центре круга, образованного этими зубцами, над макушкой того, кто надевал корону, поверх тонкой золотой сетки, прикрывающей волосы. Это была горная долина, в зелени которой, искрящейся изумрудами разных форм и размеров, жидкой бирюзой плескалось озеро. По его берегам бродили крошечные — с ноготь мизинца Кри — косули, волки и медведи из самоцветов, причём медведи то и дело устраивали засады на волков, а волки гонялись за косулями. Иногда в зелени, раздвигая её острой сердоликовой мордой, мелькала лиса. А однажды, когда рыжая хищница наступила на осиное гнездо, рой янтарных насекомых окружил её, и она начала бешено отбиваться. Повыше их всех, почти на уровне вершин внутреннего обруча находилась вторая золотая сетка, более редкая, состоящая из звёзд, Солнца и Луны; звёзды были из чистого золота, а Луна и Солнце — из золота и янтаря. И все эти небесные тела двигались — но с разной скоростью, видимо, подчиняясь точным вычислениям мастера-механика, отражающим смену дня и ночи. Наглядевшись на всё это, Аксель обеими руками приподнял и опять торжественно возложил корону на голову Кри. Та даже зажмурилась от удовольствия, но, опомнившись, величаво простёрла руку и провозгласила со своего трона: