Сила шести - Лор Питтакус (мир книг txt) 📗

— Почему ты улыбаешься? Тебе нравится в школе? — спрашивает Элла. Я смотрю на нее. В ее маленькой руке наполовину съеденное яблоко кажется таким большим.

— Думаю, потому, что сегодня хорошее утро, — говорю я. — И я в хорошей компании.

Пока мы идем, уличные торговцы расставляют свои палатки. Снег не растаял и громоздится сугробами по обеим сторонам Кале Принсипаль, но сама улица расчищена. Справа впереди открывается дверь дома Гектора Рикардо, и в инвалидной коляске появляется его мать. Коляску толкает Гектор. Его мать давно страдает от болезни Паркинсона. Последние пять лет она прикована к инвалидной коляске, а последние три года не может говорить. Он ставит коляску в полосу солнечного света и блокирует колеса. Ей на солнце приятнее, а сам Гектор садится в тени, уронив голову на грудь.

— Доброе утро, Гектор, — зову я. Он поднимает голову и приоткрывает один глаз. Потом машет трясущейся рукой.

— Марина, морская, — хрипло говорит он. — Завтра ограничено только нашими сегодняшними сомнениями.

Я останавливаюсь и улыбаюсь. Элла тоже остановилась.

— Это один из лучших твоих афоризмов.

— Не сомневайся в Гекторе, у него еще осталось в запасе несколько самородков, — говорит он.

— У тебя все в порядке?

— Сила, доверие, смирение, любовь. Четыре догмата счастливой жизни, по Гектору Рикардо, — говорит он. Он совсем не ответил на мой вопрос, но мне все равно приятно. Он переводит взгляд на Эллу. — А это что за ангелочек?

Элла хватает меня за руку и прячется за мной.

— Ее зовут Элла, — говорю я, сверху глядя на нее. — А это Гектор. Он мой друг.

— Гектор хороший, — говорит он, но Элла все равно стоит за мной.

Он машет нам всю дорогу до школы.

— Ты знаешь, что у тебя будет? — спрашиваю я ее.

— У меня урок сеньоры Лопес, — отвечает она с улыбкой.

— О, тебе повезло. Я у нее занималась. Она тоже из числа хороших людей этого городка, как и Гектор, — говорю я.

Я потерпела фиаско: все три школьных компьютера заняты. Трио городских девушек отчаянно пытается закончить задачи по точным наукам, их пальцы так и порхают по клавиатурам. Весь мой день не задался. Я замкнута, и в голове у меня только одна мысль. Джон Смит скрывается где-то в Америке и пока уходит от преследования закона; а я замурована здесь, в Санта-Терезе, старом закосневшем городишке, где ничего не происходит. Я всегда думала, что уйду из приюта, когда мне исполнится восемнадцать. Но теперь, когда есть Джон Смит и когда за ним гонятся, я должна уехать как можно скорее и присоединиться к нему. Вопрос только в том, как его найти.

Мой последний урок — история Испании. Учитель бубнит о генерале Франсиско Франко и о гражданской войне в Испании в 1930-х годах. Я отключаюсь от лекции и вместо этого делаю в блокноте записи о Джоне, основываясь на данных, прочитанных в последней статье.

Ручка зависает над страницей. У меня всего две идеи — Интернет и Аделина, — и ни одна из них не выглядит обнадеживающей. Но что еще я могу сделать? Все остальное выглядит совсем глупым — скажем, подняться на гору и развести сигнальный костер. Но я не могу избавиться от ощущения, что я что-то упускаю, какой-то ключевой элемент, причем такой очевидный, что кажется, будто он смотрит мне прямо в лицо.

Учитель продолжает бубнить. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить все, что я знаю. Девять Гвардейцев. Девять Чепанов. Корабль, который доставил нас на Землю и который когда-то должен забрать нас обратно, а сейчас спрятан где-то на Земле. Я только помню, что мы приземлились в каком-то отдаленном месте во время бури. Заклятие для зашиты нас от могадорцев. Оно вступило в силу, только когда мы разделились, и будет действовать, пока мы будем оставаться порознь. Но почему? Заклятие, которое не позволяет нам объединиться, кажется противоречащим здравому смыслу, не помогая нам сражаться и нанести поражение могадорцам. В чем же его смысл? Задаваясь этим вопросом, мой ум натыкается на что-то еще. Я закрываю глаза и отдаюсь во власть логики.

Имелось в виду, что мы будем скрываться, но как долго? Пока не разовьются наши Наследия и у нас не появятся орудия, чтобы сражаться и победить. Что есть такого, что мы можем сделать сразу, как только обретаем первое Наследие?

Ответ настолько очевиден, что кажется неправдоподобным. Ручка все еще у меня в руке, и я записываю единственный ответ, который нахожу:

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я больше не сплю без кошмаров. Каждую ночь мне является лицо Сары — но только на секунду. Потом его поглощает тьма, и Сара кричит и зовет на помощь. Как яростно я ни ищу, я нигде не могу ее найти. Она все зовет и зовет испуганным и потерянным голосом, но я ее не нахожу.

А потом появляется Генри. Его тело переломано и дымится, и он смотрит на меня, зная, что нам пришел конец. В его глазах я никогда не вижу страха, сожаления или печали. Наоборот, они скорее полны гордости, облегчения и любви. Кажется, он велит мне продолжать, сражаться и победить. Потом, в самом конце, его глаза расширяются, моля дать ему больше времени. «То, что мы приехали в Парадайз, было не случайностью, — снова говорит он, и я так и не понимаю, что он имеет в виду. И потом: — Я бы не хотел пропустить ни секунды из того, через что мы прошли, малыш. Даже в обмен на всю Лориен. Даже за весь чертов мир». Это мое проклятие: каждый раз, когда мне снится Генри, я должен смотреть, как он умирает. Снова и снова.

Я вижу довоенную Лориен, ее джунгли и океаны, которые снились мне сотни раз. Я ребенком бегаю в высокой траве, а люди вокруг меня улыбаются и смеются, не ведая о предстоящих ужасах. Потом я вижу войну, уничтожение, убийства, кровь. А иногда, как в эту ночь, у меня есть четкие видения, которые, я думаю, показывают будущее.

Я закрываю глаза, и меня почти сразу уносит. Я попадаю в местность, которую я точно никогда раньше не видел, но которая тем не менее кажется знакомой.

Я бегу по дорожке среди гор мусора и хлама. Битое стекло. Жженая пластмасса. Ржавая искореженная сталь. Смрадный туман заполняет нос и заставляет слезиться глаза. На фоне серого неба высятся ветхие дома. Справа от меня лежит темная почти недвижимая река. Впереди происходит какое-то волнение. Густой тяжелый воздух наполняют крики и металлический лязг. Я подхожу к озлобленной толпе, собравшейся у бетонной полосы, на которой стоит большой воздушный корабль. Я прохожу через затянутые колючей проволокой ворота и выхожу на летное поле, отгороженное от толпы забором.

Взлетная полоса размечена маленькими ручейками цвета расплавленной магмы. Могадорские солдаты сдерживают толпу, пока целый рой скаутов готовит к взлету корабль — зависший в воздухе шар из оникса.

Толпа ревет у забора, а солдаты ее отгоняют. Те, кто в толпе, ниже солдат, но у них такая же землистая кожа. Где-то вне корабля нарастает тяжелый гул. Толпа замолкает и в панике отступает от забора, а те, кто находится на поле, выстраиваются в ровные шеренги.