Проект «АЦ» - Алексеев Валерий Алексеевич (читать книги без .TXT) 📗
– Ступай, сынок. Ох, не примут тебя, не примут…
Ребята смотрели на меня во все глаза.
– Куда это тебя?
– В спецшколу, – ответил я, берясь за ручку дверцы.
– Ну дела! Что это за школа такая?
– Закрытая, особая.
Я сел на заднее сиденье. Шофёр обернулся ко мне, посмотрел строго.
– Много разговариваете, молодой человек, – сказал он. – Сначала поступить надо. А то может быть, зря бензин жжём.
Я смутился и ничего не ответил.
2
Машина въехала во двор большого девятиэтажного дома и остановилась возле каменного крыльца: несколько ступенек и железные перила. Невзрачная дверь с белой табличкой «Приём». Приём чего? Стеклотары? Белья? Непонятно.
Я слегка оробел. Посмотрел на шофёра, но он, не обращая на меня внимания, рылся у себя в карманах. Пробормотав: «Спасибо», – я вышел из машины и поднялся на крыльцо.
За дверью оказался небольшой тамбур, а за ним – комнатушка без окон. Под потолком на проводе горела голая электрическая лампочка, за столом сидел загорелый молодой парень в тёмно-синей спортивной куртке. У него было лицо честного футбольного тренера.
– Добрый вечер, – сказал я, подошёл и сел на стул.
– Добрый вечер. – Парень улыбнулся, протянул мне через стол руку и назвался:
– Дроздов.
– Очень приятно, – сказал я и вспотел от смущения.
– Фамилия, имя?
– Андрей Гольцов.
– Поздновато явились. Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?.. Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом.
– Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. Я готов был поклясться, что увидел на этом листе свою фамилию, напечатанную на машинке.
– По какой причине сидели?
Я замялся. Сказать «неспособный к учению» – сам себе навредишь. «Учителя заедались» – неправда. «Не хотел учиться» – хуже того. Я подумал и ляпнул:
– Болел.
Дроздов прищурился, посмотрел на меня с усмешкой:
– Вот как? Чем?
Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило:
«Энцефалитом? Эхинококком?»
– Гипертонией.
Лицо у Дроздова стало совсем хитренькое: знаем мы эту гипертонию.
– Ничего, – сказал он, – вылечим. – Посидел, помолчал. – Как вы полагаете, Гольцов, вы обыкновенный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
– Нормальный, – ответил я и пожал плечами.
– Нет, я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
– Нет.
Дроздов удовлетворённо откинулся к спинке стула.
– А почему нет?
Вот пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
– Мне кажется, я способный, – промямлил я и покраснел.
– К чему? – вежливо поинтересовался Дроздов.
– Ну… учиться способный.
– Этого маловато, – огорчился Дроздов.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
– У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, – участливо глядя на меня, сказал Дроздов. – Постарайтесь припомнить.
Я молчал.
– Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чём вы основываетесь?
– В длину неплохо прыгаю, – брякнул я совершенно невпопад.
– Спорт нас не волнует, – нахмурившись, сказал Дроздов. – Слабосильных
– подтягиваем. У нас там спортивный комплекс по последнему слову техники. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное?
Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей.
– Ну неужели ничего главного? – настаивал Дроздов. – Не верю. По ночам хорошо спите?
– Когда как.
– А если не спите, что вам спать не даёт?
– Маму жалко, – с запинкой сказал я.
Тут Дроздов не стал вдаваться в подробности.
– Понятно, – проговорил он. – Ну, а что бы вы для неё сделали, если бы могли?
– Чтобы она смеялась, радовалась, не плакала.
Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается. Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни.
– А как это сделать? – не унимался Дроздов.
– Надо больше с ней разговаривать, доказывать, что всё хорошо…
– Словами доказывать?..
– Нет, не словами.
– А как?
Я молчал.
– Ну, добро, – Дроздов заметно повеселел. – И что же, получается?
– Не очень.
– А хотелось бы?
– Да.
– Больше всего на свете?
Я не ответил. Не люблю говорить такие слова. Но подумал: да, больше всего на свете.
– Ну что ж, – сказал Дроздов, – мы на верном пути, Андрей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одарённый человек…
Меня бросило в жар.
– …но природы своей одарённости сами не сознаёте. Мы вам в этом поможем.
Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты.
Должно быть, на моём лице было что-то вроде недоверия, потому что Дроздов засмеялся.
– Между прочим, я директор школы, и моё слово – это уже решение. Вот образец: «Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одарённых переростков». Дата, подпись.
– А где это – Чулпан? – спросил я, взявшись за ручку и начиная уже приходить в себя.
– В Западной Сибири. Ещё вопросы есть?
Я осмелел:
– Есть. Почему вы так назвали – «школа одарённых переростков»?
Дроздов оживился:
– А что? Задевает, беспокоит?
– Да неприятно, – признался я.
– А правде в глаза смотреть всегда неприятно. Ведь вы же переросток?
Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе, на худой конец в девятом. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли?
Я должен был признать, что это так.
– Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонён всех остальных считать недоростками.
Столько в нём чванства, наглости, самоуверенности… да просто хамства.
Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно?
3
Я влетел в комнату совершенно полоумный от радости. Перепрыгнув через стул, кувыркнулся. Плюхнулся на пол.
– Приняли, мама! Приняли! – завопил я что было мочи.
– Тихо ты, сумасшедший! – замахала на меня руками мама. – Соседей перепугаешь.
– Мама, меня приняли в спецшколу! – повторил я шёпотом. – Приняли безо всякого.
Мама села на стул, сложила руки на коленях.
– Ну что ж, сыночек, это хорошо, – сказала она и заморгала глазами. – Я всегда знала, что ты у меня умница.
– Только уговор: не плакать сегодня, – сказал я строго, всё ещё сидя на полу. – Завтра будешь плакать… немножко. Завтра я улетаю.
Мама растерялась:
– Улетаешь? Значит, так далеко?
– В Западной Сибири, мама! Город Чулпан. Живописные места, отличная рыбалка.
Грибы, ягоды, лодочные походы по озёрам!
Ни о чём об этом у нас с Дроздовым не было разговора. Я выдумывал на ходу.
– Вещи собирать надо, – сказала мама и всё-таки не выдержала, заплакала. – Одна я останусь…
– Никаких вещей, мама! Всё там будет. Униформа, спецодежда, – всё бесплатное. Меня предупредили, чтобы не было большого багажа. Только самое любимое. Вот – вельветовые брюки надену, куртку парусиновую возьму, блесны для спиннинга. Пару книг, зубную щётку, мыло, полотенце. Кеды. И всё!
– А тёплое? – ужаснулась мама. – Ведь Сибирь же! А зимнее?
– Ну мама, ну как ты не понимаешь? Самолётом лечу, потом вертолётом…
– Это была правда. – Только самое необходимое. Там же целый научный городок, своё телевидение, своя станция «Орбита».
– Сыночек, миленький, не пущу! – в голос заплакала мама.
Я вскочил, обнял её за плечи, начал утешать:
