Мето. Остров - Греве Ив (прочитать книгу .TXT) 📗
Иакунц протягивает нашему вожаку грязную и мятую бумагу, на которой написано: Отколошматить Мордоворота.
Мы тотчас отходим другой дорогой. Останавливаемся под деревьями, где укрылись остальные члены клана.
— Отнесете мешок Черпаку, — приказывает нам Унциак. — Остальная часть операции слишком опасна для нас. Ну, живей! И прямиком, никуда не сворачивая.
Куницы скрываются в подлеске, и мы провожаем их взглядом. Наша ноша так тяжела, что нам и в голову не пришло бы с нею разгуливать. Пыхтя и отдуваясь, мы притаскиваем мешок на кухню.
— Рад снова видеть тебя, Мето. Что, пришлось сегодня попотеть?
— Как видишь.
Мы возвращаемся к нашим нишам, и я излагаю свой план товарищам:
— У меня есть идея, как вызволить Марка. Вам она может показаться безумной и даже смертельно опасной, но ничего другого мне в голову не приходит. Она может сработать. Мы обратимся к тому человеку в Доме, которого лучше всего знаем и на которого, как мне кажется, можем повлиять. Это человек настроения, и он не задумывается о последствиях своих поступков.
— Ты про Рема? — спрашивает Октавий.
— Про него. Он один из сыновей Юпитера, и к тому же отец так его любит, что едва ли откажет ему в просьбе. Помните, он сам выбирал, какие уроки посещать, и часто пропускал занятия. Когда-то, за несколько недель до побега, я обещал ему участие в матче по инчу. Я собираюсь предложить ему условие: в случае нашей победы мы требуем вернуть нам Марка.
— А если проиграем?
— Тогда я возвращаюсь в Дом.
Клавдий закатывает глаза, всем своим видом показывая, что это несерьезно. Октавий тревожится:
— Здесь нас и за людей-то не считают. Ты себе представляешь, как мы можем организовать здесь вообще что бы то ни было? Выходит, мы втроем объявим бой всему острову! Ну, кому мы можем доверять? Мето, да ты с луны свалился!
— У нас нет выбора. Я с вами согласен, это очень рискованно, но мы должны пойти на риск ради Марка.
Я молча обвожу взглядом друзей и продолжаю свою мысль, пытаясь убедить себя самого:
— Вот увидите, парни! У нас получится. Потом, когда Марк вернется, мы отправимся на большую землю и найдем наших родных. Конечно, перед этим мне еще предстоит забрать у Рваных Ушей сверхсекретную серую папку и разгадать код из десяти цифр.
Клавдий качает головой, ухмыляется и отводит взгляд. Похоже, он сомневается, что я в здравом уме.
Послеобеденная работа здорово нас бодрит: Унциак поручает нам ограбить сарай с инструментом. У Рваных Ушей кирки и пилы очень быстро приходят в негодность, а ремонтом и заточкой тут никто не занимается. Заодно мы должны отнести туда и сложить в сарае испорченные и затупившиеся инструменты. Поручение опасное, поскольку в полусотне метров от сарая в поле работают слуги. Первая трудность: замок снабжен кодовым барабаном. Но я довольно быстро подбираю нужную комбинацию по звуку, поскольку замком пользуются часто. Вторая трудность: дверь страшно скрипит. Клавдий снимает ее с петель и осторожно кладет на землю. Мы меняем старые инструменты на новые и закрываем сарай. Задание выполнено.
— Вижу, — говорит наш провожатый, — что объяснять вам ничего не надо.
После ужина я ищу Страшняка, но его нигде не видно. Жду его в том месте, где мы с ним обычно беседовали. Низкорослый бородач подходит ко мне и спрашивает:
— Мето, ты ищешь Страшняка? Он ждет тебя в своей нише, в конце коридора с правой стороны, возле светового колодца.
Страшняк лежит недвижно, лицо его перекошено от боли. При виде меня он грустно улыбается:
— Рад, что ты выпутался: я боялся, что у тебя будут неприятности. Как видишь, я неважно себя чувствую, ужасные боли в суставах. Обычное дело, но скоро моим мукам придет конец. Как правило, солдаты умирают в бою прежде, чем начнут испытывать эти боли. Мне нужно многое тебе рассказать.
Страшняк советует мне удвоить бдительность. Клан Хамелеонов и кое-кто еще до такой степени нам не доверяют, что желают нашей смерти. Он подтверждает, что они пытались убить нас с Клавдием во время обстрела. Один из друзей Страшняка специально навел справки на этот счет. Рептилии очень могущественны, и единственным выходом для нас Страшняк считает побег с острова. Я спрашиваю, сумели ли Рваные Уши открыть серую папку. Он отвечает, что они сколотили три бригады по два человека в каждой, которые посменно, днем и ночью, занимаются разгадкой шифра. Они перебирают все возможные комбинации и заносят их в тетрадь.
— Знаешь, если на испытание одной комбинации тратить минуту, то при бесперебойной круглосуточной работе им потребуется больше девятнадцати тысяч лет, чтобы перепробовать все мыслимые варианты. Я не преувеличиваю, я подсчитал. Скажи им, что я мог бы сделать это быстрее.
— Ладно, но теперь они меня не очень-то слушают.
Перед сном я предупреждаю товарищей о том, что над нами нависла угроза и нужно скорее бежать с острова.
— Все это очень мило, — вздыхает Клавдий, — но что он предлагает, твой добрый советчик? Ничего.
Верный своему обещанию, я жду, когда мои друзья уснут, чтобы вернуться к Шаманке, с которой хочу познакомиться поближе. Спускаясь по лестнице, стараюсь не дышать. Возвращаюсь и проверяю, что все на самом деле спят, а не притворяются.
Я знаю, что Ева ждет меня. Она в своем шаманском облачении — ибо никому здесь не доверяет. Ева снимает доспехи и вытягивается на кровати. Я невольно морщусь: тут стоит тошнотворный запах, а не тот, медицинский, что в прошлый раз.
— Знаю, тут воняет, — объясняет Ева. — Мне пока не удалось избавиться от смрада. Хамелеоны притащили сюда давнишний труп, который Дом пообещал им вернуть. Они хотели, чтобы я закрыла ему глаза и прочла несколько заклинаний на моем «языке». Тело пробыло здесь не больше десяти минут, но запах продержится несколько дней. После обеда они сожгли труп. У него были кровоподтеки на внутреннем сгибе локтя, так бывает, когда неаккуратно делают укол в вену. Впрочем, похожие синяки бывают на всех телах, что возвращают из Дома.
— Почему?
— Не знаю.
— Скажи, ты можешь дать обезболивающее для моего друга Страшняка, у него сильно ломит суставы?
— Нет, такое я никогда не лечила. Здесь все молоды. Страшняк ведь из бывших солдат, да? И ты ему доверяешь?
— Не вполне, но он дает мне дельные советы.
— Ну хорошо. Я посмотрю в справочнике и пороюсь сегодня ночью на складе медикаментов в Доме.
— Если позволишь, я пойду с тобой и загляну в спальню.
— Не боишься туда возвращаться?
— Боюсь, но я должен это сделать.
Ева наклоняется, берет одну из своих тетрадей и передает мне. Она толщиной с книгу и явно не из Дома. Я открываю первую страницу. Ева накрывает мою руку своей и серьезно говорит:
— Я доверяю тебе, Мето.
— Спасибо, Ева.
Пока я читаю, она молча сидит рядом. Не прошло и нескольких минут, как чтение целиком захватило меня.
14 марта 1975 г.
Я долго смотрела на твои белые страницы, прежде чем решилась начать. Не то чтобы я не хотела: я чувствую себя совершенно одинокой и не знаю, с кем поделиться. Здесь никто никому не доверяет, и в колледже, и дома. Моя подруга Элла сказала мне: когда ведешь дневник, становится легче. Похоже, ей это помогает.
Хватит ли мне смелости? Смогу ли я довериться тебе? Очень сомневаюсь, когда смотрю на смехотворный замочек, который якобы защищает тебя. Как отреагировали бы мои родители, если бы узнали, что я на самом деле о них думаю?
15 марта 1975 г.
Элла сказала мне еще одну важную вещь: личный дневник, насколько ей известно, всегда должен иметь два ключа. Вот и у нее так: один она носит на шее, а другой закопан в тайнике, не известном никому, кроме нее.
Может, мои родители один ключ оставили у себя, чтобы иметь легкий доступ к моим тайнам? Может, этот дневник — ловушка? И они нашли единственный способ выведать мои мысли, раз считают, что со мной говорить как со стенкой. Прежде чем начать, мне нужно придумать супертайник.
18 марта 1975 г.
Мои родители — трусы, и вполне заслуживают того, чтобы называться «слабаками» или «слюнтяями». Мы с Жилем так их иногда дразним между собой. Иногда мы нарочно не слушаемся, чтобы посмотреть, как они отреагируют. Вчера я сказала им, что подслушала из ванной все теленовости целиком без их ведома. Они сделали вид, что их это не больно-то и волнует, но напомнили, что стараются оградить меня от некоторых передач только ради того, чтобы уберечь неокрепшую детскую психику от сцен насилия и разврата. Долдонили как по писаному, можно подумать, урок отвечали.
Но сегодня утром я заметила, что моя мать пытается проверить, можно ли что-то услышать из конца коридора. И вечером они заметно убавили громкость.
22 мая 1975 г.
Сегодня утром в классе появился новенький. Я пошла с ним в кладовку, чтобы помочь принести стол и стул. Просто ужас, как завалена эта комнатенка. За последние годы очень многих учеников ни с того ни с сего переводили в какие-то отдаленные пансионы. А сюда поступили очень немногие. Он смотрел на меня с любопытством и спросил, как меня зовут, где я живу и не приемный ли я ребенок. Выходит, я для него интересная личность.
23 мая 1975 г.
Его зовут Шарль. Из колледжа мы вышли вместе. Он довольно занятный. Обо всех расспрашивает. Теперь я уже не уверена, что он интересуется именно моей скромной персоной.
4 июня 1975 г.
Шарля не было на занятиях два дня. Элла спросила, не знаю ли я, где он живет, хотела отнести ему домашнее задание. Я тоже успела об этом подумать, но так и не выяснила, где его дом. Решила уточнить в школьной канцелярии. Там мне ответили, что он уехал, что мое любопытство очень подозрительно и мои родители будут поставлены о нем в известность. Мне следовало бы быть посдержанней, пусть даже я не боюсь своих «слюнтяев».
2 сентября 1975 г.
Новость: Эллу перевели в какой-то пансион. Ничего не понимаю, она и словом не обмолвилась, что ее заберут отсюда. Мы с ней специально выбирали одни и те же предметы, чтобы оказаться в одном классе лицея.
Вот чего я не перевариваю, так это их секретов: ни сестра ее, ни мать не хотят дать мне ее новый адрес. Не понимаю, почему они скрытничают. Но я знаю, что настаивать бесполезно. Ее мать ужас как свирепо на меня глянула, когда я про адрес спросила. Еще один стол вынесут из класса. И это не первая подруга, которую я теряю подобным образом. Когда-нибудь я узнаю, почему родители избавляются от детей таким способом. Кто объяснит мне? Никто.
15 сентября 1975 г.
Снова вспомнила о Шарле. Мне кажется, он многое знал. Кое-что можно было бы выяснить из утренней газеты, но родители никогда не оставляют ее на видном месте, и они должны сдать предыдущую, чтобы получить следующую. Так, видно, придумано для экономии бумаги.
20 октября 1975 г.
Сегодня вечером мать объявила, что нашего кота сбила машина. Хоть я и не особенно была к нему привязана, но всегда знала, что он ко мне относится дружелюбно: вечером он иногда милостиво соглашался посидеть у меня на коленях. Тогда я чесала ему за ушком и рассказывала про свои дела, а он меня слушал. По крайней мере делал вид, что слушает. А я не похожа на идиотку, которая говорит сама с собой.
Когда мать мне об этом сказала, я расплакалась и закрылась у себя в комнате. За ужином отец сообщил, что узнал по телефону хорошую новость: соседи перепутали нашего Титу с бродячим котом, и Титу сейчас у них, цел и невредим. Я едва не завопила от радости, но вдруг заметила странное выражение на лице у матери.
3 ноября 1975 г.
Еще одна ложная новость: соседского мальчишку похитил «опасный педофил». Речь шла о маленьком Мартине, я иногда за ним присматривала, когда его родители уходили на концерт, и Мартин играл в футбол с моим братишкой.
Не знаю, почему моя мать сказала об этом как о достоверном факте. Может, она приучает нас к новостям на тему «насилие и разврат». Жиль говорит, что у нее крышу сносит.
24 ноября 1975 г.
Теперь очередь отца поиграть на наших нервах. Целую неделю он дундел, что у него рак в последней стадии и жить ему осталось совсем недолго. Жиль отозвал меня в сторону и поклялся, что предок парит нам мозги.
Сегодня утром «новое обследование» показало, что мой брат был прав.
25 ноября 1975 г.
Я прокручиваю в голове события последних месяцев и прихожу к выводу: мои родители развлекаются, пугая нас и наблюдая за нашей реакцией. Братца моего обдурить трудно, он хорошо просекает их фокусы. А вот я все время ловлюсь на их наживку.
Теперь тактика сменилась. Раньше они скрывали от нас все, что творится вокруг, а теперь будто специально выставляют все напоказ. Наверное, закаляют нас для будущей жизни.
16 декабря 1975 г.
Все, игры кончились. Пропал Жиль. По-настоящему. Родители говорят, что он, скорее всего, сбежал. Не могу в это поверить. Да как он мог бежать, не сказав мне ни слова? И зачем? Он еще слишком мал. Конечно, у него были неважные оценки за триместр, но это его не очень напрягало: он говорил, что хочет быть профессиональным спортсменом. Не пойму, почему родители смирились.
Я вспоминаю, что они плакали в последние недели — но это было до того, как Жиль пропал. Однажды я застала отца в гараже: он сидел в машине, уронив голову на руль, и плечи его вздрагивали. И у мамы по вечерам глаза были на мокром месте. А теперь им как будто полегчало.
24 декабря 1975 г.
Не представляю себе Рождества без любимого брата. Если они не собираются ничего предпринимать, я одна отправлюсь его искать. Отец через день ходит в комиссариат полиции, чтобы быть в курсе розысков. Но ничего нового. Я уверена, что он не может как следует на них там надавить и задает не те вопросы. Послезавтра пойду вместе с ним.
25 декабря 1975 г.
Я не открою свои рождественские подарки. Пока не вернется брат.
26 декабря 1975 г.
Отец распсиховался. Отказался взять меня с собой. Сказал, что закон это запрещает.
Моя подруга София призналась по секрету, что ее восьмилетнюю сестру похитили ночью четыре месяца назад, и родители запретили ей говорить на эту тему. Еще один малыш пропал по дороге в школу.
30 декабря 1975 г.
Я уверена, что от меня давно уже скрывают что-то очень важное, что-то постыдное (именно так думает и София). Когда я сказала матери, что не собираюсь ждать три года, чтобы получить право доступа к информации, она расплакалась: «Нам и без твоих глупостей тяжко!» Я прекрасно знаю, что детей отнимают у родителей, если дети нарушили этот закон. Но ведь можно разок нарушить! Родителям должно быть понятно, что невозможно постоянно контролировать всех, на это просто не хватит полицейских!
1 января 1976 г.
Ночью я уйду из дома, сегодня же. Не уверена, что я все еще люблю моих родителей.
Сегодня я украдкой прошла за отцом в комиссариат, видела, как он сидел и смотрел на часы. Развернул газету и читал ее полчаса, ни с кем не разговаривая. Потом вышел. Оказывается, он только для виду туда ходил! Дома я напустилась на мать, но по ее ответу поняла, что они с отцом заодно. Мне страшно, но я и минуты не могу оставаться с ними.
4 января 1976 г.
Я потратила почти все карманные деньги, чтобы добраться до Порта Е10. Побродив по окрестным улицам, я встретила одного типа, который мне помог. Его зовут Гарри. Он, как и я, ищет своего младшего брата, потому что его родители, как и мои, для розысков палец о палец не ударили. Он набрел недалеко от берега на заброшенный летний домик и нелегально в нем поселился. Мы сможем тут ночевать, пока не выйдем на след наших братьев. Здесь все же можно вымыться и постирать белье, и здесь я чувствую себя хозяйкой дома. Гарри догадался перед отъездом стибрить у родителей денег, поэтому мы покупаем жратву и лопаем сколько влезет.
Он слышал от кого-то про корабли, которые развозят детей по островам. Он запомнил названия нескольких островов: Эсби, Гелиос и Силоэ.
5 января
Я знаю, где Жиль. Он на Гелиосе. Это приблизительно в тридцати морских милях отсюда. Там же и брат моего товарища Гарри. Нам это стало известно, потому что «они», оказывается, сортируют детей по возрасту и полу. Гарри даже удалось проникнуть в управление капитана порта и прочесть имена наших братьев в списке, который был там оставлен на столе. Я тотчас позвонила матери, чтобы они поехали и забрали брата. Но она велела мне немедленно возвращаться и не лезть не в свое дело. Теперь мне окончательно стало ясно, что брат исчез с их согласия. Так что буду сама разыскивать моего дорогого братика.
