Застава на Якорном Поле - Крапивин Владислав Петрович (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
И если в этом вихре плохо и одиноко одной какой-то затерянной песчинке, что с того? А если даже и не одной… Сколько таких песчинок? Мчится в машине сгорбленный тоскливым предчувствием Ежики. Летит где-то в черном пространстве без воздуха и тепла не нашедший себя на Земле Яшка… А может, и не летит. Может, ничего не вышло, и он свалился назад, в травяную гущу лицейского парка… А в траве, у игрушечного домика, один на один со своей печалью съежился маленький Гусенок…
«Так и не узнал, как его зовут… Теперь, наверно, и не узнаю. Потому что не вернусь…»
Откуда это странное чувство, что он не вернется в лицей? Была бы надежда, что все-таки попадет на заставу, – тогда еще понятно. Однако надежды этой все меньше и меньше. А вместо нее ощущение, что увозят его в какой-то пасмурный, совсем безрадостный край.
…Сели в поезд у Южного вокзала. Как полагается, в хвостовой вагон. Но все было не так. И Ежики даже не удивился, когда следующую станцию объявил чужой, незнакомый голос.
– Голос другой… – сказал Ежики, глядя за черное стекло.
Кантор, кажется, пожал круглыми плечами. Тогда Ежики сказал злее:
– Это вы подстроили.
Кантор вздохнул: мол, стерплю и это.
– Я не занимаюсь проблемами Службы движения… Голос, возможно, решили сменить после того случая в диспетчерской. Специально, чтобы не травмировать вас…
Почти без волнения, без ожидания слушал Ежики названия станций. И не удивился, только совсем поник, услыхав после Солнечных часов: «Следующая станция – Площадь Карнавалов»…
…Там, на Площади, они вышли из вагона. Ежики встал у края платформы. Свет плафонов казался серым… Кантор нерешительно, виновато даже переступил рядом своими мягкими башмаками.
– Ну… что? Поедем домой?
Ежики молча помотал головой.
– Ну… а что вы предлагаете, Матиуш?
Ежики молчал. Ничего он не предлагал. Ничего не хотел… Улететь бы, как Яшка, в черноту, чтобы не видеть, не слышать. Никого, ничего…
Воспитатель Янц молчал рядом почтительно и с готовностью делать, что скажет ректор. Судя по всему, он не очень понимал, что происходит.
Кантор сказал опять:
– Матиуш, мальчик мой, я же не виноват…
– Виноваты.
Ежики бросил это просто так, последним толчком упрямства. Но следом за словом толкнулась и догадка – слабенько так, намеком…
– Да в чем же опять вы меня обвиняете? – Это у Кантора получилось театрально. Даже люди на платформе заоглядывались.
– Потому что я ехал с вами… Вот если бы один…
Кантор не стал обвинять его ни в глупости, ни в упрямстве, ни в нелепой вере в потусторонние чудеса. Он сказал кротко и утомленно:
– Господин Янц. Вы с мальчиком вернетесь на станцию Солнечные часы. Там Радомир сядет на встречный поезд и приедет сюда один. Я встречу… Или нет, встретите вы. А отвезу его туда я…
Надежда затеплела в душе у Ежики. Но лишь на полминуты. Когда он услышал опять чужой голос, понял, что все зря. И на перроне Солнечных часов, оставленный Кантором, сел в хвостовой вагон безнадежно, как арестант.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Площадь Карнавалов…
Там он покорно сошел, сразу увидел Янца с вопросительно-заботливым лицом. Длинного, доброго, ничего не понимающего человека. И от этой беспонятливой тупой доброты, оттого, что сейчас надо ехать в лицей, оттого, что на Кольце он никогда уже не услышит маминого голоса, и оттого, что не будет в жизни Якорного поля, Ежики проткнула беспощадная тоскливая боль… Раньше он только в книжках читал, что от горя может болеть сердце. Даже тогда, при страшном известии о маме, оно замирало, колотилось неровно, однако без боли. А теперь у него, у мальчишки, не ведавшего раньше ни одной серьезной хвори, в сердце словно вошла стальная спица.
Ежики согнулся, хватанул губами воздух, понял, что сейчас умрет, и не испугался. Даже наоборот. Только не надо, чтобы так больно. Он прижал к ребрам растопыренную ладонь. Стало легче. Сквозь материю нагрудного кармана в ладонь ласково ткнулось круглое пятнышко теплоты. В ладонь – и обратно в грудь… Возможно, это в ладони пульсировала жилка, но казалось, что монетка в кармане бьется – с колоском и профилем Хранителя-мальчишки. Живет под рукою. И посылает сердцу мягкие толчки спасительной теплоты… И колючая спица тает, и можно вздохнуть…
Спасибо, Хранитель Итан, спасибо, колосок… Спасибо, йхоло…
А ведь там, на ребре монетки, написано: «На Дороге не останавливайся, шагай через Границу смело»… Он сам прочитал эти слова через шар. Прочитал там … Не могло же и это быть бредом! Есть оно, есть Якорное поле!
И Ежики, как наяву, увидел его: ночное, под круглой белой луной. Мохнатые седые одуванчики рассыпались по пригоркам, светятся в голубоватых лучах. Чернеют якоря. И яркой искрой горит отражение луны в оставленном на глыбе ракушечника шаре…
Там же, совсем недалеко, – комната с часами и телефоном. «Ешики… Беги, малыш…» Второй раз он не попался бы в ловушку!
И до всего этого рукой подать! Просто они закрыли путь. Спрятали от Ежики станцию! А она совсем рядом, за толщей камней, в конце короткого туннеля! Может быть, всего в сотне шагов!..
– Радомир, что с вами? Сейчас приедет господин Кантор и отправимся домой, потерпите… Радомир!
Ежики, не разгибаясь, прыгнул с платформы на полотно. Магнитная резина спружинила под кроссовками. Как пластик стадионной дорожки.
– Радоми-и-ир!!
Нет, сердце больше не болело. Оно стучало, как нетерпеливый мотор, а встречный воздух рвал волосы и капитанку. Скорей! Скорей! Наконец-то решена задача, открыт секрет пути! Радостная догадка – нет, не догадка, а знание, что вот-вот откроется слева уходящий к Якорному полю туннель, – несла Ежики со скоростью луча.
Еще секунда! Сейчас…
Мелькали желтые лампы, туннель плавно уходил вправо. И вот, скользя из-за поворота, возник и разгорелся на бетонной стене белый набегающий свет… Что это?!
Это был, конечно, поезд. Он возник в дальнем сужающемся полукружье – две фары, солнечный прожектор наверху, стеклянная выпуклость моторной кабины. Ежики показалось даже, что он видит синие, широко разнесенные оптические «глаза» автомашиниста. Скользя по подушке антиграва, стеклянная сигара летела на Ежики, толкая перед собой упругую толщу воздуха.
«Не успел!»
И не было по сторонам ни спасительной ниши, ни щели. Но Ежики подумал об этом лишь мельком. Ему не нужна была щель!
Он, не сбавляя скорости, рассекал воздух плечом. В нарастании свистящего шума и огней в эти последние секунды к нему пришло ясное понимание: нет бокового туннеля. Есть один путь – прямой! Как у летящего в Космосе Яшки – с его надеждой на столкновение! Удариться – и стать звездой! Тогда пробьешься…
Свистело в ушах, свистело вокруг. Даже не свист, а тысячи голосов. Как на стадионе, когда впереди всех рвешься по дорожке к финишному поперечному лучу… Но среди этого рева – ясно и негромко: «Беги, малыш, беги, пока светит луна…»
Он выхватил из нагрудного кармана монетку, сжал в пульсирующей ладони. Главное – не сбавить скорость, тогда не страшно…
Слепящий свет охватил его со всех сторон, белый, нестерпимый… Но в последний миг свет сжалился, смягчился, из него соткалось желтое окно с переплетом в виде буквы «Т». И мальчика Ежики приняла мягкая милосердная тьма.
…Выйдя из вагона, Кантор стал свидетелем странной суеты, даже паники. Куда-то бежали люди в форме служащих Дорожной сети, неприлично всхлипывал и дергал руками Янц. Его поддерживали несколько пассажиров. Белое, чужое лицо было у Янца. Беспомощный мокрый рот…
– Но почему, почему! – выкрикивал Янц. – Почему не сработала автоматика?! Человек на пути! Так не бывает! Я… нет, он прыгнул, а я… Должен быть сигнал «стоп»!
Человек в малиновой пилотке дежурного подошел, сказал со сдержанным раздражением:
– Такого не может быть. Включились бы все сигналы, поезд бы не прошел.
