Выстрел с монитора (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (онлайн книга без .TXT) 📗
— Ага… Это вы меня укрыли?
— Естественно… Комары зудят, вот и укрыл.
Мальчик почему–то вздохнул:
— Меня комары не трогают… Хотя если сплю, то, наверно, могут… — Он опустил куртку. — Спасибо.
— Если не трудно, повесь у двери.
— Ага… Спасибо, — снова сказал мальчик и прыгнул вниз.
Вернувшись от вешалки, он боком устроился в кресле, перекинул ноги через подлокотник. Поболтал ими.
— Можно посмотреть журнал?
— Да ради бога…
Мальчик полистал «Огонек», но почти сразу отложил. Поскучнел и стал смотреть в окно.
— Неприятности? — вдруг тихо сказал Пассажир.
Мальчик не удивился. И не оглянулся. Так же тихо спросил:
— Почему вы решили?
Пассажир не то усмехнулся, не то вздохнул. Объяснил:
— Я такую примету знаю с детства: если паука раздавишь, обязательно что–то нехорошее случится. А у тебя паук на носке.
Мальчик быстро подтянул ногу и с минуту сидел в позе известной итальянской скульптуры. Называется «Мальчик, вытаскивающий занозу». Разглядывал ступню. Взял останки паука за лапку, отнес к окну, дунул.
— Нет, он уже дохлый был, когда я наступил… Это я в чулане веревку искал… разутый, чтобы не топать зря… На живого зачем наступать?
— Но если случайно…
— И случайно не наступлю. Потому что чувствую.
Мальчик вернулся в кресло, забрался с ногами. Встретился с Пассажиром взглядом и поморщился. Взялся за нижнюю губу.
— У тебя что–то болит?
— Не… По–моему, это у вас болит, — нерешительно сказал мальчик. — Только не пойму что. Будто везде…
— А! Ты угадал… — Длинное тело Пассажира болезненно шевельнулось. — Эта штука называется остеохондроз. Не слыхал?
Мальчик свел брови и качнул головой.
— Между позвонками нарастают хрящи и зажимают нервы. И боль отдает в самые неожиданные места, от пяток до мозжечка… Потому как старость, дорогой мой…
Все так же, со сведенными бровями и держась за губу, мальчик проговорил:
— Если позвоночник, то главная боль в спине… Да?
— Ох… пожалуй…
— Тогда… я, наверно, могу…
— Что? — Пассажир приподнял голову. — Что ты можешь, дружок?
— Ну… полечить, если вы хотите. Я немного умею…
— Неужели?
— Ага… Я уже так делал. С одним человеком. И получалось… Только вам надо вверх спиной лечь.
— Гм, это задача… Впрочем, попробую… А что ты предлагаешь? Массаж? — Пассажир глянул на худые мальчишкины руки.
— Да не–е… — Мальчик спустил с кресла ноги, — Я не буду касаться. Или чуть–чуть. Вы не бойтесь…
Пассажир коротко, с прикашливанием засмеялся и стал переворачиваться на живот.
— Уверяю, что не боюсь. Хуже не будет…
Мальчик принес к постели стул. Сел задом наперед, грудью навалился на спинку. Втянул и закусил губу. Худая спина Пассажира закаменела под синей с белыми полосками рубашкой.
— Вы не напрягайтесь так, — осторожно попросил мальчик. — Не натягивайте… все жилки.
— Ох, ладно… — Спина обмякла, даже подтяжки ослабли.
Мальчик сощурился, протянул руки, ладонями провел вдоль спины. Шепотом сказал:
— Ой–ей…
— Что? — выдохнул в подушку пассажир.
— Сколько всего у вас… Ну, от которого боль…
— Да? Уже во всем разобрались, уважаемый доктор?
— А вы не дразнитесь, — строго сказал мальчик.
— Ох, извини. Молчу.
— Не, молчать не надо. Лучше про что–нибудь разговаривайте. — Ладони мальчика то замирали, то плавали над синей рубашкой.
— Но я, право, не знаю… Видишь ли, я как–то не имею опыта бесед в… таких ситуациях.
— Значит, сильно болит? — Мальчик говорил с некоторым напряжением. Он грудью сильно налегал на спинку стула.
— Болит? М–м… пожалуй, меньше. Ты не беспокойся, я привык терпеть. В жизни всякое бывало…
— На войне?
— И на войне, и после…
— А вы кто? Ну, профессия у вас какая?
— Профессии были разные. Последняя — совсем не романтическая. Ревизор в системе «Плодовощторга»… Но это так, мимикрия.
— Что? — удивился мальчик.
— Маска для души… В душе человек далеко не всегда тот, кто он в жизни. Впрочем, тебя это не должно волновать.
— Ну почему же? — уклончиво сказал мальчик. И другим голосом, оживленней, спросил: — А вы до какой пристани плывете?
— Сейчас, этим рейсом? До Якорного Поля.
— Даже и не слышал про такую… Это поселок?
— Это заповедник. Там у меня… друг юности.
— А далеко это Поле?
— Ну… после Краснодольска.
— У–у… Я раньше сойду, в Жуково. А оттуда — в Черемховск.
— И к кому же ты туда направляешься?
— Домой.
— А та… дама, которая тебя провожала? Родственница?
— Не–е… Знакомая отца. Вернее, его мамы, бабушки моей.
— Понятно…
Мальчик, двигая ладонями, вздохнул:
— Нет, вам, наверно, непонятно, почему мы так с ней расстались.
— Признаться, да… Но любопытствовать не смею. Чужие секреты…
— Да никакие не секреты. Просто у меня лопнуло терпение… Я у нее жил две недели, меня папа туда устроил. Ну, вроде как погостить и заодно немецким позаниматься. У меня с языком никак не ладится. В этом году в шестом классе экзамены по иностранному языку сделали, дак я еле выплыл…
— О.., ты, значит, шестой класс закончил? Солидно.
— Ага. Я только ростом не очень, а вообще мне уже скоро тринадцать.
— Как и ему…
— Кому?
— Что?.. Ох, это я так, отвлекся… Ну и как ты жил в Лисьих Норах?
— По–всякому жил. Анна Яковлевна эта… Ну, она со своим характером. Вся такая, будто из прошлого века. И с меня стала требовать, чтоб всегда поглаженный, причесанный… Вставать по часам, ложиться по часам. С десяти до одиннадцати, каждый день, зубрежка немецкая… И всегда «извините» и «пожалуйста»… И вилкой не брякать… о старинные тарелки…
— Просто как Гек Финн и вдова Дуглас, — вздохнул Пассажир. — Помнишь?
— Ага… Ну, нет. Наверно, все–таки не совсем так, я зря наговаривать не хочу. Она ведь, в общем–то, неплохая, наверно… С ней иногда интересно было, она про прежние времена много рассказывала… И по немецкому меня подтянула.
— А из–за чего же конфликт?
— Да так, накопилось… Сперва мне вовсе и не трудно было, я к ее режиму быстро приспособился. Ну, не то чтобы по правде стал таким… совсем уж воспитанным, а просто сказал себе: «Терпи, так надо». Помните, вы про маску говорили?
— Да–да… Значит, ты принял правила игры?
— Ага! Вот именно, будто играть стал! И даже интересно сделалось… Да там и хорошего было много! Книг у нее полным–полно, журналов старых про путешествия… И я же не все время с ней дома сидел. А Лисьи Норы — юродок интересный, мы там с ребятами везде лазили, исследовали. И всякие игры устраивали.
— Любопытно. И какие же игры у… нынешнего поколения?
— Ну, например, мы акваплан сделали. Знаете?
— М–м…
— Большой кусок фанеры с веревкой. Он к моторке цепляется на буксир… У одного мальчишки есть старший брат, у него моторная лодка. Ну вот, на фанеру встанешь, за веревку держишься, будто за вожжи, и моторка тебя тащит. Быстро так, будто летишь над водой.
— Как на водных лыжах?
— Ага. Только это проще. Можно почти без тренировки, это даже у самых маленьких получалось… И здорово так!.. Ну вот, из–за этого акваплана я с ней и поругался.
— Не разрешала кататься?
— Да не в том дело. Я с ее часами в воду булькнулся… У меня часов нету, она мне дала свои старые. Чтобы я к обеду в точности приходил. А я же их на руке носить не буду: дамские. Вот в кармане и таскал. И забыл выложить на берегу…
— Так ты что же, одетый на этом акваплане ездил?
— А чего такого? Только босиком… По ногам брызжет, а выше колена и не замочишься. Мы с отмели стартовали и туда же обратно приплывали. Кто научился, тот никогда не свалится…
— Однако же булькнулся.
— Потому что мотор заглох! Это первый раз случилось, никто даже не ожидал… Ну и ладно бы, самому–то высохнуть не долго. Да только часы остановились наглухо: вода в них попала. Ну и началось: «Ах, какой ужас! Ты не только часы испортил, но и сам мог утонуть». И еще: «Аккуратный и собранный человек не позволит себе попадать в такие ситуации…» Я не удержался. «Знаете, — говорю, — как надоело быть аккуратным и собранным! Вы меня будто канарейку в клетке воспитываете…» Она, конечно: «Как ты можешь так говорить! Я за тебя волнуюсь…» — Мальчик посопел и сильно заскрипел стулом. — Ну, тут я и сказал: «Вы не за меня, а за часы волнуетесь. Вы не бойтесь, папа заплатит за ремонт…» Может, я зря такое брякнул, да назад не проглотишь… Она села, помолчала так выразительно и говорит: «Такого я, признаться, от тебя не ожидала… Ты, конечно, мальчишка, но и мальчишкам не все позволено…» А потом: «Одно из двух: или ты немедленно и как следует извинишься, или мне остается проводить тебя на вокзал…» А чего я буду извиняться, если я правду сказал…