В начале летних каникул - Молитвин Павел Вячеславович (список книг .txt) 📗
– Да-а-а, – растерянно протянул Витька, а Михаил попросил:
– А нельзя ли, чтобы еще глаза появились? Приятно разговаривать, глядя собеседнику в глаза.
– Глаза – зеркало души, – согласилась Мяфа, и почти тут же надо ртом появились два глаза. Круглые, без ресниц, но с веками. – Какого цвета глаза вы предпочитаете?
– Карие! – выпалил Витька, сам имевший шоколадные глаза.
Михаил хотел сказать, что ему больше нравятся серые, как у него самого, у мамы-Худоежкиной и папы-Худоежкина, но промолчал. В самом деле, если у тебя серые глаза, светлые волосы и курносый нос, это еще не значит, что и у других все должно быть точно таким же.
Глаза у Мяфы из красноватых стали коричневыми, и Витька удовлетворенно улыбнулся.
– Ну а теперь давайте перейдем к серьезному разговору.
Ребята согласно кивнули, не отводя завороженных взглядов от Мяфы, все тело которой представляло теперь как бы одно большое лицо. «Настоящий Колобок», – подумал Михаил, но вслух этой мысли благоразумно не высказал.
– Так вот, показаться я вам решила, когда услышала разговор про исчезновение львов. Мне стало ясно, что вас это исчезновение волнует почти так же, как меня. Ведь это правда, оно волнует вас?
– Еще бы! – подтвердил Витька. – Да лучше бы у меня дневник из портфеля пропал!
При этом заявлении Михаил едва не рассмеялся. Если бы у Витьки среди года, а особенно в конце четверти, пропал дневник, тот был бы только рад. Однако удержался Михаил от смеха не только потому, что боялся обидеть Мяфу, а обидеть ее ничего не стоило, но и потому, что сейчас Витька говорил искренне Ему действительно было неприятно, что львы пропали, а про дневник он просто так ляпнул. Им так долго внушали, что дневник – это их главный документ и едва ли не самое ценное в жизни, что фраза о нем вырвалась у Витьки совершенно автоматически.
– Именно такой вывод я сделала из вашего разговора, – продолжала Мяфа. – Я видела, как Михаил пытался узнать о судьбе львов у других людей… К сожалению, одни их исчезновению не придали значения, а другие его и вовсе не заметили. Это обидно, но иного я от взрослых и не ожидала, – сказала Мяфа, и Михаилу показалось, что рот ее скривила горькая усмешка.
– Ну, они ведь не все такие, – попробовал он вступиться за взрослых. – У них ведь дела…
– Естественно, – откровенно усмехнулась Мяфа. – Деловые люди. Но важно не это, важно, что никто из них не знает, куда исчезли львы. Я этого тоже не знаю. Но подозреваю, что их украли. Похитили. И готова приложить все силы, чтобы вернуть их Парку.
– Мы тоже! – почти крикнул Витька. Михаил согласно кивнул.
Раньше он никогда специально не думал о львах, они были как бы частью его жизни. Как школа, Парк и сам город. Михаил любил их, но не отдавал себе в этом отчета. Однако стоило им пропасть, как он остро ощутил их отсутствие. Парк без них стал другим; кажется, даже весь город изменился. И сам Михаил чувствовал себя другим – ограбленным и обиженным, причем, в значительно большей степени, чем когда Егор Брюшко, по кличке Брюхо, отнимал у него мороженое или пирожок. Наверное, потому, что пирожок или мороженое принадлежали лично ему и ограблен был он один, в то время как львы принадлежали всем: маме, папе и бабушке Худоежкиным, родителям Витьки и самому Витьке, и неизвестному Васе Смердину, оставившему свой автограф на одном из львиных постаментов, и даже Брюху, а значит, ограблены были они все. И обида была уже не личная – маленькая, а общая, за всех – большая.
– Я не знаю, кто похититель львов, но по-другому объяснить их исчезновение не могу. Я собираюсь начать розыск похитителя, – продолжала Мяфа.
Когда подобные слова говорит похожее на колобок существо, это выглядит довольно забавно, но ребята даже не улыбнулись. Напротив, они были благодарны Мяфе.
– Мы поможем тебе! – горячо сказал Витька.
– Конечно, поможем, – помедлив, подтвердил Михаил.
– Отлично, – Мяфа улыбнулась. – Это как раз то, на что я рассчитывала. Попытайтесь что-нибудь разузнать у администрации Парка, сторожей и садовников. А когда часы на башне покажут десять, подходите к руинам беседки, там и поговорим. Быть Может, я познакомлю вас со своими друзьями, которые тоже обеспокоены исчезновением львов.
Глава вторая
До вечера Михаил Худоежкин и Витька Суковатиков успели обежать весь Парк и поговорить со всеми парковыми служителями, мороженщиками и киоскерами. Никто из опрошенных не мог пролить свет на загадочное исчезновение львов. Отчаявшись, Михаил с Витькой подвергли допросу даже пенсионеров – завсегдатаев парковых аллей, но и те не смогли сказать ничего интересного. Достоверно удалось установить только одно – еще вчера вечером львы были на месте. Оставалось надеяться, что какие-нибудь сведения удалось раздобыть Мяфе или ее друзьям.
Витьке отпроситься на вечер из дома удалось легко. Он сказал, что идет в гости к Худоежкину, и родители не стали возражать, поскольку помнили бабушку-Худоежкину по выступлениям на родительских собраниях и верили, что под таким присмотром Витьке не удастся натворить ничего страшного. Они вообще питали неограниченное доверие к чужим бабушкам, и Витька пользовался этим самым бессовестным образом.
Зато Михаилу, чьи родители считали, что детям незачем шляться поздним вечером по улицам, пришлось покрутиться. В конце концов он изобрел историю про починку Витькиного велосипеда и был отпущен с миром, оставив на случай позднего возвращения покаянную записку.
К восьми часам, когда все домашние проблемы были решены, ребята встретились во дворе Михаила. Усевшись, подобно воробьям, на спинке ободранной скамейки, они отдыхали и слушали, как Гошка Башковитов бренчит на гитаре. Что ни говори, а бегая весь день по Парку, они изрядно устали. Однако, когда фирменные электронно-музыкальные Гошкины часы, которые он получил совсем недавно на шестнадцатилетие и которыми очень гордился, показали половину десятого, ребята без сожаления покинули скамейку.
– Посидели бы еще, куда спешите? – предложил Гошка, тоскующий по разъехавшимся на лето поклонникам и поклонницам и потому готовый играть и петь даже для такой малолетней и малочисленной аудитории.
– Не можем, дела, – важно ответил Витька и прибавил шагу, увлекая за собой Михаила.
Стоило ребятам выйти со двора, как их окликнули:
– Эй, привет! Куда так поздно собрались?
Ребята разом обернулись и увидели Анюту Трифонову из параллельного «А» класса.
– Привет, а ты чего в городе? – сразу перехватил инициативу Витька.
– Я с Шерли гуляю.
– Эт-то что еще за зверь? – сделал Витька строгое лицо.
– Это фокстерьер, фоксик. Шерли, Шерли!
На зов откуда-то из-за дома выскочил лохматый пес и с веселым лаем бросился Анюте под ноги.
– У, какой! – Витька попятился. Он жил в соседнем дворе и видел Шерли только мельком.
– Хороший пес, – Михаил наклонился к фокстерьеру. Он любил смотреть, как Анюта выгуливает Шерли, и часто наблюдал за ними исподтишка. Между прочим, Анюту даже учителя в школе зовут Анютой. Не Аней, не Анной, не Трифоновой, а именно Анютой. Наверное, потому, что у нее вьющиеся волосы, голубые глаза и вообще она очень милая.
Михаил при виде Анюты всегда немного робел, в этот раз он тоже отошел чуть-чуть в сторону.
– Значит, это твой фокс. Ну-ну. – Витька тем временем оценивающе осмотрел носящегося вокруг Анютиных ног Шерли. – А я думал, в городе из наших только мы с Михаилом остались.
– Нет, я тоже осталась, – сказала Анюта звонким голосом и слегка откинула голову, поправляя волосы. – Родители хотели меня на турслет взять, где они за свой завод выступают, но Шерли как раз прививку сделали, и ему ехать нельзя было. Правда, Шерли? – Шерли радостло залаял. – А вы куда так поздно собрались?
