Призрак и другие соучастники - Романова Любовь Валерьевна (чтение книг .txt) 📗
— Тихо, тихо! — попытался успокоить Гарик любимца директрисы, но тот только сильнее распалялся и даже начал издавать звуки, отдаленно напоминавшие нормальное собачье тявканье, — Давай его тут закроем!
Ребята осторожно выскочили из гардероба, оставив взбесившегося Пупсика за дверью. Пока они мчались к выходу из интерната, тойтерьер Стервеллы издавал истошные вопли. «Ничего, толстопузый, скоро тебя найдут и вернут мамочке», — подумала Стася. Девочка старалась передвигаться как можно осторожнее, чтобы не пугать зверька, доверчиво прижавшегося к ее шее пушистым боком. Надо же, а ей казалось, что крысы противные. И хвосты у них голые! А, выходит, они такие симпатяги! Стася почувствовала, как зверек аккуратно лизнул ее в мочку уха. Щекотно!
Спустя пять минут ребята уже сидели в натопленной землянке. Вадик сосредоточенно возился с диктофоном, зачем-то переписывая его содержимое на старенький кассетник.
— Голь на выдумки хитра! — гордо сообщил он запыхавшимся ребятам, — Эх, мне бы к компьютеру — за пять минут бы все сделал, а так приходится выкручиваться. Вот. Теперь все самое нужное находится в одном месте — если что, кассету можно передать потом в милицию. Кстати, доказательством в суде является только пленочная запись — цифра не принимается. Ну, как у вас дела? Узнали что-нибудь?
Стася осторожно сняла с плеча, успевшего успокоится, грызуна и посадила его в середину круглого стола.
— Вот, знакомься — наш спаситель! Мы тебе о нем рассказывали.
Вадик уставился на притихшую крысу.
— Уверены, что это «он»? — деловито поинтересовался близнец, бесцеремонно схватил грызуна и попытался его перевернуть, но тут же отдернул руку? — Вот гад! Кусается!
Крыса оскалилась и через мгновение вновь оказалась на плече Стаси. Та ласково почесала за шелковым ушком.
— Ты его пугаешь! — она строго свела брови, — С ним нужно нежно! Давайте ему имя придумаем.
— Кеша! — тут же предложил Гарик, — Нет, не то! Может, Кузя?
— Сам ты Кузя! Что он тебе — домовой что ли? — фыркнул Вадик, — Давайте назовем его Сергеем Николаевичем, в честь Загубского!
— Спятил? Крысу в честь директора интерната называть! — схватился за голову близнец.
— Все, довольно! — тяжело вздохнула Стася. — Потом само придумается. Со временем.
И крыса осталась Просто Крысом.
Стася и Гарик наперебой рассказали Вадику обо всем, что им удалось узнать, а тот в свою очередь дал послушать записи, сделанные в кабинете Стервеллы. Большую часть цифровой дорожки занимало сюсюканье директрисы с ее ненаглядным Пупсиком. Интересными оказались два разговора. Первый — с Леоновым и Перепелкиным, второй — с неизвестным собеседником по телефону.
Запись получилась не лучшего качества. Голоса людей то и дело перекрывало собачье поскуливание, поэтому ребята низко склонились над диктофоном, почти касаясь друг друга макушками. Сначала милиционеры расспрашивали директрису о том, как был найден Мироныч, кто находился в это время в интернате, не происходило ли чего странного накануне, а потом, видимо, дав Стервелле расслабиться, перешли к неприятным вопросам.
— А не хотите ли вы, Стэлла Родионовна, рассказать нам о деньгах, которые выделяет министерство образование на дооборудование интерната? — начал издалека Тарас Анатолиевич, — У нас имеются сведенья, что швейные машины вы планируете закупать у компании, которую возглавляет ваш родственник — Альберт Иброгимович Талдыко. Не так ли?
Стервелла засуетилось, начала юлить, что даже Пупсику стало ясно — дело не чисто. Правда ничего более конкретного милиционерам известно не было, и они всего лишь попугали директрису, так и не получив от нее ценной информации.
— Мне кажется, эти махинации с Забияко к делу не пришьешь, — с сомнением покачал головой Вадик, — Ну зачем ей убивать сообщника?
— Может, он на нее донести хотел? — Гарик задумчиво подпер кулаком свою пеструю от веснушек щеку.
Второй разговор Стервеллы оказался куда интереснее. Он состоялся почти сразу после ухода милиционеров. Собеседника слышно не было — только голос директрисы.
— У меня была милиция. Грозили обыском, — шипела Талдыко, — Они могут ее найти. Что делать?
Пауза.
— Нет, пока никто не видел.
Пауза.
— Когда? Хорошо я позвоню тебе в понедельник. Готовься избавиться от нее.
У Стаси аж сердце ёкнуло. О чем это она? Неужели, Стервелла прячет кого-то здесь, в интернате? И что значит: «готовься избавиться от нее»?
— Все ясно! Она скрывает труп! — едва не заорал Гарик, — Нужно обыскать интернат!
— Ну и как мы это сделаем? — усомнился Вадик, — Где его искать?
— Где-где? В подвале и на чердаке — больше негде! А еще можно посмотреть, кто из чужаков придет к Стервелле в понедельник, а потом проследить за ним.
— В любом случае, до понедельника мы вряд ли что-нибудь узнаем, — сделала вывод Стася.
Она подошла к биноклю в стене и машинально заглянула в него.
— Ой, там кто-то в белом стоит! — испугалась девочка. В бледном свете фонаря, рядом с дырой в ограде, от которой тропинка вела прямо к их Убежищу, облокотившись на металлическую сетку, стоял человек. Его голова и одежда странно белели в полумраке, придавая фигуре сходство с приведением, — Кажется, он нам рукой машет!
Братья Соболевы как по команде вскочили со своих пеньков-табуреток и бросились к наблюдательному пункту.
— Дед пришел! — завопил Гарик, едва глянув в бинокль, — Он за нами!
Близнецы вылетели из землянки, а Стася не торопясь выключила свет, положила в карман задремавшего Крыса, плотно закрыла дверь и поспешила вслед за мальчишками.
Семья Соболевых, в полном составе ждала ее у ограды.
— Ну, здравствуйте, Анастасия, если позволите вас так называть! — без тени иронии сказал дедушка близнецов. Его седые волосы в свете фонаря казались совсем белыми, такими же как куртка — вот почему Стася сперва испугалась. — Владимир Валерьянович, представился он. Можно просто дедушка Вова, — и протянул девочке руку.
Стася взяла сухую, но все еще крепкую ладонь и ощутила волну силы и спокойствия, исходящую от этого человека. Ее накрыло запахом моря. Косматых, седых волн, набегающих на галечный берег где-нибудь под Североморском. Стася никогда не была в этом городе, но в бабушкиной квартире висела картина, на которой в оправе синих сопок бушевало северное море. Вдалеке виднелся громоздкий военный корабль, величественный и одновременно уродливый. В нижнем углу холста можно было разглядеть аккуратную надпись: «Североморск, 1979 г.». Если бы масляные краски могли доносить запахи, этот пейзаж пах именно так, как мысли и чувства деда близнецов Соболевых. «Зря мальчишки думают, что их дедушка на ладан дышит, — отметила Стася, — Он гораздо крепче, чем им кажется».
— Мне внуки все уши про вас по телефону прожужжали, — усмехнулся старик, блеснув в темноте белозубой улыбкой, — Вижу, что не зря.
Спустя несколько минут, прихватив минимум вещей, друзья вместе с дедушкой покинули территорию интерната. Стася поймала себя на чувстве облегчения. «Наверное, что-то похожее испытывают бывшие заключенные, выйдя за ворота тюрьмы. Интернат, конечно, не тюрьма. И кормят тут вкусно. Но что-то гнетущее в нем есть».
Сначала они минут пятнадцать ехали на автобусе по узким улочкам вечернего Тихореченска, потом шагали по скудно освещенному переулку мимо одноэтажных домиков — «пер. Северных зорь», — прочитала Стася на одной из калиток у дороги — и, наконец, очутились перед двухэтажным срубом, сложенным из круглых бревен. Стася смотрела во все глаза — ей никогда не приходилось видеть жилищ, так похожих на сказочную избушку, а уж тем более — проводить в них выходные.
Дом таращился на переулок темными окнами первого этажа и круглым окошком чердака. Он дремал в ожидании своего хозяина и его неугомонных внуков.
Вслед за друзьями и их дедушкой девочка вбежала на скрипучее крыльцо и перешагнула порог. «Здравствуй, дом-избушка! Давай знакомиться!» — прошептала она. Дом ответил уютным скрипом половиц и запахом мятного чая. Где-то в его глубине тикали часы, что-то шуршало и потрескивало. В отличие от городских квартир эту «избушку» наполняли разные звуки, так что с первых мгновений становилось ясно: она живая. Стася даже попыталась прочитать чувства старого дома, словно перед ней был человек. На одну короткую минутку ей это удалось. Девочка ощутила волну щемящей нежности, которая напоминала запах березовых почек, луговой травы в летний полдень и, совсем немножко, яблок, еще не сорванных с ветки. Померещилось? Или действительно, за долгие годы своей жизни дом ожил и обрел, нет, не разум, но сердце…
