Подорожный страж (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
— Сего отрока по всему улусу маги-дознаватели разыскивают. Неспроста, знать, он им нужен.
— Ну, это их дело. Пусть ищщут. Не думаю, что они обрадуются, когда найдут его. Так я говорю, Стеслав? Сумеешь за себя постоять?
— Сумею, — сказал Стёпка, глядя прямо десятнику в глаза. — Ещё как сумею.
Усмаря аж перекосило. Он достал из-за пазухи какую-то грамотку и сунул её десятнику под нос. Тот прочитал грамотку, дёрнул усом и скривился весь, будто зуб у него разболелся:
— Садить надо мальца до утра в амбар. А завтра повезём его в Усолье. Там передадим его кому следует. Не по душе мне такое-то, да грамотка самим верховным магом запечатана.
Всемир сжал плечо дёрнувшемуся Степану, молчи, пока ещё ничего не решено. А дядько Неусвистайло смотрел на всю эту суету сверху и кулаки свои пудовые, не таясь, обстоятельно так складывал, палец к пальцу.
— А и быстро же ты, десятник, распорядился, — сказал он, завершив это нехитрое дело. — На чужой земле хозяйничаешь, ровно в своём подворье. Не рано ли?
— Не мешал бы ты нам, тролле, — примиряюще сказал Склад. — Мальца мы так и так возьмём. А без ссоры оно и тебе и нам спокойнее. Езжай себе до дому. Мы уж тут сами теперича.
— Вот оно как обернулось, — громыхнул тролль. — Дождались помощников на свои головы. Уже приказывать нам начали. А там, глядишь, и податью обложите и самих в амбары покидаете… Стеслав, кому ещё невдомёк по скудости его невеликого ума, со мной сюда приехал, со мной и уедет. Пальцем кто его тронет — по уши в землю вобью, — он показал огромный кулак размером с приличную весскую голову. Таким кулаком можно кого угодно куда угодно вбить. — А ежели ты, десятник Склад, или ты, маг твою перемаг, заупрямитесь — пеняйте на себя. Руки-ноги узлами позавязываю, до старости не распутаетесь.
— Ты, однако, тролле, не очень-то, — отошёл подальше от разгорячённого пасечника Усмарь.
— А я ещё и не очень-то, — ответил дядько Неусвистайло. — Потому ты пока и цел ещё. А то не посмотрел бы, что маг. Пошли, Стеслав.
Весичи расступились. Ссориться с троллями не хотелось никому, все прекрасно понимали, чем это грозит. Десятник дёрнулся было вслед за ними, но Всемир остановил его, потянул в сторонку, он-то точно был за Стёпку.
— Мы вот что, — оглянулся пасечник. — Мы тут переночуем, поздно уже выезжать. А утречком и тронемся потихоньку.
Всех это устроило. Даже Усмарь не стал возражать. Решил, видимо, что до утра далеко, всяко может ещё повернуться. Вдруг да нагрянут, к примеру, сами верховные маги-дознаватели, знать бы ещё, кто они такие и с чем их едят.
— Оголодал? — глянул тролль на Стёпку.
Тот кивнул. Есть и вправду хотелось страшно.
Смакла с потерянным видом ходил вокруг повозки, пиная комки сухого навоза.
— Что потерял? — спросил Стёпка.
— Дракона нету. Спрятался куда-нито… али улетел.
О дракончике Стёпка забыл напрочь. Не до того было. Последний раз он видел зверька, когда тот оркимага поцарапал. А потом… потом он, кажется, и в самом деле улетел. Неужели не вернётся?
— Да прилетит он, прилетит, — постарался Стёпка успокоить убитого горем гоблина. Но получилось это у него не очень убедительно, сам потому что не слишком верил. — Погуляет и вернётся, вот увидишь.
Смакла только тяжело вздохнул в ответ.
— Сидайте, панове, — пригласил тролль, похлопав по бревну рядом с собой. — Здесь поснедаем. В избу заходить после колдуна не с руки, а дружинники нас сами теперь не позовут.
— Не очень-то к ним и хотелось, — сказал Стёпка, и все с ним согласились.
* * *
Стёпка лежал на сеновале, бездумно глядя на темнеющую полоску неба. Вечерело. Было тихо и тепло. Ноги и руки приятно гудели. Пришлось помахать лопатой. Вместе со Смаклой и пасечником закапывали погубленную оркимагом скотину. Не самое весёлое занятие, но ведь не откажешься же. Даже строптивый гоблин, стиснув зубы, тягал тяжеленные свиные туши и забрасывал могильник землёй.
Весичи им не помогали. Даже не предложили помочь. Зачем им это? Чужой хутор, чужая скотина, чужая беда. Вам это нужно, вы и закапывайте, а у нас и без того забот хватает — намного более важных и нужных. Оружие, например, вычистить, у костра посидеть, отдохнуть от трудов ратных…
Всемир потом долго распрашивал Стёпку о Летописном замке, и демонской жизни, но Стёпка больше отнекивался или отвечал односложными «да» и «не знаю». В конце концов до боярина дошло, что демон не расположен делиться секретами. Он хлопнул Стёпку по плечу, сказал: «Не бери на сердце, Стеслав. Добудешь ещё себе меч, и не хуже того». И ушёл к своим.
А потом пришлось снова заняться лечением. У самого десятника стремительно воспалилась пустяковая казалось бы рана. Царапина даже, а не рана. Ближе к вечеру рука вспухла, побагровела, Склад крепился, но по его лицу было видно, что дело плохо и что держится он из последних сил. Он баюкал руку на весу, скрипел зубами, потемнел весь, на висках выступили крупные капли пота. К Стёпке он, понятно, не обращался, знал за собой вину и справедливо опасался презрительного отказа. По себе, наверное, судил. Усмарь пытался колдовать над рукой, пыжился, вошкался, но у него ничего не вышло. Негодный он был маг, самоучка какой-то. Хуже Смаклы, право слово.
Стёпка сначала ничего этого не замечал, но потом гоблин шепнул ему, что с десятником плохо… Затем Арфелий посмотрел на него очень выразительно… Да ещё и мешочек заладил как заведённый «отверзни» да «отверзни». И тогда Стёпка просто подошёл к десятнику, молча взял его за здоровую руку и усадил на крыльцо. И Склад так же молча подчинился, слова не сказав, видно все его силы на то уходили, чтобы вгрызающуюся боль превозмогать.
Стоило сыпануть на опухшую кисть буквально несколько крупинок «экс-момента», и опухоль на глазах рассосалась, краснота сошла на нет, лишь едва заметный шрам остался. Где Склад ухитрился так неудачно пораниться, Стёпка не спрашивал, но почему-то про себя решил, что это работа гномлинов. Очень уж похоже было на след от отравленной маленькой стрелы.
Десятник долго собирался с духом, глотал молча что-то невыговариваемое, затем положил широкую ладонь на Стёпкину голову, потрепал волосы и сказал:
— Благодарствую, Стеслав. От лихой немочи избавил, руку сохранил. Дружиннику без руки какая жизнь… А маги-дознаватели, как я погляжу, напраслину на тебя возводят. Я любому в глаза скажу. Заступлюсь, ежели что, за тебя.
Усмаря после таких слов кондрашка чудом не хватила. Он поскорее в избу убрался, чтобы никто его почерневшего лица не увидел. А в избе он, как Смакла после у дружинников выведал, с оркимаговыми вещицами разбирался, с теми самыми «железами», да всё, похоже, себе и прибрал, включая и тот магический силок, что чуть Войка не убил.
А Стёпку такая перемена в десятнике вовсе и не обрадовала, потому что намерений своих Склад не изменил и всё равно собирался передать демона магам-дознавателям. Сначала, мол, отдаст, а после уж в глаза любому скажет, что напраслину на демона возводят. А маги-дознаватели, конечно, тут же и устыдятся и Стёпку с извинениями на все четыре стороны отпустят. Ха-ха!
Когда свечерело, Стёпка забрался на сеновал, устроил себе постель поудобнее, но заснуть не смог. Перед глазами то ятаганы сверкали, то шлемы безглазые, то морда змея подколодезного. А хуже всего, когда меч оркимагов вспоминался. До слёз жалко было. Руки так и сжимались на удобной рукояти, клинок отблескивал гордым сполохом. Нету больше меча, где ещё такой найдёшь, не искать же по лесам приблудных оркимагов. Да и у каждого ли такой меч сыщется? Может, он такой в единственном экземпляре был изготовлен. И обида на весичей вновь заставляла сжимать зубы… до тех пор, пока не понял вдруг Стёпка, что меч этот не очень-то ему и нужен был, и вообще непонятно, с чего он так по нему убивается. Не за мечом же он сюда приехал и не мечом собирался Ваньку из беды выручать… Ещё вчера прекрасно обходился без этой красивой железяки и понятия даже не имел, что она к нему в руки попадёт. Проехали бы мимо хутора, и знать бы ни о чём не знал. А меч… Он словно приворожил Стёпку, он, наверное, его новым хозяином признал и, может быть, даже уже начал его понемногу на «тёмную сторону силы» склонять. Наверное, это хорошо, что он осыпался в пыль. Меньше забот. Всё-таки он вражеский был, не на доброе дело скован и не для честных рук предназначен. Так что успокойся, демо-он, и забудь. Всё что ни делается — к лучшему.
