Дети Ноя - Жубер Жан (читать книги полностью .TXT) 📗

13

Первой ее увидала Ноэми. Я возился в хлеву, меняя подстилку корове, как вдруг услыхал ее крик сверху, с террасы.

— Смотрите, по небу кто-то летит! Похоже на птицу. Бегите скорей сюда!

Я мгновенно вскарабкался по лестнице и подбежал к сестре, которая взволнованно указала мне на точку над гребнем горы.

— Вон там! Видишь? Сюда летит! — кричала она.

И в самом деле, то была птица, — несмотря на дальнее расстояние, ясно различались взмахи крыльев. Что-то одновременно пугающее и волнующее виделось нам в ней: ведь на протяжении долгих недель окружающий пейзаж был безнадежно пуст и не подавал никаких признаков жизни, если не считать волков. И вот вдруг в сероватом утреннем мареве возникла эта неожиданная гостья!

Привлеченные нашими криками отец и мать тоже вышли наверх, и мы все молча стали следить за птицей. Описав несколько кругов, она направилась к нам; летела медленно и как-то беспорядочно, словно крылья плохо слушались ее. Она так неуверенно, нелепо взмахивала ими, что казалась не живым существом, а марионеткой или бумажным змеем, веревку которого резкими рывками дергал кто-то незримый.

Когда птица пролетала над террасой, я заметил, что она невероятно худа — из-под ее блекло-серого оперения выпирал мощный костяк. Невозможно было определить ее породу: но виду и размерам она напоминала и ястреба, и цаплю, и буревестника. Словом, в ней было что-то неправдоподобное, нереальное, на память приходили те пернатые чудовища, которых изображали Босх [45], Гойя [46], или Макс Эрнст [47] на своих картинах, репродукции которых показывал нам иногда отец. Даже и сегодня, когда я вспоминаю эту сцену, я спрашиваю себя, откуда — из какой страны, из какого покинутого зоопарка — вырвалась эта фантастическая птица, и не была ли она просто миражем, порожденным нашим лихорадочным воображением.

Однако, когда она пролетела над нами, мы почувствовали ветерок от ее крыльев и инстинктивно пригнулись. Но она, не задев нас, села на кучу навоза, сложила крылья, глянула в нашу сторону круглыми глазами и принялась лихорадочно разрывать клювом нечистоты. Что она искала: насекомых, червей, забытые зерна или просто солому? Видно, она так оголодала, что ей было все равно, и видя, как она жадно заглатывает все без разбора, мы поняли: этот корм ее устраивает.

Ноэми шевельнулась, и птица резко вскинула голову, открыла клюв и издала хриплый крик, топоча своими тощими ногами, словно в каком-то нелепом танце. Крик этот, одновременно угрожающий и жалобный, привел нас в ужас, и мы все отшатнулись. Но птица уже отвернулась и вновь принялась за еду.

Холод брал свое, и мы, в конце концов оставив нашу гостью одну, спустились погреться. Позже, когда мы с Ноэми опять поднялись на террасу, она уже исчезла, оставив после себя развороченный навоз, а на снегу — серо-стальное перо, которое моя сестра торопливо подняла.

— Может, она прилетела с Луны, — сказала Ноэми вполне серьезно. — Интересно, где она приютилась? Как ты думаешь, она вернется?

— Возможно. Где же еще она найдет себе еду?!

— Бедняжка! Как мне хочется, чтобы она вернулась! Мы бы о ней позаботились.

Вот такая она, наша Ноэми: ко всему, что двигается, ползает, скачет и летает, она испытывает любовь, нежность, хотя бы жалость.

Появление таинственной птицы так поразило нас, что в этот день за столом мы только о нем и говорили. Что оно означало? Ма, которая в последние дни опять поддалась мрачным мыслям и, кажется, тайком гадала на картах, была страшно напугана уродливым обликом птицы и, как я подозревал, считала ее прилет недобрым предзнаменованием. Ноэми, жалостливая ко всему живому, сострадала ее худобе и даже предложила насыпать на террасу зерна. Мы все хором закричали, что это чистое безумие: запасы наши и без того таяли, не хватало еще делиться с этой доходягой. Что касается отца, то он взволнованно объявил нам, что видит в этом событии скорое спасение: он напомнил о голубе, который принес в Ноев ковчег весть о конце потопа. Да-да, именно так, повторял он, это благая весть, это добрый знак, снег скоро начнет таять, из-под него покажутся деревья и земля, и жизнь снова вступит в свои права. Он достал с камина Библию, начал листать ее и вскоре отыскал отрывок, столько раз уже читанный нами:

«Голубь возвратился к нему в вечернее время; и вот свежий масличный лист во рту у него: и Ной узнал, что вода сошла с земли.

Он помедлил еще семь дней других и выпустил голубя; и он уже не возвратился к нему.

Шестьсот первого года к первому дню первого месяца иссякла вода на земле; и открыл Ной кровлю ковчега, и посмотрел, и вот обсохла поверхность земли. И во втором месяце, к двадцать седьмому дню месяца, земля высохла» [48].

Замерев, мы слушали отца. Читая, он поглаживал руку Ма, лицо которой наконец прояснилось.

— Только уж очень странный голубь прилетел к нам, — вздохнула она.

— Согласен. Он даже пока не принес нам масличный лист в клюве, но и это не за горами.

— Ты думаешь? Ты правда в это веришь?

— Я в этом абсолютно уверен.

И тогда произошло то, что взволновало меня гораздо сильней появления птицы: Ма начала улыбаться! Я вглядывался в ее лицо, не веря своим глазам, но нет, и не ошибся: улыбка — слабая, почти незаметная — освещала его, и мне показалось, что именно эта улыбка и была тем самым голубем, принесшим людям благую весть и надежду на спасение.

Вечером, когда я уже лежал в постели, родители долго беседовали вполголоса в столовой. Я не слышал, о чем они говорили, но в их тоне уже не чувствовалось страха и тоски. Иногда я схватывал отдельное слово, обрывок фразы. Они говорили о весне, о лугах, о солнечном свете.

— Как я была бы счастлива увидеть Жоля и его семью, — говорила мать. — Лишь бы с ними ничего не случилось!

— Не волнуйся, ты их обязательно увидишь, — отвечал отец. — Обещаю, что увидишь…

Дальнейшие слова заглушило потрескивание огня в камине. Я перестал прислушиваться и принялся за свою уже ставшую привычной вечернюю молитву.

— Боже, сделай так, чтобы опять засветило солнце и чтобы весь мир был спасен! И верни мне, пожалуйста, Катрин, которую я не забыл!

Полоска света под дверью то разгоралась, то меркла, следуя причудам пламени в камине. По сеновалу, шурша сеном, бродил кот. И вдруг у меня появилась уверенность, что молитва моя не была напрасной и что скоро все мы освободимся из снежного плена. Я вспоминал птицу, кружившую над нами в сером небе, неловкие взмахи ее крыльев, то, как она села, вытянув тощую шею. Вновь я видел, как она топочет ногами и разевает клюв, издавая свой хриплый, тоскливый крик.

Наконец я заснул, но и во сне продолжал видеть птицу. Она росла на глазах и становилась огромной, крылья ее простирались, как два пыльных плаща; потом она взмывала над вершинами и одевалась белоснежными перьями. Я спрашивал ее: «Кто ты, снег или солнце?» Она молча, не отвечая мне, качала головой, но взгляд ее был добр и приветлив. Потом она вырастала еще больше и обретала человеческий лик, который заполнял собою все пространство.

14

Не знаю, было ли это совпадением, но после появления птицы все внезапно изменилось. На следующий же день облачная завеса, все эти долгие недели плотно закрывавшая небо, растаяла, и над горами ослепительно засияло солнце. Оно показалось нам огромным, мы даже испугались, увидев его сверкающий диск на месте бледного пятна, источавшего на снег неживой, почти лунный свет. Мы отвыкли от этого невыносимо-слепящего блеска. Наконец-то я вновь ощутил давно позабытое жаркое касание солнечных лучей. Потом с юга задул теплый ветерок, и нам показалось, что мир ожил и пришел в движение.