Ошибка грифона - Емец Дмитрий Александрович (чтение книг .txt) 📗
Помнится, все стражи, разинув рты, с изумлением уставились на Кводнона. До этого ни у кого и в мыслях не было, что можно кому-то угрожать или, тем более, ударить. Кводнон почувствовал, что сделал что-то не то. Смутился. Отшагнул от Арея. Пугливо разжал руку. Палка выпала. Это была часть древесного корня, расширявшаяся к стволу и похожая на палицу.
Хоорс присел на корточки, разглядывая то, что выпало из руки Кводнона.
— Любопытно! А ведь этой штукой действительно можно сильно стукнуть! — заметил он. — Тут получается рычаг, а массивное окончание делает его опасным! Вот, смотрите, я сейчас ударю этим рычагом хотя бы по дереву!
Сказано — сделано. Полетела кора. Вильгельм бросился к сосне. Стал гладить ее, дышать на место со сбитой корой.
— Перестань, Хоорс! Что ты? — в ужасе воскликнул он. — Дерево же живое! Ему больно!
Хоорс смущенно бросил палицу в костер. Казалось, все благополучно забыто, но через неделю Арей обнаружил, что Барбаросса ходит с дубиной и говорит всем, что хромает. Но когда начинаешь выяснять, на какую ногу и что случилось, — злится и грубит. Еще через день палка появилась у Кводнона. Хорошая палка, в его рост, и даже, кажется, из красного дерева. А еще примерно через месяц Арей шел по лесу и услышал какой-то непонятный звук.
Он остановился. Прислушался. Звук повторился. Казалось, кто-то рычит и плачет одновременно, кусая себе руки. Арей пошел по направлению звука и в овраге обнаружил Хоорса. Хоорс сидел на корточках рядом с мертвым оленем, и спина его содрогалась от рыданий. Рядом лежала палка с веревкой и валялся окровавленный камень. Видимо, камень был привязан, но отвязался, потому что на веревке и сейчас еще были узлы.
Другие олени подходили к оврагу и, не спускаясь в него, издали чуяли кровь. В их повадках Арей замечал нечто новое: беспокойство, недоверие, страх. Услышав шаги Арея, олени оглянулись на него и, шарахнувшись, унеслись. И это тоже было непонятно. Раньше Арея никто не боялся.
— Что случилось? — спросил Арей.
Хоорс повернул к нему голову. Руки у него были в крови. Видимо, пытался помочь умирающему животному.
— Олениха… — прохрипел он. — Олениха!
— Она поранилась? Налетела на сук? Такое бывает! — утешил его Арей.
— Она не поранилась. Я ее убил, — крикнул Хоорс.
Лицо его скривилось. Арей ожидал новых рыданий, но Хоорс внезапно расхохотался. Он хохотал и бил по земле окровавленными кулаками. И в хохоте его, помимо горя, было и что-то новое, страшное, чему Арей пока не находил определения.
— Как это — «убил»? — не поверил он.
— Так!!! Шел по лесу с этим вот и думал, как испытать мое новое оружие. Искал какое-нибудь трухлявое дерево. А тут олениха!.. Она сама подошла! Первая! Стала нюхать мне руки. Я говорю ей: «Уйди!» Она не ушла! Я ей снова: «Уйди!» Лижет руки, пристает, попрошайка! Тогда я размахнулся, ударил — и камень на палке поразил ее точно в голову. Я не знал, что будет такая сила! Правда, не знал! Но мощь-то, мощь! — В страдающих глазах Хоорса вспыхнуло что-то новое. — Если найти камень с дырой, он не отвяжется, как этот…
Арей, не отвечая, поднялся и побрел прочь. Он уже понял, что Хоорс прекрасно переживет это горе. И не только переживет. Вскоре в лесу будут находить много мертвых оленей. И не только оленей. Ведь появится и новое оружие, которое тоже нужно будет на ком-нибудь испытывать. Животные, и детеныши животных, и детеныши их детенышей начнут бояться стражей и убегать от них. Львы, тигры, медведи, волки перестанут доверчиво тереться о ноги, а возможно, и додумаются однажды, что их длинные клыки и когти — оружие ничуть не хуже, чем камни и палки.
Сейчас Арей подошел к костру. Сел на корточки. Протянул к огню ладони. Льдинки оттаивали, превращаясь в капли воды. Усы с бородой заплакали прозрачными слезами.
— Летал? — понимающе спросил Вильгельм. — Я тоже летаю. Но высоко не рискую, а то упал недавно. Крылья уже плоховато держат.
— Ничего, — утешил Арей. — Главное: летаешь!
Он смотрел на лицо Вильгельма, озаренное костром, и вспоминал.
Одним из сильных доводов Кводнона, когда он настраивал всех против Эдема, было то, что многим казалось, что в Эдеме блага распределены неравномерно. Почему есть красивые и некрасивые? Сильные и слабые? Умные и глупые? Особенно это потрясало худенького жертвенного Вильгельма, который всегда и во всем искал справедливости.
Вильгельм вечно отыскивал где-нибудь в зарослях робкого стражика с короткими крылышками и начинал кричать, что его обделили. «Куда смотрит Дом Светлейших? И там, на последних небесах, куда смотрят? За что вот ему — как там тебя зовут? да тебя, тебя! — короткие крылышки? Может, он недостоин длинных крыльев? А если недостоин, то кто сделал его недостойным? Да стой ты ровно, тебе говорят!»
Робкий страж пытался забиться куда-нибудь в угол, но Вильгельм, не отпуская, таскал его за собой за ворот, шумел, и мало-помалу многим начало казаться, что добро не так уж добро и справедливо.
«А все-таки, — подумал Арей. — Вильгельм был искренен. Правда: почему короткие крылья? Ну да… если бы он летал, а не отсиживался в кустах — крылья бы у него окрепли… но ведь можно было дать ему и желание летать?»
Кводнон, до того отвлеченный разговором с кем-то, увидел Арея. Безобразная половина его лица заметно сморщилась. Красивая осталась такой же безмятежной. Кводнон шагнул к Арею. В руках у него была палка из красного дерева.
— Зачем, Арей? Зачем? — крикнул Кводнон. — Почему ты напал на Лигула? Едва не утопил его! Твои товарищи изумлены! Твои товарищи поражены!
Арей удивился, что Лигул так скоро сюда добрался. Ишь ты, шустрый!
— Он мне надоел, — сказал Арей.
— Лигул тебе надоел? Как ты можешь? Он же твой друг!
Арей терпеть не мог этой интонации добровольных собраний, этих негодующих глазок и протянутых к нему укоризненных ручек.
— Лигул не мой друг, — проворчал он.
— Как не твой? Мы же все вместе! Мы так решили!
— Это ты так решил, — буркнул Арей, испытывая неожиданное раздражение. — Так тебе удобнее манипулировать. Вот ты и скажи: «Я!» А то…«Мы изумлены… Мы поражены!»
— Что? Да как ты…
Голос оборвался. Кводнон отступил чуть назад. Все же Арей ничего не заподозрил, пока на него не упала тень. Он вскинул голову, но было уже поздно. Палка из красного дерева обрушивалась на него сверху, через рыжие искры костра. И там же, через костер, видел Арей и черное, неузнаваемое лицо Кводнона. Арей попытался отпрянуть. Поздно. Первый удар пришелся ему в плечо. Бросил его на землю. И сразу отнялась рука. Онемела до кончиков пальцев.
Второй удар проломил бы Арею голову, но его не было. Кводнон выронил палку. С ужасом смотрел то на нее, но на свои руки:
— Прости! Я не знаю, зачем я это сделал!.. Я не хотел!
Арей вскочил и побежал, придерживая за запястье болтавшуюся руку. Отскочив шагов на десять, он вспомнил о крыльях и взлетел. Вслед ему пронеслась палка, задевшая его по ноге, и несколько камней.
— Больше не возвращайся! — догнал его голос Кводнона. — Убирайся к своим светлым! Только они тебя не возьмут! Не нужен ты им!
…Арей поселился на глинистом склоне холма, спускавшегося к реке. Река была медлительна, широка, ленива. На закате и на рассвете реку ало заливало солнцем, и она становилась похожа на чешую огромной рыбы.
Рука не работала дня два, потом понемногу начала служить. Арей выкопал себе пещеру. Склон поддавался легко, только все время осыпался, пока Арей не додумался выложить потолок еловыми ветвями, подперев их бревном. Костер он не разжигал. В первую ночь очень мерз. Во вторую, когда плечо еще сильно болело и Арея бил озноб, откуда-то пришла большая рысь и согревала его. На третий день вечером, пролетая над рекой, Арей встретил юного Вильгельма. Вильгельм издали крикнул ему, чтобы Арей возвращался. Кводнон больше не сердится. Он вроде бы даже поссорился с Лигулом, и тот теперь непрерывно скулит, вымаливая прощение.
Подлетев к нему, Арей спросил, из-за чего вышла ссора. Вильгельм объяснил, что из-за расщелины в земле, из которой вырывается раскаленный пар с каплями пахнущей серой воды. Кводнон предположил, что расщелина идет к центру земли и что можно спуститься, найти пустоты, пещеры или, быть может, что-то еще более впечатляющее.
