Волшебная дуэль - Устинова Анна Вячеславовна (лучшие бесплатные книги txt) 📗
– В легковую не влезем, – деловито заметила Ядвига Янусовна и шмыгнула длинным носом, увенчанным внушительной бородавкой. – Нам нужен микроавтобус.
– Разбежалась, – пробасил Ничмоглот. – Где ты ночью его возьмешь?
– Тату-уша, – вкрадчивым голоском протянула Ядвига. – Наколдуй нам подходящую машинку.
– Прекрасно знаешь, что не могу, – отрезала Тата. – Мы ведь не в официальной командировке, а нелегально. Поэтому волшебные силы надо экономить. Чую, что они нам еще ой как пригодятся. А с транспортом, это уж как повезет.
– Ой, едет! Едет! – радостно заверещала младшая ведьма Луша.
И вся нечестная компания, отчаянно размахивая руками, ринулась на проезжую часть. Микроавтобус резко свернул в сторону и, прибавив скорость, унесся в ночь.
– Вы его испуга-али, – возмущенно проблеял Козлавр. – Разве можно вот так, всей толпой?
– Если кто его испугал, то именно ты, – дернула его за бороду Натафталина.
– Попрошу без рук, – встал от возмущения на дыбы Козлавр. – Конечно, поэта каждый может обидеть. А я джентльмен. Не могу адекватно ответить даме на хамский поступок.
– Всем цыц! – рявкнула Тата. – Еще один едет. Прикройте Козлавра, чтоб не спугнул. А голосовать я буду сама.
Четверо оттеснили упирающегося поэта-сатирика на тротуар и прикрыли своими телами. А Татаноча кокетливо подняла руку. Микроавтобус остановился.
– Бабуля, тебе куда? – высунулась из открытого окошка голова водителя.
– Какая я вам бабуля? – сварливо откликнулась Татаноча.
– Сорри, мадам. В темноте ошибся.
– То-то же, – смягчилась Тата. – До трех вокзалов довезете?
– С превеликим удовольствием, – улыбнулся водитель. Но, заметив остальных, недовольно добавил: – О-о, да вас много. И еще коза.
Такого унижения мужественный поэт-сатирик стерпеть не мог.
– Я-а-а, – проблеял он, собираясь добавить, что он никакая не коза и вообще другого пола.
Однако Ядвига быстренько обмотала ему морду поясом Ничмоглота, а Луша еще, использовав свою шаль в качестве смирительной рубашки, привязала руки к козлиному телу.
– Да вы не волнуйтесь. Козочка у нас смирная, ласковая, молодая, – с интонациями деревенской бабушки проговорила Натафталина.
Возмущенная «козочка», вращая налитыми кровью глазами, била копытами по асфальту.
– Видите, как ей нравится, когда ее хвалят, – подхватила Ядвига. – Прямо обожает доброе слово. И мне, инвалиду, на старости лет от такого животного ласкового радость.
– Чего ж вы в Москву-то свое животное притащили? – поинтересовался водитель.
Повисла короткая пауза. Все задумались, напряженно соображая, зачем можно привезти козу в Москву.
– А на прививки, милок, возили. К ветеринару, – первой нашлась Ядвига Янусовна.
– Ну, вы, бабки, даете, – присвистнул водитель.
– Тут не одни только бабки, тут и мужчина есть, – настала очередь обидеться Ничмоглоту.
– Извини, дед, не заметил, – виновато усмехнулся водитель. – А насчет ветеринара, что ж у вас поближе Москвы не нашлось?
– Во-первых, не нашлось, – на ходу врал Ничмоглот. – Деревня наша заброшенная, вымирающая. А во-вторых, у нас с супругой, – указал он на Ядвигу, – тут, в Москве, сынок ветеринар. В общем, и прививки сделали, и сынка проведали.
– И вообще, плачу вам тройную цену, – вмешалась Тата. – Мы уже на электричку опаздываем.
– А салон ваша козочка мне не испачкает? – все еще сомневался водитель.
– Никогда, – заверила Ядвига Янусовна.
– Ну ладно. Поехали. – Водитель распахнул перед ними дверцу.
Козлавра втиснули общими усилиями между двумя рядами кресел. Поэт-сатирик возмущенно мычал: ему было тесно и неудобно, и он опасался упасть.
– Ничего, Белочка, – принялась успокаивать его женская часть компании. – Потерпи немножечко. Вот приедем, и на лужок свой побежишь пастись.
В ответ поэт-сатирик снова яростно завращал глазами. Если бы не туго стянутая поясом пасть, он разразился бы достойной отповедью оскорбителям его гражданского и мужского достоинства. Но в нынешнем своем положении он по-прежнему мог лишь возмущенно мычать.
– Может, она у вас какая-нибудь больная ну, или, там, бешеная, – забеспокоился водитель.
– Что ты, милок, – проворковала Ядвига Янусовна. – Совсем здоровая козочка.
А Тата скороговоркой добавила:
– Больным животным прививки не делают.
– Так уж и быть, поверю вам на слово. – И водитель прибавил скорость.
По пустынному городу он мигом домчал их до трех вокзалов.
– Приехали.
Тата протянула водителю монету.
– Что ты мне, бабка, подсовываешь? Давай деньги, как договорились, – возмутился водитель.
– Мило-ок, – прохныкала Татаноча. – Других денег нет. Всю пенсию в Москве потратили. Но эта монетка гораздо больше стоит, чем мы договорились.
Водитель внимательно присмотрелся к монете, лежащей на заскорузлой ладони старухи.
– Золотой? – неуверенно осведомился он.
– Золотой, золотой, – наперебой загалдели три ведьмы.
– Странный какой-то, – продолжал разглядывать монету водитель. – Ненашенский, что ли?
– Чеканка Магинбургского монетного двора, – пробасил Ничмоглот.
– Немецкая? Старинная? – Теперь водитель едва сдерживал охватившее его волнение.
– Твоя правда, милок, – легко согласилась Татаноча.
Схватив монету, водитель попробовал ее на зуб. Кажется, и впрямь золото.
– Ну вы, бабки, даете. Никак клад нашли?
– Именно, милок, – часто закивала Натафталина. – Берендей лужок вспахивал и нашел целый кувшин таких вот монеток.
У водителя перехватило дыхание. Глаза загорелись. Наверняка такие монеты стоят кучу денег. А бабки-то явно ничего не смыслят. За такую короткую дорогу целым золотым расплатиться решили. И, едва сдерживая охватившую его алчность, он срывающимся голосом спросил:
– А еще-то у вас с собой есть?
Тата, порывшись за пазухой, извлекла целую горсть магинбургских золотых.
– Покупаю. – И водитель вытряс на колени старшей ведьмы все содержимое своего бумажника. – Это, по-моему, эквивалентно, – с надеждой добавил он.
– Ой, милок, – озарила его щербатой улыбкой Тата. – Есть же еще на свете добрые люди. А то мы уж прямо не знали, что с этим кладом и делать. Все боялись, обманут и отберут. Где продать? Как продать? А теперь мы и крышу починим, и дров на зиму запасем.
– Я человек честный, со мной не пропадете. А еще у вас осталось?
– Да почти полный кувшин, – заверила Луша.
– Тогда, может, я денег поднаберу и к вам за остальным приеду? – осторожно предложил водитель. – А то что же вам с этим мыкаться!
– Приезжай, приезжай, милок, – радушно закивала Тата. – Всегда добрым людям рады. Записывай адрес: Дмитровский район, деревня Белые Упыри.
– Названьице, – крякнул водитель.
– Что от предков досталось, то и имеем, – вклинился в разговор Ничмоглот Берендеевич.
– А спросить-то в ваших Упырях кого? – поинтересовался водитель.
– Тамару Федоровну, – на ходу изобрела себе человеческое имя-отчество Тата. – Или… – она покосилась на Ничмоглота. – Берендея Ивановича. Ой, извини, милок, у нас уже электричка отходит. Мы побежали.
И странная компания припустила в сторону Ярославского вокзала.
Глава IV
Тарантелла и сиеста
Взбежав по шатким ступенькам крыльца, ребята вошли в сени. Веспасиан, едва переступив вслед за ними порог и затворив дверь, поторопился скинуть с себя человеческую личину и стал самим собой, то есть большим серым тигровым котом с горящими оранжевыми глазами.
– Вот так-то лучше, – проурчал он. – Ох, до чего мне не нравится эта ваша манера ходить на двух ногах. На мой взгляд, чрезвычайно неудобно.
И он с таким укором посмотрел на троих ребят, будто именно они были виноваты, что ему приходится какое-то время пребывать в человеческом обличье.
– Тимофеюшка! Кассандрушка! Михаил! – радостно вереща, выскочил из-за печки крохотный домовой.
Ростом он был с новорожденного младенца. Только, в отличие от младенцев, был бородатым и весьма морщинистым, что свидетельствовало о его более чем солидном возрасте. Однажды, еще в Магинбурге, он признался Тимофею, что ему уж никак не меньше тысячи лет, а может, даже гораздо больше, точно он сказать не мог – запамятовал. Правда, Тимка не совсем понял, каких лет – Магинбургских или человеческих, ибо время в стране На Краю Света несколько отличалось от земного, но и так и эдак выходило, что Морфей очень стар. Впрочем, одет он сейчас был совершенно не соответственно своему возрасту – в детские розовые шортики и маечку с красной английской надписью на груди: «Кисс ми» («Поцелуй меня»).