Вовка – брат волшебника - Охотин Александр Анисимович (первая книга TXT) 📗
— Что ли я знаю, как надо? Подсказал бы кто…
— Этого никто не подскажет. Ты должен всё решать сам. Мы можем тебе лишь помочь, но не можем всё сделать за тебя. А ты, главное, никогда не смиряться с несправедливостью.
— А что ли я смирялся?
— Пока нет, но до этого оставался один шаг.
— А что ты рисуешь?
— Я-то? Вот, посмотри.
Кирилл был рад, что Вовка заинтересовался его рисунками. Рисунков было так много, что просмотреть все не было никакой возможности. Но и то, что Вовка увидел, поразило его.
Пейзажи, выполненные акварелью, смотрелись как живые. Лица, фигуры людей на рисунках — всё выглядело настоящим.
— Где ты этому научился? — спроси Вовка.
— Не знаю, само так получается, — ответил Кирилл. — Я просто думаю, про то, что там, в вашем Мире, представляю себе тех людей, которые там живут, и всё это рисую. В общем — вдохновение.
— А откуда ты знаешь про всё что там?
— Я там бываю, иногда, только… только… — Кирилл ненадолго замолчал. Вовка заметил, что Кирилл как-то неожиданно погрустнел.
— Понимаешь, Вова, я ведь там почти не жил. Я умер, когда мне было всего пять месяцев.
— Как?! Так ты что, всё-таки, не живой?! Значит и я тоже?!
— Живой я, и ты живой. Просто там считается, что нас нет. Ты-то вернёшься туда, а мне нельзя.
— Почему нельзя?!
— Это трудно объяснить. Просто таковы законы Мироздания. Понимаешь, я теперь вроде ангела-хранителя — твоего ангела-хранителя. Поэтому ты и здесь. А ведь как я хотел бы жить там, с теми людьми… Я ведь всего на один год старше тебя…
Вовка молчал. Он понял, нет, не просто понял, а ощутил всей душёй, как грустно Кириллу. Они с Кириллом о многом разговаривали, играли в шашки, но грусть так и не покинула Вовку до самого вечера. Ему почему-то стало казаться, что он всегда знал Кирилла. Его лицо по-прежнему казалось очень знакомым.
Был обед, потом ужин, а когда за окнами стемнело, Кирилл сказал, что пора спать.
— Когда ты выспишься, — сказал он, — Учитель вернёт время вашего Мира назад. Когда ты снова окажешься на крыше, не повторяй ошибки. Ты помнишь, где поскользнулся, поэтому тебе легко будет не допустить этого. Я тебя подстрахую, но меня никто не будет видеть — и ты тоже.
Вовка уснул в тревожном расположении духа…?
Глава 5. Разговор с директором
Вовке показалось, что уже прошло много времени, но когда он открыл глаза, понял, что по-прежнему сидит у края крыши, а пожарные поднимают лестницу.
«Что ли это всё привиделось? — подумал он. — Ну да, конечно. Так ведь не бывает, чтобы упасть с крыши и оказаться непонятно где».
Он встал и направился к чердачной двери. Прошёл по коньку, осторожно ступил на скат, чтобы добраться до чердачной двери и… ноги заскользили по крыше — ну в точности, как в этом сне. Вовка испугался и упал на живот. К счастью, он успел ухватиться за конёк. Пронесло, удержался. «Просто вещий сон какой-то», — подумал он.
Вовка осторожно, на четвереньках, добрался до двери, вытащил лом и спустился по железной лестнице на четвёртый этаж. Спустившись, он пошёл к выходу, чтобы выйти во двор, а навстречу бежали директор и Гоблин. Ну и вид у них был: оба растрепанные и мертвецки бледные.
Несмотря на испуг, Гоблин был в своём духе:
— Ну что, щенок?! Духа не хватило прыгнуть?!
— Почему щенок? — очень спокойно ответил Вовка, — Что ли я похож на щенка? Я сколько раз смотрелся в зеркало, ни разу такого не заметил.
Вовка сам удивился своему спокойствию.
— Ты как со мной разговариваешь! — взревел Гоблин.
— А как надо разговаривать? Я так со всеми разговариваю — по-русски. И вообще, Геннадий Олегович, почему вы думаете, что я куда-то хотел прыгать? Что ли я совсем дурак? Не-а, я просто заперся на крыше, чтобы мне не мешали думать. Я придумывал, как дать вам отпор и как отстоять правду. А если из-за всякого гада прыгать с крыши, порядочных людей на Земле вообще не останется.
Вовка теперь знал, что он не прогнётся, что будет добиваться справедливости, как когда-то это делал отец. А Гоблин, услыхав Вовкин ответ, замолк и встал, вылупив глаза. Он, порой, соображал туго, вот и в этот раз эта «глубокомысленная речь» поставила его в тупик. Гоблин, видимо, никак не мог понять, какие «гады» имелись в виду и о каких «порядочных людях» говорит Вовка. А директор всё понял:
— Муравкин, что ты себе позволяешь?! Почему грубишь взрослым, тем более своим наставникам?!
— Но Арсений Ильич, что ли я грубил кому? Я просто сказал, что на самом деле. Я там заперся, чтобы мне не мешали думать. Или что ли Вы хотите, чтобы я говорил не то, что думаю?
— Да, Муравкин, трудно с тобой разговаривать. Ладно, пошли в столовую. Позавтракаешь, а потом поговорим о том, что ты вытворяешь.
— Не-а, я не пойду в столовую.
— Это ещё почему?
— Арсений Ильич, вы разве забыли? Я же лишён завтрака. Да, а ещё обеда и ужина. Отменять распоряжение Геннадия Олеговича непедагогично. Вот на полдник, если не возражаете, я схожу. Ведь про полдник Геннадий Олегович сказать забыл.
Теперь в ступор впали оба — и Гоблин, и директор. Вовка даже и не думал, что его ответ так на них подействует. А есть, почему-то, и вправду не хотелось. Можно было подумать, что привидевшийся ему ужин, да и обед тоже, были настоящими. Вовка действительно был сыт, поэтому пойти в столовую отказался наотрез:
— Можете меня силой в столовую притащить, — сказал он, — но есть вы меня, всё равно не заставите. Ведь не будете же вы силой заталкивать мне в рот еду.
— Так это что же получатся, — спросил директор, — голодовка?
— Нет, что вы, Арсений Ильич. Просто я не хочу подрывать авторитет Геннадия Олеговича. Если он решил меня наказать, а вы это отмените, то я могу подумать, что Геннадий Олегович неправ. А так получается, что он как будто бы прав.
— Что значит это «как будто бы»?! — заорал Гоблин, который уже отошел от устроенных Вовкой переживаний.
— А «как будто бы» и означает то, что означает. Что ли вы, Геннадий Олегович, не знаете, что я никаких сумок не крал? Что ли не знаете, что я не курю и не пью пива. Знаете вы это.
— Я про тебя, сопляк, всё знаю! И я знаю, что такие отморозки, как ты, и пьют и курят. Так что нечего вводить Арсения Ильича в заблуждение. На что ты ещё мог потратить все деньги?!
— Какие деньги? Нет у меня денег, и не было. А если были, то когда я успел их потратить? Я, после того, как их кто-то украл, никуда не выходил, где потратить можно. Ну вы же знаете, Геннадий Олегович.
— Не потратил, значит спрятал! А потратить собираешься позже! Причём именно на курево и пиво!
— Геннадий Олегович, — очень спокойно сказал Вовка, — я ведь знаю, что вы меня ненавидите. Но это ваше дело. Только вы ведь ничего не знаете. Что ли вы видели, как я своровал сумку?
— Тогда как же она у тебя под матрасом оказалась? — спросил Арсений Ильич. — И потом, с чего ты взял, что Геннадий Олегович тебя ненавидит? С чего бы это ему?
— Есть с чего. С того, что я не захотел быть гадом и доносчиком.
— Ты думай, что говоришь, щенок! — взревел Блинов.
— Геннадий Олегович, успокойтесь, — осадил его директор. Вы, всё-таки педагог, а не… впрочем, неважно.
— Извините, Арсений Ильич, погорячился, — ответил Гоблин. — Просто меня возмутила наглость, с которой этот ворюга отпирается. Мало того, ещё и наговаривает на меня всякое.
— Что ли я наговариваю? — удивился Вовка. — Что ли это неправда? А вот вы на меня наговариваете. Сначала докажите, а потом наговаривайте.
— Я?! Наговариваю?! — снова заорал Гоблин.
— Да, наговариваете. Хотя бы то, что я курю и пью пиво. Вы это видели? А вот Гоблинёныш… ой!.. то есть Колька и курит и пьёт — это все знают. Интересно, где он деньги берёт на отраву?
Вовка заметил, что Гоблин испугался, даже побледнел.
Арсений Ильич это тоже заметил.
— Вам что — плохо, Геннадий Олегович? — спросил он.
— Нет, ничего. Просто перенервничал из-за этого ублюдка. Сейчас пройдёт.
