Жрица голубого огня - Кащеев Кирилл (лучшие книги .txt) 📗
А потом Аякчан и Донгар начали зевать наперегонки, словно вся усталость долгого пути враз навалилась на них, – и уснули по обе стороны от Хакмара, так и не догрызя подсунутые им хозяйкой горелые лепешки. Проснулась Аякчан поздно, очень поздно. Натянула высохшие штаны, волосы, на которых не осталось и капли черной краски, тщательно укрыла платком. И теперь сидела на лавке в углу, дожидаясь, пока Ингама наконец перестанет ворчать и сподобится сделать из лежащего на столе сига хоть что-то съедобное. Вот поест – и уже на сытый желудок придумает, что бы такое наплести здешним жрицам, чтоб те дали ей связаться с Айгыр.
– Вокруг невесть что творится, а Бута бродяг приваживает! – громко стуча мисками, продолжала бормотать Ингама, похоже, раздраженная молчанием девочки. – Понаехали тут – цены и подскочили! За нож, что Бута выковал, одну рыбину всего торговка и дала – никогда такого не было! А в ней половина веса – потроха, считай, на выброс пойдут. А скоро небось и того не будет, потому что вы все лезете и лезете, пропади вы пропадом, стойбищные! – выкованные Хакмаром серьги подрагивали и нежно позвякивали, когда Ингама трясла головой от возмущения.
– Они – пропадом, а вы – в городских колодцах рыбку ловить станете? – лениво поинтересовалась Аякчан.
Ингама недоуменно захлопала глазами, похоже, даже не понимая, что ей сейчас сказали. Аякчан зло скривила губы. Ну не объяснять же этой дурехе, что дальше и впрямь будет хуже, но не потому, что беженцы лезут в ее драгоценный город, а потому, что большая часть их, бедолаг, и так уже пропала – в мэнквовых желудках или в Алом пламени чэк-наев. Обезлюдели стойбища Югрской земли – и кто теперь рыбку-то поймает? Вот эта говорливая Инга? Ну ладно, кузнецовой женке, может, и впрямь такие вещи понимать ни к чему, а вот любопытно, что себе жрица-наместница да ее Совет думают? Паники они испугались, город закрыли! Как же! За добро свое они испугались, за Храмовые запасы! А подумать своими дурными голубоволосыми головами – откуда на безлюдье-то новые запасы возьмутся? А Храмовый налог? Кто его платить станет? Не-ет, передаст Черных Айгыр, будет просить верховную, чтоб перевела ее из школы – в Югрской земле еще долго голодно будет! Вот прям как сейчас! – Аякчан прислушалась к ворчанию в пустом желудке.
– Попробуй к торговке в этих серьгах сходить, – примирительно предложила она Ингаме. – Может, за еще одну такую же пару она даст больше, чем за какой-то нож!
– Но я совсем не хочу, чтоб у кого-то были такие же! – снова возмутилась Ингама, невольно прикрывая серьги ладонями.
– А Хакмар хочет есть, – прислушиваясь к стуку молота в кузнице, возразила Аякчан. Не след бы Хакмару сейчас работать – с раненой рукой да на пустой живот! – И дочка твоя тоже. – Если эта дуреха не соображает, что работников хорошо кормить надо, может, хоть ребенка пожалеет.
– Я получше тебя знаю, чего хочет моя дочь, – одарив Аякчан уничтожающим взглядом, фыркнула жена кузнеца. Она явно заколебалась, искоса поглядывая на девочку. Наконец, видно, решившись, сдернула с крючка меховую безрукавку и, строго сдвинув брови, уставилась на девчонку. – Смотри у меня! Дом не пустой, Бута… где-то здесь Бута. По хозяйству возится! И ты тоже, чем сидеть, как жрица в гостях, дров бы, что ли, наколола…
– Я совершенно не умею колоть дрова! – обворожительно улыбнулась Аякчан. – Топор вам сломаю.
Она ведь и в самом деле жрица! Будущая… Не будет она дрова колоть, еще недоставало! В стойбище, у отца с мачехой, на всю жизнь топором намахалась, хватит!
– А что вы, стойбищные, вообще умеете, кроме как есть! – презрительно выдохнула Ингама и, бросив дочери: – Нелька, приглядывай за ними! – направилась прочь, горделиво позвякивая сережками.
– Эй, погоди! А что есть-то? – подпрыгнула на лавке Аякчан, не ожидавшая такого быстрого результата своих слов. – Рыбу кто приготовит? – косясь на разложенного по столу сига, крикнула она вслед кузнечихе, но та уже вымелась прочь со двора и горделиво зашагала по улице, ловя взгляды прохожих на покачивающихся в ушах серьгах.
– Неправду мамка сказала – папки на самом деле и нету вовсе, – печально вздохнула маленькая Нэлэнчик. – Он к медной площадке, на которой в каменный мяч играют, пошел. Перековывать…
– А зачем ее перековывать? – все еще прислушиваясь к урчанию собственного желудка, рассеянно поинтересовалась Аякчан.
Старательно подражая матери, Нэлэнчик оттопырила губу и поглядела на Аякчан сверху вниз, что при ее малом росте было довольно затруднительно:
– Совсем стойбищная ты! Огонь у нас там с неба потек! Страшный, Рыжий – башню растопил, и площадка от него вся исплавилась, еле игроки попрыгать успели! Я знаю – папка мой там был! – явно гордясь сведениями из первых рук, задрала нос Нэлэнчик. – Он за команду городской стражи болеет. – И уточнила: – Тяжело болеет. Громко. Как думаешь, вылечится?
– Насколько я знаю, эта болезнь не лечится! – фыркнула Аякчан. Еще бы – раненый и некормленый Хакмар в раскаленной кузне корячится, пока хозяин дома, видите ли, площадку ремонтирует! Всегда считала, что этот их каменный мяч – глупость и непотребство! Но тут она посмотрела на встревоженную мордаху Нэлэнчик и поспешила успокоить малышку: – Но от нее и не помирают!
В отличие от голода!
– Был бы папка, он бы хоть лепешек напек, – грустно закончила Нэлэнчик, сглатывая голодную слюну.
Аякчан снова фыркнула – конечно, вроде тех, что Донгар в золе костра пек и даже горелую корку не срезал! Вот уж еда! Только ведь Ингаму тоже ждать – смысла нет. Сперва они с торговкой сережки обсудят, потом на беженцев сетовать начнут. А дома ребенок некормленый! В лучшем стиле наставницы Солкокчон Аякчан неодобрительно поджала губы. Готовить не хотелось. Тут только начни – потом не отвертишься. А она не какая-нибудь стойбищная женка, что дальше своего котла и не глядит! Она будет жрицей! А может, и кем побольше! Но есть-то как хочется!
Аякчан покосилась на бледное личико маленькой Нэлэнчик. Смешная, на младшую сестренку похожа, единственную из отцова семейства, кто не гнал прочь нежеланную старшую дочь. Наоборот, жалась, ластилась, когда Аякчан ее кашкой на рыбном бульоне кормила, пока мачеха, точно как эта Ингама, с соседками языком чесала. И зачем сиговы потроха-то выбрасывать? С этого сига не то что на шесть – на десять человек еды наготовить можно, если умеючи.
– Ну-ка, Нелька, где у вас молоко? – решительно вставая, спросила Аякчан.
– А в холодильнике, – Нэлэнчик кивнула на виднеющийся у самого пола квадрат холодильной ниши, вырезанной прямо в вечно мерзлой земле. – Только его брать нельзя – мамка ругаться будет!
– Авось от ругани уши не заболят, – вытаскивая из ниши замерзший белый куб оленьего молока, рассеянно буркнула Аякчан.
– Не знаешь ты моей мамки! – авторитетно сообщила девочка. – Когда она ругается, так и уши болят, и попа ноет!
Но Аякчан ее уже не слушала. Сиговы потроха полетели в кипящую воду. Аякчан наскоро разболтала в котелке несколько ложек порсы – заварится, загустеет на рыбном бульоне, быстро да сытно – и принялась сбивать с оттаявшим на очаге молоком икру да мелко посеченную сигову печень. Нэлэнчик увлеченно следила, как она орудует мутовкой, и подбирала на пальчик отлетающие капли молока. Сколотив икру с молоком в крепкую смесь, Аякчан выложила ее на куски рыбьего мяса и принялась аккуратно сворачивать тугой рулет. На широкой деревянной лопате сунула его томиться над очагом. По дому пополз одуряющий запах печеной рыбы.
– Ешь! – она плюхнула перед аж сопящей от счастья Нэлэнчик плошку с густым варевом и отхватила добрый ломоть источающего сок рыбного рулета. Нэлэнчик неверящими глазами посмотрела на выставленные перед ней миски, робко взяла ложку… Порывисто вскочила, обняла Аякчан за пояс – выше не дотянулась – и кинулась обратно к столу. Аякчан смущенно засмеялась. Ощущение было странное – она то млела от удовольствия, глядя на увлеченно чавкающую малышку, то начинала злиться – после двух Дней учебы могла б уже и не вспоминать, каково оно, у очага возиться. «Трижды шелковая» небось даже не знает, с какой стороны к чувалу подходить. – А я Хакмару в кузницу отнесу, – Аякчан подхватила с Огня котелок.
