Алые перья стрел (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Зардевшись от предчувствия чего-то приятного, Лешка подошел. Майор вытянулся и отчеканил:
— От имени товарищей по работе и себя лично вручаю вам скромный памятный подарок.
Лешка машинально взметнул руку в салюте и схватился за коробку. Она оказалась увесистой. Пришлось положить на стол. Узел шпагата долго не поддавался пальцам, и Лешка завертелся на месте, высматривая ножницы. Понимающе улыбаясь, майор раскрыл и протянул ему перочинный ножик.
В коробке на мягкой постельке из папиросной бумаги лежала пневматическая винтовка.
Лешка почему-то спрятал за спину руки и глуповато открыл рот.
— Мне?
— Тебе… Надпись, правда, не успели сделать, некогда было. Очень уж поспешно ты свои героические дела устраивал…
Лешка почти не обратил внимания на чуть заметную усмешку.
Винтовка!
Бывают в жизни человека бесконечно счастливые мгновения!
Впрочем, через минуту Лешка уже насел на майора:
— А Михасю… ничего не подарили? Шпилевских-то он накрыл, не кто-нибудь. Раненый был… А?
— Имеется в виду Дубовик? Ну, у него подарок фундаментальнее твоего. Выхлопотали путевку в железнодорожное училище. На этот раз он, кажется, остался доволен.
Поезд на Москву уходил в час ночи, и ровно в двенадцать они двинулись на вокзал. Шли втроем — братья и Соня. Михася не было. Город спал. Когда вышли на Советскую площадь, Лешка поглядел на шпили костелов, покосился в сторону Замковой улицы и вздохнул. Удивительно! Прожил здесь меньше двух месяцев, а уезжать не больно хочется, хотя ничего особо выдающегося здесь нет. Разве что музей.
Он еще не знал, что люди любят города не за улицы и площади, а за то, что им пришлось на них пережить.
Прямой вагон «Гродно — Москва» был прицеплен к хвосту поезда. Подсвечивая себе фонарем, щупленький пожилой проводник разглядывал билеты:
— Через Москву, Казань, Свердловск. Далековатый у вас путь, граждане пассажиры. Милости прошу — шестое купе, нижние места. Вы, гражданка, провожающая? Отправление через пятнадцать минут.
— Сама знаю! — мрачно сказала Соня и через голову проводника поставила чемоданы в тамбур.
В купе было душновато и темно. Только перронные фонари отражались в полированных поверхностях спальных полок и откидного столика у окна. Дмитрий поднял сиденье, сунул в темную яму под ним чемоданы и сказал Лешке:
— Сиди. Мы выйдем.
Лешка сел. Соня чмокнула его в щеку, и они вышли. Не успел Лешка вытереться, как противоположное сиденье медленно приподнялось, словно крышка гроба в страшной сказке, и оттуда вылез Михась.
— Тесак держи, — как ни в чем не бывало сказал он и протянул Лешке широкий штык в металлических ножнах.
— Это еще зачем?
— Ну… ты всякое трофейное барахло собираешь, а он у меня давно валялся. Прячь. На память, что ли…
Лешка затоптался на месте, как всегда с ним бывало в затруднительные минуты. Это что же получается? У него же ничего нет, чтобы на прощанье «отдарить» друга. Свинство сплошное.
— Да не крутись ты, — насмешливо сказал Михась. — Ничего не надо. Сам не знаешь, сколько ты мне… В общем все. Ежели соберешься — на училище пиши.
— Так и будешь торчать у окна всю ночь? — спросил Дмитрий.
— Не всю, — сказал Лешка. — Еще немножко.
— Ага! Кажется, понял. Но, братик… у нас же скорый поезд, он на разъездах не останавливается.
— Я знаю. Все равно. Я посижу.
…Через полчаса после этого разговора паровозный гудок и тяжелый слитный гул далекого поезда услышала в маленькой хате на краю районного поселка худенькая девочка с печальными темными глазами.
Она приоткрыла дверь, чтобы стало слышней. От скрипа петель проснулся пятилетний мальчуган.
— На Мошкву пошел? — Спросил он и снова сладко засопел в подушку.
Паша не ответила. Она стояла и стояла у открытой двери, пока не стих за лесом последний звук ночного поезда.
Книга третья
ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Часть первая
Гул ночного поезда рассек тишину необъятного бора. Поезд шел на запад, а за ним начинало предрассветно сереть небо.
В борозде между вековыми соснами и ельником заворочался молодой медведь. Он недавно вернулся из похода на овсяное поле, где славно полакомился сладкими сережками, и склонен был с рассветом забраться подремать в этот самый ельник. Но его излюбленное место оказалось занято. Есть люди, которым не спится по ночам. Кто-то пахнущий рекой и еще многим непонятным разжег рядом с лежкой огонь, долго стоял около него, потом бродил по ельнику, наконец исчез. Но убрался, видимо, недалеко, потому что густой человеческий запах не пропал в зарослях.
Долго лежать в борозде тоже нельзя. С первыми лучами придут за лесной малиной шумливые бабы и ребятишки с отвратительно гремящими ведрами. А спать очень хочется. Может быть, тот человек все-таки удалился из его владений?
Медведь бесшумно выбрался наверх и заковылял в ельник, изредка пофыркивая от бьющих по нежному носу колючек.
В вагонах спали. Спал и студент второго курса факультета журналистики Уральского университета Алексей Вершинин. Он ехал из Москвы после месячной практики в «Комсомолке», но двигался не на восток, как бы ему полагалось, а как раз наоборот — в Белоруссию, да еще в самую западную, прямо к границе. Шесть лет назад он уже побывал здесь — зеленым шестиклассником. Гостил у старшего брата Дмитрия, осевшего после войны в Гродно на комсомольской работе. Сейчас-то Митя уже на партийной, секретарствует в одном из лесных районов. Взял клятву со студента, что остаток каникул Лешка проведет у него. Обещал прелести ночной рыбалки на Немане и грибных походов по непролазной пуще.
Правда, с некоторыми из «прелестей» пущи и Немана Алексей был знаком по первому своему визиту к брату. Мать полностью так и не узнала о приключениях своего младшенького в окрестностях белорусского села Красовщина. Иначе не разрешила бы ему сейчас сюда ехать. Девятнадцатилетний верзила с вполне реальной растительностью на физиономии для матери по-прежнему «Леша, надень калоши». А калоши-то надо надевать на башмаки сорок третьего размера.
С мыслью о своих великолепных желтых туфлях с пряжками Алексей и проснулся на верхней полке. Стремительно сунул руку под подушку. Туфель нет. А ведь прятал их именно под голову. Для гарантии. Все-таки первое приобретение на первый гонорар.
Снизу раздался дискант:
— Вы, дядя, как повернетесь, а он как упадет мне по шее!
Снизу смотрела на Алексея рожица четырехлетнего карапуза.
— Кто упадет?
— Ваш ботинок… Он — тя-а-желый!
Туфли теперь аккуратно стояли на вагонном столике рядом с кольцом колбасы и куском батона. К счастью, мать парнишки еще спала, отвернувшись к стенке. Алексей поспешил водворить свою обувь на полку.
— А вторая туфля? Тоже упала?
— Н-не! Я сам залез и достал, а то и вторая стукнет.
— Ловко. Молодец. Спасибо. А не можешь объяснить, почему у меня рука в яичном желтке и скорлупе? — Алексей с недоумением рассматривал липкую ладонь.
— Могу… потихоньку. Только вы не ругайтесь.
— Ладно, лезь ко мне, конспиратор. — Алексей одной рукой поднял карапуза на полку и сунул под простыню.
— Ну?
— Я, когда полез за вторым ботинком, на столике два яйца раздавил. Всмятку. Они под газетой лежали. Я забоялся, что мама ругаться будет, к вам их под подушку сунул, вместе с газетой. Никому не скажете?
— Не… не скажу. — Алексей со страхом подумал, что постельное белье скоро надо будет сдавать проводнице. Интересно, сколько стоит железнодорожная наволочка?
— Надо бы познакомиться, — сказал он. — Как зовут моего юного друга, обменявшего туфлю на гоголь-моголь?
Под простыней раздалось обидчивое сопение, а с нижней полки прозвучало чуть хрипловатое после сна сопрано:
— Его зовут Мирослав. Но это родительская ошибка. Истинное имя ему — Стрекозел. Славка, сейчас же слезай оттуда. Молодой человек, спустите его за шиворот.
