Сила Трех - Джонс Диана Уинн (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗

— Что все это значит, Хафни? — спросил царь.

Его по-дориговски негромкий голос звучал спокойно и рассудительно, однако все сразу поняли, что царь вне себя от ярости. И едва он заговорил, Гейр понял, что напрашиваться сюда было безумием. Вероятно, в нем снова проснулся Дар, но и без всякого Дара было ясно, что царь никогда не простит ни Джералда, ни Гейра — за то, что это он позвал Джералда к луже, а тот поставил царя в дурацкое положение. Он наступил на царя, и царь потерял голову и три раза подряд превратился в рыбу, и Джералд это знал и видел. Гейр без всякого Дара понял, что царь в ярости именно из-за этого. Вот уж чего сам Гейр никогда бы не простил — это если бы его поставили в дурацкое положение.

Хафни тоже яснее ясного понял, что приводить сюда Гейра и Джералда было безумием. Самоуверенность его бесследно утекла, словно вода из проколотого пузыря, хотя он и пытался притвориться, будто она никуда не делась.

— Это гонцы, — заявил он. — Я привел их сюда, поскольку им есть что сказать.

— И как ты с ними познакомился? — спросил царь.

— Наверху, на земле, — с напускной беспечностью ответил Хафни.

— К несчастью для тебя, я точно знаю, где это произошло, — произнес царь. — Ты снова забрался в ров, да? — Отрицать этого Хафни не стал и даже не попытался. — Итак, ты завел знакомство с тварями наподобие великанов и лейлюдей, — заключил царь, — и имел наглость привести их сюда. Что ты имеешь сказать в свое оправдание?

Оправдываться Хафни было нечем. Вид у него стал жалкий. Джералд от смущения опустил голову. Гейр покосился на других мужчин, которые были в комнате, надеясь, что они вступятся за Хафни, но те глядели серьезно и потрясенно, словно бы считали, будто Хафни и вправду сделал что-то дурное. Гейр рискнул оказать Хафни медвежью услугу и подал голос:

— Мы попросили Хафни провести нас сюда, чтобы поговорить с вами.

Услуга действительно оказалась медвежьей. По выражению царского лица Гейр увидел, что должен был притвориться, будто не знает, как Хафни зовут.

— Правда? — спросил царь. — И он не распознал лазутчиков, столкнувшись с ними нос к носу?

— Мы не лазутчики! — хором возмутились Джералд и Гейр.

— Тихо, — велел царь. — Хафни, что ты им пообещал?

Хафни явно испугался.

— Привести их сюда.

— И все?

Лицо Хафни залила розовая краска.

— Послушай, — сказал он. — Я снял перед ними капюшон.

— Вижу, — холодно ответил царь, поднимая глаза на кудрявую голову Хафни. — Не могу себе представить, о чем ты при этом думал. — И вдруг ему словно бы стало невмоготу смотреть на Хафни. Он отвернулся. — Уходи, — велел он. — Убирайся.

Хафни весь сжался и едва ли не крадучись попятился к двери. Он не смотрел ни на Гейра, ни на Джералда, а им вовсе не хотелось смотреть на него. Сзади послышался его голос:

— Их нельзя трогать. Они пришли с миром.

— Убирайся! — приказал царь.

Его голос напомнил Гейру, как свистит в воздухе ремень Геста. Судя по тому, как скривился Джералд, он подумал примерно о том же. Они услышали, как удаляются легкие шаги Хафни. Тогда царь посмотрел на гонцов, и Гейр снова поразился, как это у него хватило безумия прийти сюда по доброй воле. Но за ответом далеко ходить не пришлось. Виной всему была гривна, которая, истекая тошнотворным холодом, свернулась у Гейра на груди.

— Что вы такое сделали, чтобы заставить Хафни вас сюда привести? — спросил царь.

Объяснять, что они поймали Халлу, было бессмысленно. Тогда она тоже попадет в беду, а царь все равно поинтересуется, почему Хафни не вернулся домой за помощью.

— Ничего, — сказал Джералд.

— Так что же это за разговор, ради которого мой сын стал предателем? — спросил царь.

Вопрос был скверный. Ни Гейр, ни Джералд еще не думали о поступке Хафни с такой точки зрения, но было ясно, что шестеро находившихся в комнате доригов расценили его так с самого начала.

— Это был Помысел, — сказал Гейр. — Мы не давали ему превращаться, пока не поговорили. Он не виноват.

— Очень по-лейлюдски! — заметил царь. — И чего же вы думали этим добиться?

Гейр понял, что его ответ почему-то взбесил царя, хотя по спокойному дориговскому лицу это было едва ли заметно. Джералд этого не увидел. Или увидел, но в отчаянии ухватился за повод сказать то, ради чего он пришел.

— Я хотел спросить у вас, государь, где находятся Царские Покои, — объяснил он. — Если там достаточно воды… — Он осекся, увидев, что его слова не произвели на царя ни малейшего впечатления, но взял себя в руки и продолжал: — Мои соплеменники, государь, могли бы откачать ее и использовать, и ваш народ получил бы возможность вернуться и жить на прежнем месте. А тогда Низины…

— Замолчи, великан! — воскликнул один из стариков. Голос его звучал настолько потрясенно, что Джералд пробормотал: «В общем, к обоюдной выгоде…» и впал в мятежное молчание.

— Позвольте мне, сударь, — насмешливо произнес царь и посмотрел на Гейра.

Хотя душа у Гейра ушла в пятки и ничего хорошего ждать не приходилось, он, как и Джералд, решил, что ничего не потеряет, если скажет, зачем пришел.

— Я пришел просить вас о мире с моим народом.

— Так ты даже не имеешь сказать ничего существенного, — сокрушил его царь.

— Имею, — возразил Гейр, сражаясь с ощущением провала и покорности судьбе, которое одолевало его здесь куда сильнее, чем в Гарлесье.

Он вытащил из-под куртки холодный сверток с гривной. Против своей воли. Но он чувствовал, что сейчас может совершить только одно доброе дело — попросить песнопевцев снять проклятие. И еще он знал, что если на вещи лежит проклятие, она обязательно сделает так, чтобы с ней невмоготу было расстаться. И вообще в этот миг проклятие и Дар вступили в такую яростную схватку, что Гейр и сам не знал, что из них и какие приказы ему отдает. Он протянул мокрый сверток троим песнопевцам:

— Еще я пришел спросить у вас про это. На ней проклятие — и, может быть, оно лежит и на вас.

— Что это? — поинтересовался, судя по всему, главный песнопевец.

— Гривна. Вашей работы, — объяснил Гейр. — Мой отец отдал ее… — Называть имя Джералда ему не хотелось. — Много лет назад отдал ее вот его отцу за то, что тот перетащил камень на вершину Призрачного Кургана.

Не успели песнопевцы двинуться, как царь протянул узкую бледную руку.

— Позволь посмотреть.

Гейр подошел к нему и неохотно вложил сверток ему в руку. Он совсем не хотел отдавать гривну царю. А царь, принимая сверток, вздрогнул и с очень странным выражением взглянул на Гейра снизу вверх. Гейр посмотрел сверху вниз в золотисто-карие глаза, необычные даже для дорига, не зная, почему царь так на него глядит. А поскольку думал он в этот миг о гривнах, ему стало интересно, почему это гривна у царя совсем не такая изысканная и причудливая, как у остальных, кто был в комнате, а, наоборот, простая золотая дуга самой заурядной работы. Наверное, какой-нибудь шиворот-навыворотный обычай.

— А где твоя гривна? — спросил царь. — Вчера на тебе была гривна.

— Я отдал ее вот ему, — ответил Гейр, кивнув на Джералда.

Царь пожал плечами и осторожно развернул промокший сверток. Бумага внутри вся размокла. Белые пальцы царя сняли ее. И показалась гривна — роскошное смертоносное сияние под слоем пластика. Лицо у царя стало серовато-белое. Остальные пятеро доригов отшатнулись, что-то испуганно бормоча. Зеленое золото испускало волны зла, словно сумка ему вовсе не мешала. Гейру пришлось попятиться и ухватиться за Джералда, чтобы не упасть, и он почувствовал, что Джералд весь дрожит, несмотря на жару.

— Расскажите мне об этой гривне, — попросил царь главного песнопевца.

Лицо у песнопевца помертвело.

— Я бы не стал, — проговорил он.

— Тогда придется мне, — сказал царь. — Это было очень сильное проклятие, проклятие умирающего, и этот умирающий призвал все три Силы. — При этих словах остальные пятеро доригов издали одинаковый, короткий испуганный вздох. — Но сейчас проклятие ослабело, — продолжал царь. — Пятнадцать лет назад гривна решила отдать себя в награду тем, кто осмелился ослабить проклятие, сняв камень с Кургана Печали. Тогда мертвецы получили свободу, и тем самым Древняя Сила была умилостивлена. А без нее проклятие можно и снять. — Сквозь сумеречный поток зла Гейр различил, что царь смотрит на него. — Что ты дашь за то, чтобы снять это проклятие? — спросил он, и казалось, что его негромкий голос то приближается, то удаляется вместе с волнами зла от гривны.