А,Б,В,Г,Д и другие - Томин Юрий Геннадьевич (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

Алексею Палычу снилось, что он плывет через неширокую, но бурную реку.

Течение – бурное, со злыми упругими гребешками – наваливалось на правый бок. Мимо проносились округлые вершины камней; берега уходили назад более плавно, но группа ребят, шедшая по берегу, к которому стремился Алексей Палыч, безнадежно удалялась. Почему-то вдруг на реке появились бревна; они плыли против течения, толкали в левое плечо.

Во сне Алексей Палыч понимал, что это сон: стоит только открыть глаза и он увидит себя в чехле, на подстилке лапника, рядом с Борисом. Он открыл глаза в первый раз и во сне понял, что не проснулся; группы уже не было видно, но река несла его все дальше и дальше; бревна продолжали толкать в плечо.

Алексей Палыч, сделав усилие, открыл глаза во второй раз, и река исчезла. Над ним начало прорисовываться серовато-синее небо, четко очерченные контуры сосновых ветвей.

Рядом кто-то тихонько дышал и трогал Алексея Палыча за плечо.

– Веник, уйди, – пробормотал Алексей Палыч.

– Алексей Палыч, – послышался шепот Веника, – мне нужно с вами поговорить.

Алексей Палыч резко приподнялся на локтях. Перед ним на коленях стояла Лжедмитриевна и осторожно тюкала пальчиками по его плечу.

– Я вас слушаю.

– Нас могут услышать. Давайте отойдем в сторону.

Алексей Палыч выбрался из чехла. Наверное, что-то важное хотела сообщить ему Лжедмитриевна, если подняла среди ночи. Лжедмитриевна направилась к озеру, и Алексей Палыч поплелся за ней.

– Здесь нет комаров, – сообщила Лжедмитриевна.

– Уж не обо мне ли вы заботитесь? – поеживаясь от свежего ветерка, спросил Алексей Палыч.

– О вас.

– Странный метод заботы, – сказал Алексей Палыч. – В чехле у меня тоже комаров не было.

– Там могли услышать.

– Значит, у нас с вами теперь появились какие-то общие тайны?

– Сейчас появятся.

– Говорите, но побыстрей: мне холодно.

– Вы все еще сердитесь?

– Сердитесь – не то слово. Неужели вы думаете, что я в восторге от вчерашних событий.

– Но с вашей точки зрения все получилось к лучшему: поход заканчивается; вы с самого начала к этому стремились...

– Он еще не закончен, – сказал Алексей Палыч. – И давайте договоримся: вы излагаете свою точку зрения, а свою я изложу сам.

– Перестаньте сердиться, Алексей Палыч, – попросила Лжедмитриевна. – В таком состоянии вам трудно будет меня понять. Кроме того, эмоции не способствуют доверию.

– Вы прекрасно знаете, я не доверяю вам с самого начала. А эмоции – это ваш хлеб, ради них вы сюда и прибыли.

– Мы с вами спорим, – сказала Лжедмитриевна. – Сейчас это не нужно.

Если бы Алексей Палыч был не спросонья, не замерз и не встревожен новым фокусом, который, кажется, собиралась выкинуть "мадам", он бы заметил, что тон ее необычно мягок, железа нет и следа, а от бетона остались мелкие крошки.

– Алексей Палыч, я решила прекратить поход.

– Именно поэтому вы запретили вернуться к железной дороге?

– Да. Я ведь имею право принимать такие решения единолично?

– С точки зрения вашей или нашей?

– Вашей.

– Формально – да. Но существуют положения, в которых опасно пользоваться формальным правом. Вы не можете не понимать, что кратчайший путь к населенному пункту – это путь назад. Почему же вы заставляете группу идти вперед? Это, по меньшей мере, путь в неизвестность.

– Согласна, впереди – неизвестность. Путь назад – путь в никуда. Назад идти нельзя.

– Опять начинаются ваши загадки!

– Никаких загадок. Чтобы вы мне поверили, я скажу – продукты я вчера столкнула умышленно. Ребятам об этом говорить было нельзя: они бы не поняли.

– Я тоже не понимаю, – холодно сказал Алексей Палыч. – Я все время требовал прекратить поход, вы отказывались. Теперь вы утопили продукты, до предела усложнили положение детей, говорите, что хотите закончить поход, и заставляете его продолжать. Где ваша любимая логика?

– Она на месте, Алексей Палыч. Группа осталась без продуктов... Это единственный способ прервать поход, ничего не объясняя ребятам.

– Вы могли просто приказать им вернуться, как вчера приказали идти вперед.

– Я должна была бы это как-то объяснить.

– Вчера вы ничего не объяснили.

– Это разные ситуации. Когда были продукты, поход проходил нормально, то с какой стати его прерывать? Сейчас ситуация исключительная, объяснять ничего не надо. Выбор направления – право руководителя.

– Ну и выберите обратное.

– Это опасно, а для вас особенно.

– Для меня лично?

– Для вас и Бориса.

– Опять какие-то ребусы! – рассердился Алексей Палыч. – Что там, за это время – мины расставили?

– Там все осталось по-прежнему.

– В чем же тогда дело?

– Обратный путь для вас очень опасен...

– Да что вы все твердите как сорока: опасен, опасен... Выходит, я уже по своей земле не могу ходить! Что же вы сказки рассказывали о каком-то невмешательстве?! Дети голодные – невмешательство, мы с Борисом впутываемся в какую-то историю, ходим полураздетые – тоже невмешательство! У меня такое ощущение, что я все время хожу в дураках: чего-то не понимаю, чего-то не знаю... Вроде тупого ученика, которому и объяснять бесполезно. А я, как вам известно, учитель; моя профессия – обучать, а это потрудней, чем обучаться.

– Алексей Палыч, – сказала Лжедмитриевна, – я ведь сама всего точно не знаю. Знаю, что – невмешательство, знаю, что обратный путь опасен более всего для вас. Но я не могу знать предстоящие события: тогда исследование теряет смысл. Думаю, что в конце похода я буду знать больше, тогда расскажу...

Алексею Палычу показалось даже, что в голосе Лжедмитриевны звучит искреннее сожаление. Конечно, оно могло быть и притворным, чтобы утихомирить Алексея Палыча, чтобы он особо не бунтовал. Но ведь до сих пор без такого притворства она обходилась.

– Зачем мне это потом? – сказал Алексей Палыч, убавив громкость на двадцать два децибела. – Мне нужно знать, что делать сейчас.

– Идти вперед, – вздохнула Лжедмитриевна. – Больше ничего не остается. Я уже жалею, что послали именно меня.

– Жалеете? Простите, но это ведь эмоция...