Сказки о рыбаках и рыбках - Крапивин Владислав Петрович (полные книги TXT) 📗
Выгибаясь и дергаясь, Женька плакал крупными слезами. И смотрел на Валентина с такой ненавистью, что она казалась настоящей. Или была настоящей?
– Дяденьки, не верьте ему! Это та труба!.. Он просто не хочет!.. Дядь Валь, зачем ты врешь? Они опять будут мучить!.. Дайте, я покажу, как это… Это просто! Развяжите руки!
Ему поверили. Феня ослабил веревку, снял петлю с Женькиных кистей. Абов, насмешливо глянув на Валентина, подал Женьке трубу.
Валентин обмер от нового страха за Женьку и от непонимания, и от капельки надежды, которая вдруг ожила в этом непонимании… Женька облизал сухие губы, вскинул голову. Присоски датчиков посыпались с него, на тоненькой шее опять резко забелел след ожога…
– Стой!! – заорал вдруг догадливый Аспирант.
Сигнал – тонкий, режущий воздух – рассек пространство, как упавший с высоты дрожащий медный лист. Он разрубил спортзал надвое, отбросив от Женьки и Валентина их мучителей. И превратился в стекло. Воздух за этим стеклом отяжелел, как жидкая прозрачная масса. Колыхнулся, искажая очертания, растягивая и комкая тела Абова и тех, кто был с ним. На искаженных, нечеловеческих уже лицах успел заметить Валентин отчаянную досаду проигрыша, запоздалое осознание безвыходной беды.
Упругая сила швырнула Валентина во тьму.
Дорога
…Тьма была короткой. Мгновенной. Она исчезла неуловимо и безболезненно. Валентин стоял на улице перед зданием спортшколы. Впрочем, здание это виделось лишь секунду, полупрозрачным контуром. Потом исчезло. На его месте был теперь небольшой сквер с клумбой и кленами. На клумбе цвели астры, но клены стояли сплошь желтые. Видимо, конец сентября.
Женька стоял рядом. Он был в потрепанном джинсовом костюме. Поправлял трубу, которая висела на шпагате через плечо.
Посмотрел снизу вверх на Валентина. Неулыбчиво, печально даже. Погладил трубу.
– Я боялся, что она исчезнет. Хорошо, что осталась, пригодится. Хотя теперь она просто труба…
– А… была?
– А была критта-холо, – вздохнул Женька. – Юкки мне объяснил. Ну, еще тогда, в степи…
«Значит, все это было. Не приснилось…»
– Женька, а куда же девались эти?
Тот пренебрежительно пожал плечами. Нашел, мол, о ком спрашивать.
– Нету их. Навсегда… Видишь, даже дома этого нету…
– Значит… и Мишки? – морщась, как от боли, спросил Валентин.
– Мишка… он, наверно, есть. Его же выкинули за дверь, когда я брал трубу…
Валентин потер лоб, облегченно передохнул.
– Ой, смотри! – вдруг звонко сказал Женька.
На клумбе стоял теперь гипсовый горнист с девчоночьей голубой лентой на коленке. Упирал в бедро свою обшарпанную белую трубу и, вскинув голову, смотрел куда-то за деревья…
– Хорошая примета, – заметил Женька.
– Сколько же это времени прошло? Наверно, месяц, а?
– Наверно… Нога уже совсем зажила. – Женька подтянул штанину. На побледневшем загаре светлела волнистая полоска давнего, залеченного ожога.
«Как они тебя, гады!» – чуть не вырвалось у Валентина. Но сдержался, сказал о другом:
– А как же мы Валентине-то объясним? Где болтались все это время?
– Ну-у… – протянул Женька. – Она знает, что я ходил в школу, а ты каждый день сидел над своими рисунками… И помогал дяде Саше настраивать компьютер…
– Значит, все в порядке?
Женька промолчал.
– Тогда… пошли домой, Жень?
– Не… – тихонько ответил Женька. – Дядь Валь, ты меня… проводи…
– Куда?! – с резким испугом вскинулся Валентин.
– На Дорогу…
– Зачем?!
Женька опять поднял глаза. Большие, темно-коричневые, незнакомые. С мелькнувшей слезинкой.
– Разве ты не понимаешь? Я здесь не выживу. И то счастье, что отсрочка получилась. Часа, наверное, на два…
– Какая… отсрочка? – уже понимая неизбежность нового несчастья, сказал Валентин.
– Труба-то… она сама не сработала бы. Только вместе со мной. Я был рыбкой… Дядь Валь, на этой грани мне теперь не жить. А на Дороге меня встретит Юкки. Уведет к себе. Там можно…
«Как же я без тебя?!» – чуть не взмолился Валентин. А спросил не о том – хмуро и почти обиженно:
– Где же эта Дорога?
– Дорога везде… А начало – там, где Ручейковый проезд…
Женька взял его за руку теплыми пальцами, и они пошли. И долго шли молча. И было опять как в ускользающем сне. Потом Валентин не выдержал:
– Жень… Значит, мы с тобой никогда не увидимся?
– Нет, можно будет… но не часто… Я буду приходить иногда на край Дороги. Заиграю на трубе, ты услышишь… Хочешь, я достану из болота твой револьвер? Я запомнил место… Выловлю и принесу! Он тебе здесь не лишний. А патроны добудешь…
– Вылови, – кивнул Валентин. Потому что это была лишняя надежда увидеть Женьку.
– Но это не скоро… – вздохнул Женька. – Только будущей весной…
Валентин промолчал. Тоска наполняла его, как холодная вода…
А день был безоблачный, синий и почти по-летнему теплый. Шелестел листопад, но у заборов цвела еще всякая желтая мелочь и ромашки.
Вышли наконец в Ручейковый проезд. Валентин узнал дом, у которого восемь лет назад увидел маленького рыбака. Юрика. Князя Юр-Танку. Даже бочка по-прежнему была врыта под водосточной трубой. А куда она денется…
– Женька, возьми меня с собой, – тихо попросил Валентин. – Я без тебя не смогу…
– Сможешь, – так же тихонько сказал Женька. – А туда тебе нельзя… пока.
– Почему?
– Другие-то куда без тебя денутся?
– Кто?
– Ну… дядя Саша. Валентина…
– Переживут. Они большие….
– А… сын?
– Какой… сын?
– Ты забыл? Или не знал? У Валентины через полгода родится мальчишка…
Валентин помолчал на ходу. Потом проговорил неуверенно:
– Ты это… точно знаешь?
– Ты и сам знаешь… Давай дальше не пойдем. Вон там, за водокачкой, граница.
Валентину словно вцепились в сердце отросшими ногтями. Он резко остановился. С болью передохнул.
– А еще… – все так же полушепотом проговорил Женька. – Кроме сына… другие тебя тоже найдут…
– Кто?
– Ну… наши. Из «Аистенка». Шамиль, Кудрявость, Гошка Понарошку, Крендель. Алена с Настюшкой… А потом и вот он… – Женька кивнул в сторону.
Там по узкому асфальту шла пожилая женщина в темной косынке и потертом плаще. А рядом – Илюшка Митников. Он пытался отнять у женщины тяжелую сумку.
– Тетя Маша, ну отдай! Я сам понесу!
– Да что ты, Илюшенька! Я-то привыкла, а у тебя еще сила ребячья, хрупкая…
– Не хрупкая! Дай…
Отобрал он сумку, понес, выгибаясь набок от тяжести… Скользнул по Валентину и Женьке веселым, хорошим таким, но неузнавающим взглядом.
Ну, понятно, откуда он мог их знать? Весь июль прожил Илюшка с тетей Машей у ее брата в селе Орловском и никогда не был в лагере «Аистенок». И потому в глаза не видал до сих пор ни Валентина Волынова, ни Женьку Протасова, которого звали когда-то Сопливиком – прозвищем обидным, но теперь уже позабытым.
1991 г.
