Детская книга для девочек - Му Глория (серия книг TXT) 📗
— А скоро ли вернется? — спросил почтальон и подмигнул девушке.
Та зарделась, хихикнула, но потом вдруг снова замычала, сложила ладони и уставилась куда-то вверх. Геля тоже посмотрела вверх, но там ничего интересного не было.
— Ага, в церкви, значится. Ну, это надолго. — Почтальон вздохнул. — Так я через часок загляну. Не скучай, клюковка моя! — Он сдвинул фуражку на затылок, ткнул девушку пальцем в бок, от чего та еще пуще расхихикалась, и удалился вальяжной походочкой.
Геля спряталась обратно в кусты и скорчила гадливую гримасу. Странные они все же, эти взрослые. Если бы ее, Гелю, кто-нибудь ткнул пальцем в бок, то «оторвал бы по морде в полный рост», как говорит мама (которая Алтын Фархатовна) в минуты гнева. Ну ладно, может быть, и не оторвал бы, но уж глупо хихикать Геля бы не стала — и это непреложный факт.
Имелась еще парочка непреложных фактов, которые следовало отметить. Горничная Павловской была немая, бедняжка, — это раз. Самой статской советницы не было дома — это два.
Второй факт был Геле на руку. Теперь она сможет перехватить Павловскую на улице, у калитки. А то ведь не факт, что ее, Гелю, пустили бы в дом. Она же опасный психический преступник. Все складывалось удачно, осталось дождаться мерзкую жабу и подготовить убедительную речь (из которой все же лучше исключить обращения вроде мерзкой жабы).
И Геля основательно угнездилась в кустах, наблюдая за подходами к дому.
Переулок мало-помалу заполнялся народом.
К церкви тянулись такие же важные тетки, то есть дамы, как Павловская. Проходили богато разряженные мужчины восточного типа, маленькие, пузатые со сросшимися на переносице бровями, шмыгали хмурые мастеровые. Один раз прошла стайка странно одетых дядек — в длиннополых, чуть не до самых пят сюртуках, в бархатных картузах, из-под которых на плечи спускались длинные завитые локоны. А еще — нищие.
Казалось, нищих от всех окрестных церквей как магнитом притягивал дом Павловской. Пяти минут не проходило, чтобы какой-нибудь сирый и убогий не начинал драть колокольчик при калитке. Каждый раз открывала немая горничная, что-то доброжелательно мычала и выдавала беднягам по грошику. Девочке даже стало немножко стыдно — вон какая, оказывается, сердобольная, эта Павловская, а она, Геля, ее жабой. Правду сказала Ольга Афиногеновна — ни одному нуждающемуся в подаянии не отказывает.
Возможно, этот аттракцион невиданной щедрости и смягчил бы отношение Гели к Мелании Афанасьевне, если бы не муравьи.
В кустах, где она свила гнездо, обнаружилась целая колония этих маленьких паршивцев. Они так и норовили забраться ей в ботинки и в рукава, да к тому же здорово кусались. Геля задолбалась их стряхивать, поэтому злилась на Павловскую еще больше — да сколько можно торчать в этой церкви, у них там что, госпел, блин, поют? Репетиция церковного хора? Но оставить свой пост не могла. Нет, она дождется эту старую крысу и сама с ней разберется. И какие-то жалкие букашки ей не помешают!
Чтобы укрепиться духом, вспомнила про учение Конфуция, о котором как-то раз читала в интернете. Конфуций этот был старинный китайский философ, и, согласно его учению, китайское общество делилось на благородных мужей — цзюньцзы, обладающих высокими морально-этическими качествами, и ничтожных людей — сяожень, о которых и говорить не стоит. Так вот, для цзюньцзы, например, секрет любого трудного деяния прост — нужно относиться к трудности не как к злу, а как к благу. Ведь главное наслаждение для благородного мужа — преодоление несовершенств своей натуры. Вот о чем следует размышлять, когда несовершенства особенно мучительны — например, ужасно кусают тебя за попу и щекотно заползают в рукав.
Геля, конечно, не была ни благородным мужем, ни китайцем. Но ее мама (которая Алтын и феминистка, и не терпит никакой дискриминации) сказала бы, что это жалкие отмазки. Если мужчина-китаец может наслаждаться муравьями в штанах, то и Геля с этим справится.
Однако, понаслаждавшись около четверти часа, Геля до того озверела, что готова была сбросить атомную бомбу на муравейник, выкорчевать голыми руками куст сирени, зачитать самый оскорбительный рэп у калитки Павловской и убраться домой. Ну, ладно — по крайней мере, вылезти из кустов, вытряхнуть из-за шиворота надоедливых тварей и пройтись взад-вперед по улице, чтобы немножко размяться. Но, стоило ей высунуть нос из своего укрытия, она увидела такое, что тут же нырнула в самый муравейник и затаилась.
К дому Павловской направлялась, постукивая клюкой, очередная нищенка. И нищенкой этой была ужасная, зловредная, омерзительная баба Яся.
Глава 27
Баба Яся, похожая в своих лохмотьях и круглых очках на очень старую и очень толстую Амелию Эрхарт, потерпевшую крушение в каких-нибудь дремучих лесах и полтора года добиравшуюся к людям, не стала звонить в колокольчик. Она требовательно заколотила клюкой в калитку.
Через минуту открыла горничная и, почтительно подхватив старуху под локоть, повела к дому. Поначалу Геля не особенно удивилась — ну, мало ли, может, девушка решила накормить бабу Ясю горячим супом. Однако время шло, а старуха все не выходила. Может быть, тоже дожидается Меланию Афанасьевну?
Девочка хмыкнула. Ну, прекрасно. Две самые противные тетки на свете, которые к тому же ее терпеть не могут, решили собраться вместе именно сегодня. Пожалуй, Геле тоже не повредила бы бригада поддержки.
Но мало-помалу стало одолевать любопытство — а вот интересно, как могут общаться слепая с немой? Это любопытство (ну, и самую малость муравьи), в конце концов, вытолкнуло ее из кустов.
Калитка, к сожалению, оказалась заперта. Забор, если подумать, был не такой уж и высокий. Но и Геля, говоря по правде, была не такой уж сильной. Подтянуться на руках ей слабо.
Она пошла вокруг ограды и, дважды завернув, обнаружила железную бочку с дождевой водой. Вот если забраться на эту бочку, да еще не свалиться в воду, то преодолеть забор можно будет запросто. Геля вздохнула. Хорошо хоть додумалась надеть самое паршивое платье — то самое, коричневое, которое так любила Поля. Женская интуиция подсказала, что лучше будет выглядеть немного жалкой.
Перехватила подол, зажала его в зубах — чтобы под ногами не путался, и полезла.
Спрыгнула в какие-то декоративные лопухи и, пригибаясь, направилась к дому. Как крадущийся тигр и затаившийся дракон в одном лице, но при этом ругая себя последними словами. Да подумать страшно, что с ней будет, если ее здесь застукают! Уж тут никакие извинения не помогут.
Тем не менее любопытство не унималось, и Геля, убедившись, что нигде никого нет, вытянула шею, пытаясь заглянуть в одно из окон.
На задний двор выходили три окна. Два обычных, больших, и одно узенькое. Окна, по летнему времени, были распахнуты, вот только находились высоко. Взрослый-то человек легко заглянул бы, а Геле пришлось бы забраться на фундамент дома. Похоже, вылазка ее была сколь безрассудной, столь и бесполезной. Ничего она не узнает.
Мало того, Геля не разработала стратегию отхода. Вот тебе и тигр. Перелезть через забор с этой стороны она не сможет, если не отыщет какую-нибудь подставку. Выйти через калитку? Так еще налетит прямо на Павловскую. Да ладно, подумаешь. Соврет, например, что было открыто, и она вошла.
Девочка медленно брела вдоль дома, обдумывая более удачные варианты вранья. Из узенького окошка доносилось монотонное бормотание, как от работающего телека. Стоп, у них же нет телеков! Это наверняка баба Яся — больше здесь разговаривать точно некому. Интересненько, что там она рассказывает этой немой девушке?
Позабыв о своих опасениях, Геля, стараясь не шуметь, ступила на фундамент. Прижалась к простенку и заглянула внутрь.
Зрелище, открывшееся взгляду, было не самым лучшим в Гелиной жизни. Посреди небольшой комнаты стояла старинная медная ванна с высоким задним бортиком. В ней, подтянув круглые, как арбузы, колени к обширному животу, сидела толстая белотелая тетка — прямо как тесто, подошедшее в квашне. Горничная, закатав рукава, поливала тетку из кувшина, терла ей плечи мочалкой и была очень похожа на Аннушку, обминавшую тесто. Только Аннушкино тесто всегда сносило эту экзекуцию молча, а вот тетка в ванной трепалась без умолку:
