Детская книга для мальчиков - Акунин Борис (полные книги .TXT) 📗
В кабак вошли еще человек десять, сели на лавке у стены. Парни всё крепкие, молодые. По виду боярские слуги или, может, охранники из купеческого каравана — у каждого на поясе нож или кинжал.
Зашумели, загалдели, потребовали штофы с вином, и сразу заглушили всех остальных.
Один из пришедших, правда, не орал, не пил. Надвинул на лицо шапку, привалился к стенке да захрапел — видно, ребята не в первое кружало зашли, успели подогреться.
Юрка недовольно оглянулся на крикунов, потому что мешали слушать.
Один из них заметил и нагло так, с вызовом, сказал:
— Чего кривишься, голомордый? Али не нравимся?
Ластик так и сжался, зная вспыльчивый и бесстрашный нрав государя. Но Юрка ответил довольно миролюбиво — не хотел связываться с пьяным дураком:
— Я не голомордый, я бороду брею. И тебе не мешало бы, а то вшам раздолье.
Это у него такая теория была: что половина эпидемий на Руси происходит от грязных, нечесаных бород, рассадников вшей, блох и прочей пакости. Потому царь и брился, чтоб новую моду ввести. И кое-кто из бояр уже собезьянничал — стали на польский манер носить одни усы или маленькую бородку клинышком.
— Сам ты вша! — заорал парень, да как вскочит, да как бросится на Юрку, и не с кулаками — с ножом.
Басманов, смачно высасывавший мозговую кость из щей, не прерывая этого увлекательного занятия, выпростал из-под стола ножищу и ловко подсек буяна под щиколотку — тот растянулся на полу, среди объедков.
Тут враз поднялись остальные гуляки, и тоже кто за нож взялся, кто вытянул из рукава кистень — железный шар с шипами, прикрепленный цепью к палке.
Лишь один из них, который спал, так и не проснулся.
Земской ярыжка, кому полагалось бы вмешаться, шапку подхватил и опрометью за дверь. Прочие посетители, давясь, тоже кинулись к выходу — свара затевалась нешуточная. Целовальник (кабатчик) закричал: «Куда? Куда? А деньги?» — но было поздно.
Юрка проворно впрыгнул на стол, где легче было защищаться, выхватил из сапога узкий и длинный нож толедской стали. Он всегда брал этот стилет с собой, на случай непредвиденных обстоятельств вроде нынешнего, но до сих пор если и случалась какая потасовка, то всухую, без оружия.
Парни же были настроены серьезно. Может, никакие они были не слуги и не охранники, а самые настоящие разбойники с большой дороги — этой публики в окрестностях Москвы хватало.
— Под стол! — крикнул Юрка князю Солянскому. — И не высовывайся!
Так Ластик и сделал, но спрятался не под тот стол, на котором занял оборону его величество, а под соседний, чтобы лучше всё видеть и, если понадобится, прийти на помощь.
То есть сначала-то столь отважная мысль ему в голову не пришла — очень уж перепугался. Но приободрился, когда увидел, что, несмотря на численное превосходство, врагу приходится несладко.
Его величество не отличался ростом или статью, но был гибок и увертлив. Ни мгновения не задерживаясь на месте, он ловко перемещался по длинному, широкому столу: то скакнет в один конец, смазав нападающего носком сапога по челюсти, то развернется, отобьет удар кинжала и полоснет острием по перекошенной от ярости физиономии. Балетный танцовщик, да и только.
Басманов, тот на стол не полез, тем более что доски вряд ли выдержали бы его многопудовую тушу. Неохотно оторвавшись от миски, воевода выдернул из-под себя трехметровую скамью и швырнул ее в противников, разом сбив с ног несколько человек. Потом вытянул из-под рясы короткую широкую саблю и пошел отмахивать — да бил не как Юрка, не самым кончиком, а со всего размаху, насмерть.
Битва получилась недолгая. Количество уступило качеству — ловкости государя и медвежьей силе Басманова. Перед самым концом внес свой вклад в победу и Ластик. К нему под стол рухнул один из врагов, получивший хороший удар рукояткой сабли по башке. Несколько секунд приходил в себя, а потом вытащил из-за кушака пистоль, навел на Дмитрия и уж приготовился щелкнуть колесным замком. Тут-то князь-ангел и проявил доблесть: подхватил с пола упавший жбан с огуречным рассолом и плеснул остатками едкой жидкости злодею в глаза. Выстрел грянул, но тяжелая пуля ударила в потолок, так что сверху посыпалась деревянная труха.
А еще минуту спустя те из разбойников, кто еще мог держаться на ногах, обратились в бегство. Последним за дверь выскользнул засоня, в драке участия не принимавший, но пробудившийся-таки к самому концу баталии.
Вчерашнее приключение Ластик расписал слушательнице во всех подробностях, особенно детально остановившись на эпизоде с огуречным рассолом, по версии рассказчика, самом кульминационном моменте сражения.
Соломка внимала с открытым ртом. Охала, крестилась, восклицала «мамушки мои!» — в общем, дай бог всякому такую благодарную аудиторию.
Дослушав же, сказала неожиданное:
— А не подосланные ли были те питухи (пьяницы) — царя извести? Уж не дознался ль кто про ваши прогулки? Ох, боюсь я, Ерастушка. Больно государь Дмитрий Иванович отчаянный. Как бы не сгубили его злые вороги. А вместе с ним и тебя.
Хотел он посмеяться над ее подозрительностью, но внутри ёкнуло — вспомнил, как мягко, вовсе не сонно тот вчерашний человек из кабака улизнул. Ластику эта кошачья грация еще тогда что-то напомнила.
— А где Ондрейка Шарафудин? — спросил Ерастий, нахмурившись. — Всё у батюшки твоего служит?
— Нет. Я еще когда сказала, чтоб ноги его поганой у нас в тереме не было. Терпеть его не мог у, гада склизкого, ядовитого. Батюшка Ондрейку и прогнал — он меня теперь во всем слушает, — похвасталась Соломка.
Почему князь Василий Иванович во всем слушается своей малолетней дочери, было понятно: дружна с царевым братом, да и к самому государю вхожа.
А кортеж уже подъезжал к Кремлю. Миновали Пушечный двор, где под личным присмотром царя в великой тайне строились некие штуки, о которых сегодня пойдет речь в Сенате.
Перед крепостной стеной был широкий немощеный пустырь. Согласно указу, на сто десять саженей, то есть на двести с лишним метров от Кремля запрещалось возводить какие-либо постройки, чтобы врагу, который вздумает напасть на государеву резиденцию, негде было укрыться от пушечной и мушкетной пальбы. Лишь по знакомым раздвоенным зубцам да по тортообразной церкви Троицы-на-рву (так здесь именовали Храм Василия Блаженного) можно было догадаться, что на этом самом месте в будущем раскинутся брусчатые просторы Красной площади.
На каменном мосту у Фроловской (ныне Спасской) башни скучали караульные стрельцы. Поклонились царскому брату, подняли решетку, и кареты покатили по лабиринту кривых кремлевских улочек, где тесно, забор к забору, стояли дома знати.
Дворец царя Дмитрия Первого, недавно поставленный на самой вершине холма, был легок и воздушен, с резными деревянными башенками и праздничной крышей в красно-белую шашку. До чего же отличалось это веселое, светлое здание от душных, мрачных хором, в каких жили прежние государи. В нижнем жилье (этаже) располагались залы для заседаний Сената, приема послов и прочих официальных мероприятий. Стены там были обиты парчой, полы покрыты коврами, колонны вызолочены — этого требовал престиж державы. Во втором жилье находились службы — кухня, караульня, покои для придворных и комнаты для слуг. Оттуда Наверх, в третье жилье, предназначенное для августейших особ, вели две лестницы: одна в апартаменты царя, другая в апартаменты царицы. У обоих входов постоянно дежурила дворцовая стража, куда Дмитрий набрал исключительно иностранцев, ибо стрельцы склонны к заговорам и хмельному питию, а также слишком любят сплетничать. Чужеземцы и дисциплинированней, и надежней. Царских телохранителей насчитывалось три роты: золотая, лиловая и зеленая, в каждой по сто солдат.
Сегодня дежурила рота француза Маржерета, которого царь особенно отличал и назначил старшим из капитанов.
На втором этаже, возле караула в золоченых кирасах, князь Солянский и княжна Шаховская расстались. Ластик пошел налево, к лестнице, ведущей в государевы покои, а Соломка направо, чтобы подняться на женскую половину. Та часть дворца пока пустовала, потому что царь всё еще жил холостяком, без царицы. Оттуда, с закрытой галерейки, было отлично видно и слышно, что происходит в зале Сената. Женщинам и девицам в державный совет доступа нет, но если будущей монархине захочется узнать, о чем ведут речь государственные мужи, она сможет удовлетворить свое любопытство, не нарушая древних обычаев. «Маринка ни одного заседания не пропустит, это сто процентов», — нежно улыбаясь, сказал Юрка, когда самолично, своей царской рученькой, вносил поправки в разметную опись (архитектурный проект) дворца.
