Жрица голубого огня - Кащеев Кирилл (лучшие книги .txt) 📗
Воротная створка яростно грохнула.
– Это они! Говорю тебе – те самые бандиты! – раздался звенящий голос Ингамы.
Зажав ноздри оленя рукой, чтоб зверь не выдал их фырканьем, Аякчан осторожно выглянула из тени.
Уперев руки в бока и зло подавшись вперед, Ингама стояла перед мужем.
– Сам слышал, что глашатай кричал! Южанин за кузнеца себя выдает!
– Как же выдает, когда и правда – он получше меня кует, – всей пятерней скребя коротко стриженную голову, прогудел Бута.
– А как бы он себя выдавал, если б ковать не умел? – немедленно возразила Ингама. – А девчонка, люди говорят, и вовсе ведьма. Как хочешь, а я к стражникам иду, – Ингама летучей мышью метнулась в дом. Продолжающий потерянно чухать затылок Бута поплелся за ней.
Приложив палец к губам, Аякчан потянула повод и двинулась к воротам. Мальчишки неслышно крались за ней – судя по напряженному лицу, даже Донгар понял, что отсюда надо удирать! Олени тихо переступали копытами по заснеженному двору. Лишь бы сбруя не звякнула, лишь бы створка не заскрипела.
В доме что-то двигали, и хлопали крышки сундуков.
– Ищешь-то что? – несчастным тоном спросил Бута.
– Платок свой новый – не могу ж я к стражникам, как нищенка, идти! Они меня и слушать не станут! Да зажги же Огонь, Бута!
Послышалось настырное щелканье Храмика – и стук дверцы очага. Щель под дверью засветилась голубизной – внутри разожгли Огонь. На подворье Аякчан ухватилась за засов – и неслышно потянула створку на себя.
– Нелька, хватит спать! – прикрикнула Ингама. – Платка моего не видела?
– Не-а, – сонно зевнула Нэлэнчик. Лавка заскрипела – видно, девочка повернулась лицом к родителям.
Стук крышек прекратился. В доме воцарилась страшная тишина – более оглушительная, чем любой шум. Аякчан, с оленем в поводу уже двинувшаяся в ворота, невольно замерла, занеся ногу над порогом.
– Что это? – громким шепотом спрсила Ингама. – Бута, что это? Нэлэнчик, доченька… Не-елька!
Аякчан знала, что надо бежать – убираться отсюда сейчас же, покуда хозяевам не до них. И она побежала – отшвырнув повод оленя, кинулась обратно в дом, где, захлебываясь слезами, Ингама выкрикивала имя дочери.
Едва не сорвав дверь с ременных петель, девчонка ворвалась внутрь…
Стоя на коленях перед лавкой, Ингама держала в ладонях заспанное и слегка недоумевающее личико дочери.
Поперек смуглой детской щечки, будто метка, проведенная длинным когтистым пальцем, тянулась красная полоса ожога.
– Черная женщина! – прошептал возникший у Аякчан за спиной Донгар.
Свиток 27
В котором охота на черную женщину продолжается
– Нэлэнчик! Маленькая… – С расширенными от ужаса глазами Аякчан невольно шагнула к девочке – ноги почему-то враз ослабли, ее повело в сторону, Ингама, прижимающая к себе дочку, мерцала, как отражение в воде. Аякчан обнаружила, что стоит, ухватившись за бревенчатую стену с законопаченными коричневым мхом щелями. Кто-то держал ее за плечо – медленно, с трудом повернув голову, она обнаружила рядом с тревогой глядящего на нее Хакмара. Аякчан с недоумением покосилась на мальчишку, потом на стену – это что еще такое? С чего она эдакой нервной заделалась! Слабость да страдания душевные дочкам богатых родов вроде Тайрымы дозволены, а ни голодранке из стойбища, ни… ни дочери Эрлика Нижнего и Уот Огненной такая роскошь не положена! Аякчан зло дернула плечом, стряхнув Хакмарову руку. Расправила плечи – до хруста в позвоночнике! – и, сохраняя на лице невозмутимую и даже равнодушную мину, шагнула к малышке. Спокойнее, спокойнее, Нэлэнчик совсем крошка, нельзя испугать ее, чтоб даже не догадалась, какая опасность ей грозит!
– Нет! Не подходи! – завопила Ингама, обхватывая дочь руками. Прижимая девочку к себе, она шарахнулась от приближающейся Аякчан, рухнула с лавки, увлекая ребенка за собой. Завозилась на полу, неспособная встать сама и не давая подняться перепуганной Нэлэнчик.
Старательно сохраняя невозмутимость, Аякчан некоторое время сверху вниз глядела на эту возню, потом нагнулась, ухватила переполошенную женщину за меховой капюшон и вздернула на ноги.
– Спасибо, – полузадушенно прохрипела Ингама, посмотрела на Аякчан, и глаза ее налились каким-то кукольным ужасом, выпучились, как круглые пуговицы на лице тряпичной иттэрма. – Уйди, уйди, это все ты, ведьма! Ты убила мою дочь! – завизжала Ингама, сгребая Нэлэнчик в охапку и всем телом вжимаясь в бревенчатую стену.
– Мам, ты чего? – выкручиваясь из обхвативших ее голову рук, пробубнила Нэлэнчик. – Никто меня не убивал! Это ж Аякчан, мы с ней дру-ужим! – протянула девочка.
– Не убила, так еще убьет – будешь знать, как дружить с кем попало! – немедленно рявкнула мамаша, и тут же рот у нее перекосился, она схватилась за голову и завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. – Доченька моя бедная, дитятко мое ненаглядное, пропала моя девочка, злобная албасы ребенка моего пометила, погубит теперь, лютой смертью изведет!
Нэлэнчик недоверчиво посмотрела на бьющуюся в истерике мать, губешки у нее задрожали, и она басовито заревела, разбрызгивая слезы со смуглых щек.
– Не бойся! – словно воодушевленная этим отчаянным ревом, Ингама дернула дочь к себе и крепко стиснула ее вздрагивающие плечики. – Я тебя спасу! Я спасу тебя, доченька! – Ингама с силой оторвала от себя зареванную Нэлэнчик и пихнула дочь в сторону безмолвно замершего в углу мужа. – Не подпускай ведьму к ребенку! – повелительно крикнула она и вылетела прочь из дому – только дверь грохнула и обвисла на оборвавшейся ременной петле.
– У вас, достопочтенный кузнец, женка всегда такой нервной была? – заступая дорогу нерешительно шагнувшему к дочери Буте, холодно поинтересовалась Аякчан. Она повернулась к кузнецу спиной, и вся ее фигура излучала совершенную, непробиваемую уверенность. Бута потерянно затоптался, почему-то ощущая, что спорить с этой девчонкой в простеньком платочке ему вовсе не под силу!
Аякчан присела на корточки перед захлебывающейся слезами Нэлэнчик. Надо быстро исправлять то, что придурковатая мамаша наделала! Она растянула непослушные губы в улыбке и тоном вредной старшей сестрицы выдала:
– Ой, какая ты страшная стала, Нелька! Сопли из-под носа подбери! Мамы своей, что ли, не знаешь – у нее вечно то от голода все перемрут, то беженцы у людей все отнимут. Никто пока не помер!
Нэлэнчик длинно вибрирующе всхлипнула и недоверчиво поглядела на Аякчан сквозь закрывающие лицо маленькие пальчики.
– Поду-умаешь, мордаху обожгла! – протянула Аякчан. – Вон, иди к тому мальчишке, он на шамана учится, поможет.
Нэлэнчик оглянулась на Донгара и тоном мелкой вредины, торгующейся со врединой старшей, потребовала:
– А ты пирог испечешь?
– Вот еще, только мне и дела тебе пироги печь! – фыркнула Аякчан, потом вроде подумала и неохотно согласилась: – Ладно, будешь слушаться, испеку! – И подтолкнула малышку к Донгару.
И поймала на себе недоверчиво-восхищенный взгляд Хакмара – но ей почему-то сейчас было все равно.
Мальчишка-шаман ухватил совсем успокоившуюся малышку за щеки – и медленно провел над ее ожогом рукой. Кожа на его ладони враз покраснела, Донгар сморщился, как от боли, и на тревожный взгляд Аякчан только медленно опустил веки – да, она, Черная, сомнений быть не может. И именно сейчас, в этот самый момент Аякчан окончательно поверила – это он, Великий Черный Шаман, гроза трех миров и повелитель духов! Таким вдруг собранным, решительным и сильным показался ей обычный тощий мальчишка!
Донгар прижал ко лбу Нэлэнчик собранные щепотью пальцы. Девочка пошатнулась, глаза ее закрылись, и она осела ему на руки.
– Пусть спит, – решительно заявил Донгар, относя девочку на лавку и закутывая ее в потрепанную шкуру. – Не нужно ей видеть, что тут будет. – Он посмотрел на перепуганного Буту и растянул губы в такой же деланой улыбке, какая только что была у Аякчан. – Не волнуйтесь, досточтимый мастер, – слышат духи, все с вашей дочерью будет в порядке!
