Кладбищенский фантом. Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Глава IX
НОЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ
Голова у меня уже совершенно раскалывалась от обилия сегодняшних впечатлений и предположений. И я с изумлением переспросил:
— Подсказывает, как выяснить, что с ним случилось?
— Именно, — уверенным голосом произнес Макси–Кот. — С призраками такое бывает. Они иногда даже спустя несколько веков перед кем–нибудь появляются. И требуют, чтобы раскрыли преступление, которое привело к их гибели. А главное, пока это преступление не раскроют, они не отстают.
— То есть ты, Кот, уверен, что Волобуя уже нет в живых? — И от одной только мысли об этом меня стало мутить.
— Хотел бы сказать другое, но не могу, — мрачным тоном изрек Макси–Кот.
— А я все еще почему–то надеялся, что Толян вот–вот откуда–нибудь возникнет целый и невредимый, — с грустью проговорил я.
Кот довольно долго хранил молчание. И, наконец выдавил из себя:
— Я бы тоже этого хотел, но, боюсь, мы с тобой больше никогда Толяна живым не увидим.
— А ты не допускаешь, что его заколдовала Пелагея? — поделился своею утренней версией я.
— Фома, а ты сам это допускаешь? — ответил вопросом на вопрос Кот.
— Да, в общем, не очень, — честно признался я. — Наверное, мне скорей хочется верить. Понимаешь, тогда еще есть надежда. К тому же мы ведь с Жанной собственными глазами видели снеговика с лицом Толяна, а после — две его головы на столбах.
— Знаешь, — невесело усмехнулся Макс. — Если это не призрак Толяна, то, мне кажется, Пелагея скорей не его, а вас околдовала. Вот вы все время его и видите.
— Нет, Котище, — возразил я. — Колдовала Пелагея над нами потом, а Толяна мы видели до всего.
Тут я сообразил еще одно: после того как Пелагея над нами поколдовала, мы с Жанной стали видеть совсем разные вещи. А когда нам являлся Толян, мы с ней видели ровно одно и то же. Тютелька в тютельку. О чем я и доложил Коту.
— Вот именно, — откликнулся он. — Значит, я прав, и Пелагея тут ни при чем.
— Очень даже при чем, — возразил я. — Иначе почему Толян второй раз явился нам именно на ее заборе? Ты ведь сам, Макс, говоришь: он нам подсказывает.
— А ведь и впрямь, Фома, — на сей раз поддержал меня друг. — Я раньше как–то об этом не подумал.
— Вот именно, что не подумал, — тут же подхватил я.
— Тогда нам надо завтра же идти к Пелагее, — решительно заявил Макси–Кот. — Она в любом случае что–то нам скажет о Толяне.
— Нам? — удивился я. — Ты разве тоже пойдешь?
— Обязательно, — подтвердил Макс и тут же принялся вырабатывать план действий. — Значит, я завтра как будто отправлюсь в школу, а на самом деле дуну к вам. Где мы встречаемся? У Жанки?
— Погоди, — прервал я его. — Тебе сколько до меня пилить?
— Не меньше полутора часов, — внес ясность Кот.
— Тогда мы с Жанной успеем на один урок сходить в школу, — сказал я. — А ты, как доедешь, иди к нам во двор и дожидайся нас там на детской площадке.
— Я только одного не понимаю, — озадаченно произнес Макси–Кот. — На фига вам в школу? По–моему, когда так прогуливаешь, лучше уж целый день не появляться.
— Наоборот, — заспорил я. — У нас со вчерашнего дня из–за Волобуя такая паника! Классная уже вчера чуть с ума не сошла, когда мы с Жанкой на первых двух уроках не появились. Если мы сегодня это повторим, она, чего доброго, нажалуется предкам. А так мы первый урок отсидим, а после официально отпросимся. Жанна — к маме в больницу, она все равно собиралась туда ехать после уроков. А я, например, к зубному якобы с острой болью. Вот и будет все шито–крыто. А ты за это время как раз доберешься.
— Стратег ты, Фома, — с уважением изрек Макси–Кот.
На этом мы попрощались. И почти сразу же мне позвонила Жанна.
— С кем ты так долго треплешься? Я объяснил, что совсем не трепался, а вырабатывал с Котом план завтрашних действий.
— Понимаешь, Кот не верит, что Толян еще жив. Но он убежден, что Пелагея в любом случае нам поможет.
Жанна внимательно выслушала все аргументы Кота в моем изложении и, кажется, согласилась с ними. Она тоже считала, что надо завтра же утром бежать к Пелагее. Тем более во второй половине дня это не получится.
— Кстати, я, собственно, вот почему тебе звоню, — каким–то странным тоном добавила она. — Тетя Оля пришла с работы и очень удивилась, что на гравюре новое стекло.
— Как–как? — не верил я собственным ушам.
— Именно так, — снова заговорила Жанна. — Тетя Оля не имеет к этому ровно никакого отношения.
— Выходит, все же Пелагея? — пробормотал я.
— Федя, я уже ничего не знаю, — простонала моя собеседница. — И вообще разговаривать больше не в состоянии. Потому что устала и хочу спать. Ладно, до завтра.
Я долго и тупо взирал на трубку, из которой слышались частые гудки. Потом вдруг, подобно Жанне, ощутил, как на меня наваливается жуткая усталость. Мысли мои стали путаться. В конце концов, решив, что утро вечера мудренее, я пожелал спокойной ночи предкам и, улегшись в постель, немедленно провалился в сон.
Среди ночи я вдруг проснулся и долго не мог понять, что меня разбудило. Сперва, повернувшись на другой бок, я попытался заснуть опять. Однако из этого ничего не вышло. При всей усталости мне что–то мешало. Повертевшись еще какое–то время с боку на бок, я наконец определил причину. Сквозь неплотно прикрытую занавеску пробивался лунный свет и падал прямиком на мою подушку.
«Вот оно, значит, в чем дело», — недовольно отметил я про себя и пошлепал босиком задвигать занавеску. Стоило мне подойти к окну, как в него тихо постучали, даже скорее не постучали, а поскреблись. Я, естественно, удивился. Все–таки мы живем не на первом этаже, а на десятом. Поскребывание повторилось. Я с замиранием сердца отодвинул занавеску, взглянул на окно и немедленно в ужасе отшатнулся. На меня взирало приплюснутое к стеклу… лицо Толяна. Рот его был открыт в немом крике Синюшные пальцы скребли по стеклу.
Не отдавая себе отчета, что делаю, я резко задернул занавеску. Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди. В висках громко стучало Ноги тряслись мелкой дрожью, колени подкашивались, и я лишь каким–то чудом удерживался на ногах
Чуть позже ко мне вернулась некоторая способность соображать. Тогда я решил, что мне все это, наверное, показалось. «Ну, конечно же, показалось, — принялся убеждать себя я, — просто Волобуй не выходит у меня из головы». Я протянул дрожащую руку к шторе и, мгновение поколебавшись, все же решился отодвинуть ее. Толяна за окном больше не было. Теперь по ту сторону стекла шла мелкая рябь, будто бы дом наш окружала вода.
— Фома–а–а, — вдруг прозвучало откуда–то издали.
Голос пронизывала неземная тоска. От звука его прямо кровь стыла в жилах.
— Фома–а, — голос постепенно будто бы таял и наконец вовсе затих. Водную рябь со стекла точно стерли ластиком. Теперь я ясно видел черное зимнее небо, на котором ярко сияла полная луна.
Меня продолжала сотрясать дрожь. Зубы стучали. Прыгнув в кровать, я укрылся с головой одеялом. Казалось, стоит высунуть наружу хоть палец, как в него тут же вцепится призрак Воло–буя и утащит меня к себе на дно пруда или куда–нибудь там еще, где его настигла смерть. В том, что это призрак, я уже не сомневался. Равно как был уверен теперь и в другом: пока мы не раскроем причину гибели Толяна, он от нас не отвяжется.
Не знаю уж, сколько я пролежал, трясясь, как в ознобе. Помню лишь, что потом неожиданно согрелся и перестал о чем–либо думать.
Виновником следующего пробуждения стал будильник. Резко вскочив, я выключил его. Семь утра. Пора собираться на занятия.
Вся наша школа по–прежнему только и обсуждала исчезновение и поиски Толяна. Едва войдя в класс, мы узнали, что окрестности Серебряных прудов сегодня еще раз прочешут, причем с гораздо большим охватом, нежели вчера. Ибо, как сказал кому–то из наших ребят участковый, «надо исключить возможность случайностей». Впрочем, по мнению большинства, шансов обнаружить Толяна живым уже практически не было. Пожалуй, точнее других выразился по сему поводу близкий друг Толяна — Витек: «Если бы Волобуй был еще жив, то уж нашел бы способ вернуться. Я его знаю».
