Будь моим врагом - Макдональд Йен (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Им не откажешь в способностях, — продолжал Шарль Вильерс. — Они открыли технологию портала без вмешательства Разума Трина. Возможно, мы тоже дошли бы до этого своим умом, но они продвинулись дальше. Им удалось создать то, что оказалось не под силу никому в Пленитуде. Рабочую карту Паноплии. Вы знаете о Паноплии?
— Это все существующие миры, не только те, о которых нам известно.
Именно над этим проектом работал его отец. Впрочем, вряд ли это можно назвать работой. В языке должно быть слово для невероятно тяжелого и одновременно приносящего ни с чем не сравнимое удовольствие труда.
Труда, заставляющего проявить все лучшее, что в вас есть, труда, подводящего вас к самым пределам ваших возможностей. Труда, так захватившего вас, что все остальное кажется незначительным. Труда изматывающего, но безмерно любимого.
Именно так работал Теджендра прошлым летом. Его велосипедные эскапады были лишь одним из проявлений кипучей энергии. В конце летнего семестра, в затишье, наступившем после того, как студентов распустили на каникулы, ему удалось подобраться к решению проблемы. А потом произошла встреча с грузовиком, свернувшим на светофоре налево…
Что-то в словах Шарля Вильерса заставило Эверетта Л вспомнить прошлое лето, когда отец был еще жив и с головой погружен в математику.
— Вы сказали, рабочую карту?
Шарль Вильерс улыбнулся. Мягкость черт, кожи и голоса этого элегантного, хорошо одетого и ухоженного господина не выдерживала сравнения с мягкостью его улыбки. От этой улыбки Эверетта Л бросало в дрожь.
— Миров много… — начал Эверетт Л.
Шарль Вильерс не продолжил фразу.
«Вы не один…»
— Вас много, — сказал Шарль Вильерс. — Видите ли, Эверетт, на Земле-3 ваш отец завершил свои исследования. Создал рабочую карту Паноплии. С ней и с помощью портала легко переместиться в любой из миров. Не говоря уже о перемещениях внутри одного мира, как попали сюда мы с мистером Портилло.
— Вы говорите о других Теджендрах Сингхах, — промолвил Эверетт Л, — но ни словом не упоминаете о других Эвереттах Л Сингхах!
Шарль Вильерс отпрянул, пораженный гневом, прорвавшимся в его голосе.
— Есть опасность, что карта — Инфундибулум — попадет в плохие руки.
Эверетт Л дрожал от холода, который поднимался из глубины провала. Он был бос, легко одет и ничего не соображал. Отец говорил, что, если чего-то не понимаешь, нужно спрашивать. Откуда взялась на Луне десятикилометровая пропасть? Зачем здесь окна, балконы, самый воздух? Разве мадам Луне, Олицетворению Разума Трина, нужен воздух для дыхания? Или все вокруг — лишь декорации, компьютерная графика, спроецированная в его мозг? Но если Разум Трина способен…
— Попросите Разум Трина дать вам другую карту, — сказал Эверетт Л. — Они ведь опережают нас на тысячи лет. Зачем вы притащили меня сюда? Или создать карту им не по зубам?
Шарль Вильерс встретил его речь мягкими аплодисментами.
— А вы весьма умны, юноша, — заметил он и кивнул в сторону мадам Луны. Она стояла, сложив руки в приветственном благословляющем жесте. — Люди изучают Разум Трина без малого полвека. Их технологии опережают наши не на тысячи лет, а, возможно, на четыреста-пятьсот. Не хочу обидеть мадам Луну, но Трин неравнозначен Разуму Трина. Как бы объяснить…
— Не трудитесь, — сказал Эверетт Л. — Кажется, я понял. Их технологии позволили создать машину, способную воспроизвести их цивилизацию. После чего дальнейшее совершенствование стало бессмысленным. Поэтому они остановились в развитии.
— Умница, Эверетт. Разум Трина не есть разум в привычном нам понимании — у него нет личности. И не должно быть. Его назначение — выполнить поставленную задачу. Поначалу мы думали, что за Трином стоит могучий интеллект, но это предположение оказалось далеким от истины. Трин выстраивает себя бездумно, действуя на основе простых инструкций. Разум Трина больше похож на огромное высокотехнологическое производство — цветок, дерево, — чем на то, что мы называем цивилизацией. Каждый новый Трин — клон самого себя. Он снова и снова самовоспроизводится, не допуская ошибок. И в этом наше преимущество перед ним. Ибо все наши величайшие открытия основаны на ошибочных посылках. Эволюция Трина завершена, а человечество продолжает развитие. Поэтому когда-нибудь мы превзойдем их.
Эверетт Л всматривался в мадам Луну, в ее скрещенные руки, изучал доброе спокойное лицо, глаза, которые теперь — когда он узнал, что стоит за ними — казались ему мертвей мертвого.
— Мы хотим, чтобы вы стали нашим агентом, Эверетт, — сказал Шарль Вильерс. — Секретным агентом. Юным Джеймсом Бондом.
— Кто «мы», мистер Вильерс?
— Пленитуда. Этот мир — наш с вами. Есть силы за пределами известных миров, более могущественные и опасные, чем вы можете себе вообразить. Силы, по сравнению с которым Трин покажется ничтожеством. Но внутри Пленитуды есть и другие силы. Впрочем, я и так сказал больше, чем следовало. Если они захватят контроль над Инфундибулумом, нам не поздоровится. Всем: вашей семье, друзьям, знакомым… Вы нужны нам, Эверетт. Вы — наша последняя надежда.
Он попался. Один, в руках самого могущественного человека в мире, перед которым склонял голову сам премьер-министр. Человека, знающего, что у Эверетта Л есть близкие, знающего, как их найти. Последний аргумент школьных хулиганов: «Только пикни, мы знаем, где ты живешь».
— Что я должен делать?
Шарль Вильерс улыбнулся своей пугающе-мягкой улыбкой.
— Просто будьте собой, Эверетт. Но прежде мадам Луна произведет некоторые… усовершенствования.
Эверетт хотел закричать, однако вокруг него обвилась рука мадам Луны, и он провалился в мягкую серую бесконечность.
4
Ветер швырял в лицо ледяную крошку. Сен закуталась в шарф до самых бровей, иначе острая крупа содрала бы кожу до кости. Похоже, ветер не собирался с этим мириться: так и норовил найти лазейку, упрямо лез под очки, оттягивал капюшон, рвал шарф. Вдохни этот смертоносный воздух — и в легкие устремятся тысячи крохотных кинжалов. Ветер обрушивался на Сен Сиксмит со всех сторон. Не уступая ему в ярости, Сен направила маленькую летучую машинку вниз, к бесконечной снежной равнине.
Белизна внизу и наверху, спереди и сзади. В непромокаемом защитном костюме с отражающими полосками Сен была единственным цветным пятном посреди нескончаемой белизны. Единственным проблеском жизни. В мифологии аэриш, в колоде «Таро Эвернесс», которую Сен частично унаследовала, частично дорисовывала по мере необходимости, белый был цветом смерти.
— Эге-ге-гей! — прокричала она жалящему ветру и дернула трос привода. Лопасти кузнечика швырнули ее навстречу ветру. Макхинлит обещал при следующей починке сделать механизм отзывчивее, но когда радар Шарки посреди снежной пустыни что-то засек, полетные испытания пришлось проводить в боевом режиме. Машинки прекрасно справлялись, правда, поначалу Сен чуть не врезалась в переборки грузового отсека, а после чуть не сломала шею, когда очередной подледный толчок сотряс дирижабль и ее рука соскользнула с руля. Рычаги отзывались мгновенно и резко, норовя сбросить ее, словно взбесившийся жеребец. Эта резвость не шла ни в какое сравнение с медлительной мягкостью дирижабля. Оседлай дрон и лети хоть на край света. Только не забудь, что в белизне совершенно теряются ориентиры и ничего не стоит, зазевавшись, на полном ходу врезаться в лед.
Сен ощущала себя маленькой и большой одновременно. Она подняла глаза: другой дрон почти терялся на фоне белизны. Легко вообразить, что летишь одна-одинешенька над снежной пустыней. Ошеломляющее чувство обособленности, сродни безумному скольжению надо льдом.
В дирижабле ты отделена от людей, но никогда не бываешь одна. Дирижабль был семьей Сен, ее домом, ее миром. Она часто размышляла, каково это: не чувствовать со всех сторон закругляющейся оболочки, присутствия Макхинлита, Шарки, мамы. Просто быть Сен; не Сен Сиксмит, не Сен с «Эвернесс». Должно быть, ощущение сродни полету надо льдом: быстро, весело, захватывает дух. Яркая точка в центре пустоты. Живо представив себе эту точку, несущуюся в снежном буране, Сен внезапно осознала, что значит остаться одной, без семьи, друзей, дома, мира, как это случилось с Эвереттом. Ничего веселого, ничего захватывающего, просто ужасно! Ни единой родной души вокруг!.. Нет, поправилась Сен, у тебя есть я. От этой мысли ее бросило в жар.
