Снежные псы - Веркин Эдуард (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Тытырин попытался добраться до глаз, но Гобзиков уже опомнился и пнул врага коленом. Специально не целился, но попал куда надо. Тытырин согнулся пополам и со свистом осел.
– Братья по перу, – прокомментировал черный. – Честная творческая борьба. Как мне это нравится! Предлагаю взять обоих, каждого на полставки. Мне шустрые ребята нужны… Трубач, не надо так усердствовать!
Гобзиков действительно несколько разволновался: увидев врага поверженным, он накинулся на него и принялся с азартом пинать ногами.
Тот, что был в белом, неодобрительно прищелкнул языком, и Гобзиков остановился. Тытырин отбежал на коленях чуть в сторону и встал. Просипел обиженно:
– Подло нападать на недееспособного!
– Ты сам напал, – ответил Гобзиков, – я на тебя не нападал…
Бах! Стекла звякнули, в небо взлетели несколько зеленых ракет, завыла сирена. Тытырин предусмотрительно свалился обратно на землю, закрыл голову руками. В руках белого полушубка появились револьверы.
– Что это? – Он указал стволом правого на падающие зеленые шары.
А черный смотрел на Гобзикова. С прищуром.
– Кажется, трубач на самом деле шпион, – произнес он. – Тытырин, присмотри за ним.
После чего поглядел на Гобзикова совсем недобро и побежал в сторону сирены. Тот, что был в белом, тоже побежал.
– Ну, давай за ними! – неуверенно приказал Тытырин.
– С чего бы вдруг?
– Ладно, можешь оставаться. – Тытырин плюнул. – Только мишек тут, как крыс на вокзале…
Тытырин выдернул из шкуры медведя дротик и припустил вслед за своими товарищами.
Гобзиков остался один. Медведь снова дрыгнул лапами. И Гобзиков побежал за Тытыриным.
Глава 21
Красное на белом
Не люблю белых медведей. Вредный хищник. И в печени у них паразиты. Известна одна история. Какая-то полярная экспедиция, не помню уже какая, съела все запасы, всю крупу, все сало в жестяных банках, весь шоколад. Само собой, и собак съели, ну а когда ничего больше есть не осталось, перешли на белых медведей, благо их в округе водилось в немеренности. Потом помирать стали. Выжили всего двое. Когда их спасли, оказалось, что и у них в организме эти самые паразиты из медвежьей печени просто кишели. С трудом излечили.
Так что я не люблю мишек. Они просто сволочи. И воняют сильно. Издали еще ничего, на морозе не слышно, а метров с двух просто невыносимо. Оно и понятно, они же никогда не моются. Чтобы обработать шкуру медведя, надо ее целый месяц вымачивать в особой жидкости. И вообще… Да ну их, через двести лет все равно вымрут. А я не вымру. Я буду жить.
Мы двигались по улице Гагарина. Перец торопился. Правильно торопился – ракеты взорвались возле ангара, я сразу догадался. Ракеты и шумовые гранаты. И сирена завыла. Что могло означать только одно – в таинственный ангар кто-то лезет. Я уже думал об этом – наверняка Перец понаставил там всяких ловушек да растяжек, а то и противопехотных мин понавтыкал, чтобы никто не пробрался. Чтобы я не пробрался. Да вот только кто-то кроме меня просунулся.
И я даже подозреваю кто.
Она. Рыжая. Лара.
Тем лучше. Быстрее все узнаем. Не, может, конечно, тупой медведь туда попер с голодухи. Это запросто.
А может, и не медведь.
Перец спешил. Даже тулуп свой черный сбросил, чтобы бегу не мешал. Я не стал сбрасывать – еще замерзну раньше времени. А моя жизнь слишком ценна, чтобы вот так вот взять и помереть. Я уже целую кучу раз помирал. Надоело. И вообще я человек больной – рука отваливается просто, я даже бинт не разматываю, чтобы не пугаться.
Мы пробежали по улице Гагарина, затем миновали Ленинградскую, потом свернули во дворы. Стало легче, потому что под гору. Ангар располагался сразу за стадионом, в глухом местечке. Там еще аэропорт, самолеты дохлые. Хотя тут все местечки глухие. Но это еще глуше и мрачнее. Я сюда всего один раз забрел, и мне совершенно не понравилось. Видимо, раньше здесь были собачьи питомники – много клеток и заборов. В клетках собаки. Мертвые. Вернее, мерзлые. Стоят, смотрят. Неприятно. Но как раз подходящее для теневой деятельности местечко, наверное, не зря его Перец выбрал.
Тытырин и этот, спасенный мерзлотник, чуть подотстали. Я иногда оглядывался, чтобы не возникло у них искушения завернуть куда. Хотя после рандеву с белым медведем у них такое желание вряд ли возникло бы. Литераторы не самоубийцы. Ну, современные литераторы, во всяком случае.
Когда мы наполовину обогнули стадион, Перец снизил обороты и подал знак, чтобы мы не спешили, а шагали осторожно. Обогнули стадион окончательно и увидели ангар, а вокруг собачьи сарайчики. Я лично сарайчики всякие не люблю. Последний раз, когда углубился в подобную архитектуру, дело кончилось стрельбой из разных видов оружия. Но на сей раз стрельбы не случилось. Перец, как в кино, подал знак пальцами, только я не понял, что за знак странный. А Тытырин вот понял – опустился на пузо и пополз. Перец и сам пополз. И трубач. Мне тоже ничего другого не оставалось.
Мы проскребли животами через несколько клеток с замороженными собаками. Не скажу, чтобы это было приятно, хотя необычно и, конечно, обогатило мой опыт. Мороженые овчарки – странное зрелище. А вот в последней клетке была здоровенная южнорусская. Никогда не видел таких огромнейших псов. Перец на всякий случай потыкал его пальцем, подал нам сигнал, и мы все дружно укрылись за ней. Все вчетвером.
Вид из-за собаки открывался вполне нормальный. Ворота ангара. Закрытые. Ну, и перед воротами. Все, что надо.
Конечно, это был не медведь. Это была она. Ну, Лара. В довольно растрепанном виде. Видимо, шумовая граната ее все-таки зацепила. Она пыталась в данный момент разобраться в замке, но у нее ничего не получалось.
– Вот недотепа, – негромко сказал Перец. – Замок-то муляжный, а она его открыть пытается…
– Может, подойдем? – кивнул я в сторону Лары. – А то там еще что-нибудь взорвется…
– Подождем, – удержал меня Перец. – Мне интересно.
Он быстренько скосился на нашего нового товарища. Но тот вел себя спокойно, смотрел с надлежащим непониманием на лице. Может, он и на самом деле не шпион, а этнограф? Или этнолог. Исследователь жизни. У нас тут всякое случается…
Я вдруг подумал, что назвал здешние пространства «у нас». Надо же, для меня все окружающее уже «у нас». А что, собственно? Про те места, где я пребывал раньше, мне никогда не хотелось сказать «у нас».
Так вот, случилось со мной странное… не могу сказать откровение, но что-то близкое к тому. Да, лежа под дохлой замерзшей собакой, совершенно неожиданно я вдруг осознал, что это мой мир. Именно мой. Что тут я могу делать все, что мне нравится. А другой мир, за неведомой непроницаемой границей, вовсе не мой. Мир многих. Или немногих. Но не мой.
И я понял сейчас: мне совсем не по душе, что в мой мир лезут посторонние. Я про Ван Холла, разумеется. Но, с другой стороны, я и Перца перестал понимать. Правда, не очень-то понимал, а теперь так вообще…
Не, ясно, что Лариска приперлась сюда за своим горыном. За тем, которого мы сперли. И понятно, что Перец горына не хочет отдавать. Почему они не могут договориться? Такие милые, блин, ребята… Как сказала бы моя неизвестная бабушка – «такая красивая пара».
Может, потому и не ладят. Голубки, одно слово.
– Смотри, как старается, – прошептал Перец. – Упертая, как бревно…
– Упертость – хорошее качество, – возразил я, – его надо ценить.
– Всегда такая была, – продолжал Перец. – Сказал же ей тогда, чтобы не лезла, – все равно лезет. Сказал же…
– Мне идти? – спросил я.
– Куда? – не понял Перец.
– Туда, – кивнул я на ангар. – Пойду, дам в глаз. А могу и отсюда стрельнуть…
Я потянулся к кобуре.
– Погоди, – остановил Перец, – я сам.
– Сам стрелять будешь? Смотри только, у Дырокола отдача…
Перец прорычал чего-то и стал пристраивать на локте арбалет. Понятно теперь, зачем он арбалет взял не с болтами, а с дротиками.
Перец глядел в оптический прицел, а Лара продолжала ковыряться в замке монтировкой. Причем с каким-то отчаянием, мне ее даже жалко стало.
