Алые перья стрел (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

Вовка выжидал. Феодосия вдруг встала на четвереньки и завопила в полный голос:

— Люди добрые, грабют!..

За собственным воплем она не слышала, как лопнули в мешке последние две четверти. Вовка расстрелял их молниеносно.

Еще через полминуты Вовка проскочил в щель забора, отделяющего сквер от стадиона, и сразу стал подавать советы каким-то футболистам.

Митька выслушал эту историю с интересом, но без одобрения. Потом выслушали остальные. Валька грустным голосом сказала:

— Дурак… Надрать бы уши, тогда бы узнал.

Всего ожидал Вовка: могли восхищаться им как героем, могли устроить нахлобучку за то, что действовал без разрешения. Но такого пренебрежительного осуждения он не ждал.

— А ты… А ты… — поднялся он на Валентину.

Но Митька дернул его за штаны.

— Сиди, не дрыгайся.

Они были в штабе. Внизу уже прочно обосновалась Жадина корова, но сеновал еще пустовал и мальчишек пока не трогали. Но все знали: недолго им тут жить.

Может быть, эта неуверенность, может быть, усталость (набегались днем), а может быть, какое-то предчувствие делали ребят грустными и серьезными. Потому и не дождался Вовка ни восторгов, ни скандала, ни крепкого нагоняя от ребят. Не та была обстановка. Они сидели в полумраке «шатра» и даже лиц почти не видели, только касались друг друга голыми локтями.

— Вот выгоним из звена, будешь знать, — сказал Виталька. — Ты у нас и так незаконно. Да еще неприятности из-за тебя.

Вовка вздохнул. Он знал, что не выгонят. Да и говорил Виталька не сердито, а так, будто между прочим. Но все же Вовка огрызнулся:

— А сами… Тоже рисовали его по-всякому на заборах и стреляли.

— Дурак ты, Вова, — сказал Митька. — На голове густо, а внутри… Одно дело рисовать… Когда рисовали, мы это показывали, какой он буржуй и кулак. Рисовать и в заборы стрелять никто не запретит. А сейчас вышло, что мы сами бандиты. А он, выходит, прав. Заявления пишет. Думаешь, не обидно?

— А почему в НКВД? — подал голос Цыпа. — Ну, царапал бы свои каракули для милиции. А то получается, будто мы шпионы или вредители. Враги народа.

— А Жада думает, что он как раз и есть народ, — сказала Валентина. — А мы его враги. Так и получается.

— Он — народ?! — подскочил Цыпа. — Помру от смеха! Народ — это кто на заводах работает и в колхозах кто трудится. И с фашистами дерется. В Испании.

Все деликатно помолчали, потому что знали недавнюю историю, как Цыпа собирался в Испанию.

— Ха! Вот бы Жаду послать драться с фашистами! — заговорил Вовка, стараясь загладить вину. — Вот драпал бы! А?

— Скорей всего, к ним бы сбежал, к фашистам, — сказал Цыпа.

— Не… — заспорил Вовка. — Не сбежал бы. Они бы его с нашими заставили воевать, а он ведь трус. Только собак вешать может.

И опять замолчали в сумраке. Сидели, привалившись друг к другу, и тихо дышали, как один человек. Только Павлика не было. Потом послышались шаги, и Виталька угадал:

— Павлик.

Белая рубашка Павлика замаячила в двери.

— Где был? — спросил Виталька.

— С папой приемник доделывали.

— Работает?

— Работает…

— Хорошо слыхать?

— Хорошо… — тихо сказал Павлик. — Только… лучше бы уж плохо было слышно. А то включили, и сразу — бах — новость: фашистские диверсанты взорвали республиканский линкор… «Хайме Первый»…

— Во гады! — сказал Цыпа.

— И под Бильбао положение ухудшилось…

— Врешь, — по привычке сказала Валентина, но больше никто ничего не сказал, потому что понимали: Павлик не врет.

Митька подвинулся на скамейке и тихо позвал Павлика:

— Садись.

Внизу, за забором, на Жадиной веранде весело заорал патефон:

Вовка Шадрин пошевелился и медленно сказал:

— Хлопну я из рогатки этот ящик с маркизой. С крыши его хорошо видать!

— Я тебе хлопну! — пригрозил Митька. — Молочный снайпер… Люди с фашистами воюют, а ему только бутылки да пластинки бить.

— Воюют… — сказал Вовка тихо и обиженно. — Я же не могу там воевать. Если бы пустили да винтовку дали…

Никто не засмеялся. Потому что каждый знал: если бы пустили и дали винтовку… Ну, а что, в самом деле, разве не вышли бы из них снайперы?

— Пустят тебя… — заметил Серега. — Они своих-то пацанов отсылают подальше от беды.

И сразу вспомнился им вокзал, люди, цветы, плакаты, деловитое буханье барабана, и голоса труб, и шестеро темноволосых мальчишек, растерянно вышедших из тамбура на дощатый перрон. Обыкновенные пацаны, худенькие, тонконогие, некоторых можно одной рукой на лопатки уложить. Только загар потемнее, чем у здешних, вот и все. Даже не верилось, что эти ребята строили баррикады, а может быть, и стреляли по врагам. Потом автобус увез испанских мальчишек в дом отдыха Рыбкоопа, а наши ребята пошли бродить по улицам.

Надо было готовиться к экзамену по арифметике, но они ходили по рассохшимся деревянным тротуарам, растревоженные и недовольные тем, как устроен мир. Там, на вокзале, их на секунду задела грозная жизнь Испании, а сейчас в заросших лебедой газонах мирно стрекотали кузнечики и тишина висела над городком. Зной раннего лета жарил мальчишкам плечи.

Они ходили, позабыв, что надо учить правила действий с дробями, спорили о боях под Мадридом, и только смуглый сердитый Цыпа был молчалив и спокоен…

— Не дадут нам винтовки, — сказал в темноте Павлик. — Чего ж говорить…

— А что делать? — спросил Вовка.

Это был серьезный вопрос.

Это был очень серьезный вопрос, потому что в самом деле нельзя же сидеть просто так, когда «юнкерсы» бомбят Университетский городок Мадрида, когда войска Франко осадили Бильбао — столицу басков, когда взорвали республиканский линкор… Но что делать?

— Учиться стрелять, — твердо сказал Митька. — Это нам еще пригодится. Не в заборы пулять, а как следует. Чтоб отряд у нас был настоящий, а не то, что сейчас. Чтобы, когда надо, мы сразу… Ну все равно сейчас мы больше ничего не можем.

— Хорошо тебе, ты в кружке, — откликнулся Цыпа. — А мы что? Из луков да из луков.

— Я Скобелева упрошу. Пусть всех запишет. Я за ним по пятам буду ходить, когда из отпуска вернется.

— Мы тоже будем, — сказала Валентина.

— А луки тоже нельзя бросать, — продолжал Митька. — Думаете, я на значок сдал бы, если бы из лука не стрелял? Он глазомер развивает и руки.

— Название какое-то у нас неподходящее, — сказал Серега. — Непонятно как-то: «Белые перья». Какие перья, откуда, для чего?

— Лучше «красные», — предложил Вовка. — Мы же красный отряд.

— Лучше… Но все равно непонятно.

— Лучше полностью: «Красные перья стрел», — сказал Митька.

— Пускай будут «Алые перья стрел», — заговорила Валька. — Красиво.

— Тебе бы только чтоб красиво было, — заворчал Цыпа.

А Павлик медленно сказал:

— Ну что ты, Цыпа! Разве плохо, если красиво? Послушайте, ребята: а-лы-е перь-я стр-рел-л…

Серега напомнил:

— Значит, и в самом деле на стрелы красные перья надо. Где брать?

— У отца, думаешь, мало красных чернил? — сказал Митька.

Яркий огонек свечки вздрагивал и качался от дыхания ребят. Валька Голдина писала красными чернилами на тонкой бумажной полоске:

«Мы, пионеры второго звена… Митя Вершинин…»

— Дмитрий, — сурово сказал Митька. Он макал в пузырек с чернилами бумажный жгутик и мазал хвостовые перья на стрелах.

«Дмитрий Вершинин, Игорь Цыпин, Виталий Логинов, Валентина Голдина, Владимир Шадрин…»

— Владимир пишется через «и». Учти, — сунулся Вовка.

— Знаю… «Владимир Шадрин, Павел Шагренев, Сергей Иванов… вступаем в отряд «Алые перья стрел». В скобках «АПС». «И обещаем друг другу и всем на свете, что… всегда будем бороться с фашистами и всякими врагами…»

Она оглянулась на Митьку.

— Всегда будем учиться, чтоб бить без промаха.

— «…без промаха».

— И мстить за всех, кого они убили и замучили, — сказал Цыпин.