Мила Рудик и Магический Синод - Вольских Алека (книги бесплатно TXT) 📗
Бросив накидку на спинку стула, он повернулся к своим ученикам, обвел их всех взглядом и спросил:
— Есть желающие?
Студенты продолжали смотреть на Гурия с неодобрением. Ни один не сдвинулся с места. Это было похоже на всеобщий протест, но не против работы над чарами — против учителя. Решительно спрыгнув с подоконника, Мила подошла к Гурию. С улыбкой подняла руку на уровне плеча, словно бы говоря, что вызывается добровольцем. Гурий улыбнулся в ответ и, на миг прикрыв веки, едва заметно кивнул ей.
— Еще кто-нибудь? — обратился он к остальным.
Ответом ему было упрямое молчание. Мила повернула голову и посмотрела на ребят: меченосцы, белорогие, златоделы — у всех в глазах немое осуждение. Для Милы тяжелее всего было видеть это выражение в глазах Ромки. Возможно, одной из немногих, кто смотрел без осуждения, была Белка. Но Мила видела, что подойти ее подруга не решится. Тогда она снова перевела взгляд на Ромку. Лапшин в ответ нахмурился, понимая, что она ждет от него поддержки. Какое-то время на его лице отражалась внутренняя борьба, потом он сделал какое-то движение, словно все-таки решился выйти вперед. По его глазам Мила видела: Ромка действительно готов сделать это, но не для Гурия — для нее. Однако он не успел — слишком долго колебался.
Брови Милы невольно поползли на лоб, когда она увидела, как от группы златоделов отделилась фигура Лютова. Стоявшая рядом с ним Алюмина уставилась на брата большими, по-жабьи выпученными глазами и внезапно схватила его за руку, пытаясь остановить. Лютов, даже не обернувшись, грубо отбросил руку двоюродной сестры и направился к учителю.
Пока он приближался, Мила, как и все остальные в классе, недоверчиво смотрела на него, но Лютов, казалось, совершенно не замечал ее недоумения. Когда он подошел, Мила заметила обмен взглядами между ним и Гурием: Лютов просто смотрел на преподавателя боевой магии без какого-либо выражения, а тот едва заметно кивнул ему, как недавно Миле. На лице Гурия промелькнула мимолетная улыбка.
Мила озадаченно наблюдала, как Лютов стал напротив нее в исходную для тренировок позицию. Он повернул голову назад, где за его спиной стоял Гурий, и спросил с такой интонацией, словно обращался к своему любимому учителю:
— Что нужно делать, профессор?
Мила заставила себя закрыть рот, но удивление, которое вызвал в ней поступок Лютова, никуда не делось.
Постепенно занятие вошло в свою колею. Гурий продемонстрировал новое заклинание, с которым сразу после этого практиковались Мила и Лютов. Кажется, это был первый случай, когда Лютов не пытался ранить Милу как можно больнее и даже ни разу не взглянул на нее с ненавистью. Можно было подумать, что никакой вражды между ними никогда не было, что Мила для Лютова ничем не отличается от других ребят в классе. Она осознавала, что это заметили все: меченосцы, белорогие, златоделы — прекрасно знающие об их многолетней взаимной ненависти. Однако при этом Милу не покидало ощущение, что она тут вообще ни при чем, и все это Лютов делает только для Гурия. Но причины… Причины оставались для нее загадкой.
Следом за Милой и Лютовым практиковались в новых заклинаниях Иларий и Сергей Капустин, Анфиса и Белка, Яшка и Назар Черемша. В глазах ребят все еще стояло неприкрытое осуждение и даже враждебность, когда их учитель обращался к ним, но лед был сломан.
Мила понимала, что в ближайшем будущем ребята не будут относиться к Гурию с тем восхищением и той симпатией, что раньше, но теперь она была уверена, что больше не будет таких молчаливых холодных протестов, какой все три факультета устроили Гурию сегодня. Он по-прежнему был для них учителем. Они будут его слушать. Гурий сказал, что для него этого будет достаточно, а что-то большее ему теперь придется заслужить.
Выходные Мила провела в Плутихе. Гурий и Акулина назначили новую дату свадьбы. Акулина настояла, чтобы Гурий переехал в их с Милой дом, не дожидаясь, когда они наконец поженятся. Она резонно заявила, что если Гурий хоть какое-то время останется жить в «этом жутком доме», то ей грозит вообще остаться без жениха. В итоге в субботу и воскресенье Мила помогала Гурию с переездом.
Собирая его вещи, они одновременно исследовали дом и обнаружили магический проход в ту самую потайную комнатку, о которой рассказал Вирту Горерад Серый. Это была крохотная каморка, в которой, кроме старого ненужного хлама, хранилось два портрета, на самом деле являвшихся Порогами Темперы. На одном из них был изображен сам Горерад Серый, а на другом — очень похожий на него пожилой мужчина. Мила с Гурием сделали вывод, что это покойный отец колдуна-волкулака. Они вынесли оба портрета на улицу и сожгли их без всяких сожалений.
Из последнего письма Вирта Мила узнала, что Горерад Серый признался не только в убийстве Некропулоса, но и в нападениях на жителей Троллинбурга. Однако в его показаниях, касающихся того, что произошло в доме Гурия прошлым летом, до сих пор оставалось много белых пятен. Ничего удивительного в этом не было, учитывая, что колдун-оборотень неуклонно выгораживал человека, по приказу которого действовал.
В понедельник утром Мила встала рано — с Акулиной и Гурием они собирались ехать в Троллинбург первым же дилижансом, чтобы не опоздать к началу занятий в Думгроте. Она не спеша оделась — времени для этого у нее было достаточно, а школьный рюкзак был собран еще накануне вечером. Когда Мила села на стоящий возле письменного стола стул, чтобы завязать шнурки на ботинках, что-то громко забарабанило по стеклу. Мила подняла голову и посмотрела в окно.
Дождь. Снова.
Глядя в окно, Мила глубоко вздохнула. Это был очень длинный дождливый год. Дожди словно шли сквозь бесконечную череду комнат: через двери лета в осень, через двери зимы в весну. Что-то было неправильное в этих дождях. Мила вдруг вспомнила один день, в прошлом году, в апреле, когда она узнала, что Гарика уже похоронили, а Акулина с Гурием сообщили ей о предстоящей свадьбе. Тот день был солнечным, переполненным светом, ярким, невыносимо радостным. Она тогда подумала, что не хочет видеть солнце. Что ж, кажется, ее желание сбылось. Четвертый сезон подряд — дожди. Конечно, она была ни при чем. Пусть Троллинбург, Плутиха и вся Таврика — это место, где живет волшебство, но у нее нет такой силы, чтобы управлять этим волшебством — заставлять солнце так долго прятаться. Безусловно, эта странная, мрачная и безрадостная погода не зависела от ее желаний. Дожди не имели к ней никакого отношения, но тем не менее они наполнили собой большую часть тех дней, которые чередой сменяли друг друга после смерти Гарика. Дожди стали неотъемлемой частью этой жизни — жизни без него.
Мила раскрыла нижний ящик стола и вытащила оттуда плоскую коробку — набор для игры в драконий дартс, который Гарик подарил ей год назад на семнадцатилетие. Мила откинула крышку и взяла из маленького отделения в правом нижнем углу серебряное кольцо. С ободка на нее глянула драконья морда с открытой пастью. Мила перевела взгляд чуть в сторону — в левом нижнем отделении коробки было пусто. Второе кольцо осталось у Гарика. Мила не имела представления, где оно сейчас.
Закрыв коробку и вернув ее обратно в стол, Мила надела кольцо на безымянный палец правой руки и негромко произнесла:
— Оживи.
Она помнила, что после этого слова из пасти драконьей морды на ободке должен вылететь маленький красный дракончик — волшебная иллюзия, созданная для игры.
Мила разочарованно выдохнула, когда из отверстия в кольце медленно, словно с трудом, выскользнула ярко-красная дымка. Она окутала ее кольцо алым сиянием, повисела так немного, словно туман… и растворилась в воздухе.
Дракончик не ожил. Драконий дартс, конечно, был волшебной игрой, но, видимо, в том наборе для игры, который когда-то подарил Миле Гарик, что-то разладилось, сломалось. Даже волшебные вещи могут ломаться — в этом нет ничего удивительного.
Год назад внутри нее тоже что-то сломалось. То, что невозможно починить. Ровно год назад. Сегодня было пятое апреля — годовщина его смерти. Двенадцать месяцев назад, день в день, он умер у нее на глазах в одном из миров руин Харакса…
