Чужого поля ягодка - "Карри" (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Но мутант уже отпустил её руки, выпрямился, и глядел теперь с высоты своего роста, покачивая головой. Ждал.
Успокоив несущееся вскачь сердце и отдышавшись, Миль острожно приоткрыла блок, прислушалась — он больше не пытался вклиниться в её менто, глянула сердито:
«Больше не смей так давить на меня!»
«Яхи только проверил. Да, не родишь. Пока. Но ты молодая. Яхи будет лечить тебя, Яхи умеет. Сын Яхи — крепкий мальчик и может выжить. Тогда ты будешь просто жена, не мать».
«Не буду, Яхи! У меня уже есть муж, и другого мне не надо! Он всё равно найдёт меня, понял?»
«Понял. Может, найдёт. Но маны не отдают женщин обратно».
«Отдают — не отдают… А меня спросить не хочешь? Я что — вещь?! И ты что — думаешь, он вот так просто оставит меня тебе и спокойно уйдёт? Он ведь убьёт тебя, Яхи. И тебя, и всех манов!»
«Яхи тоже случалось убивать», — и, сев у огня, он спокойно принялся нанизывать на толстую палку уже потрошёные и ободранные тушки животных.
«Да я сама тебя убью!» — взъярилась Миль, и нерассуждающая ярость её выплеснулась на чёрный мохнатый ком… Без раздумий, без сожалений — ей впервые просто и незатейливо, от души, захотелось убить… Не то, что тогда… убегая от Контроля, когда она сама чуть не умерла. А теперь — теперь ярость её ударилась о черный силуэт у очага. …И разбилась о его защиту — ман только вздрогнул, глотнул воздуху и аж выгнулся, пережидая удар. Это было всё, на что у Миль хватило сил. Всхлипнув, она сползла по холодной каменной кладке и съёжилась на полу, кутаясь в обрывки майки, а больше — в собственные объятия. Бен придёт… Она будет звать его день и ночь, и он услышит же когда-нибудь… Иначе всё зря…
…По жилищу мана распространялся запах жареного мяса… А у Миль в желудке уже очень давно не было ничего, кроме нескольких глотков того мерзкого питья, которым её поил ман. Тело, усиленно заживлявшее многочисленные поверхностные повреждения да вдобавок только что отдавшее и без того небогатый запас энергии на неразумную атаку, поколебалось на грани — потребовать пищи и жить дальше или смириться и начать тихо угасать — и оставило выбор за взбалмошной хозяйкой. Всё равно ведь сделает по-своему. Хозяйка вроде бы помнила о данном когда-то мужу обещании, но муж оказался недосягаем, а перспектива в случае выживания была столь отвратительна… необходимость выжить уже не казалась непререкаемой… жить хотелось всё меньше…
Она не услышала его шагов. Просто вдруг вознеслась вверх: огромные руки легко оторвали её от пола — одной парой ман без особых усилий, как щенка, держал девушку перед собой, а другой заботливо укутывал в большую, мягкую шкуру. Упаковав как следует, перенёс к очагу, примостил к себе на колено и подсунул к её губам объёмистую толстостенную посудину, слепленную, видимо, из глины:
«Пей».
«Не буду».
«Не заставляй Яхи применять силу».
Слегка запрокинув ей голову, он больно сжал щёки Миль с двух сторон так, что губы раскрылись, и наклонил сосуд. В рот Миль хлынуло густое солоноватое питьё, пришлось глотать… Влив всё, что было в сосуде, он поднёс к её лицу кусок мяса на деревянной палке и спросил:
«Ты будешь есть? Яхи может сам разжевать и заставить тебя проглотить. Ты хочешь есть так?» — угроза была более чем реальна.
«Нет. Сама», — мрачно сказала она.
Улыбнувшись, он распеленал ей руки и вручил мясо. Мясо, конечно, было без соли…
«Чем это ты меня поил?»
«Если Яхи скажет, ты не сможешь выпить ещё, а ты должна это пить, чтобы стать здоровой. Почему ты не ешь?»
Миль, крепко задумавшаяся над составом напитка, ответила:
«Невкусно. Без соли».
Он кивнул:
«Ты привыкнешь. Это сначала непривычно. Ешь, привыкай. Можешь присаливать золой, вот, — он показал, как. — Яхи принесёт плоды. Потом».
Сам он уплетал мясо с подобающим ему аппетитом. Миль убедила себя, что голодна, и таки сумела разделаться со своим пресным куском. По крайней мере, пахло оно прекрасно.
Яхи попытался предложить ей ещё кусок, но она так решительно заявила, что сыта, что он только кивнул, перестал ковырять щепкой в зубах, устроил девушку на лежанку, а сам продолжил трапезу. Под его довольное чавканье и весёлый треск разгрызаемых костей Миль, угревшись под тёплой шкурой, начала клевать носом — что и неудивительно после такого насыщенного переживаниями дня да плюс наверняка в том питье имелось природное снотворное…
Утро, вечер? Может, ночь? Попробуй тут определи — очаг, как и накануне, исправно освещал каменный свод и стены, за которыми, наверное, всё так же плясал дождь… Лохматого Яхи, как и большую часть времени, дома опять не было — и слава Богу… Но каким способом эта громадина проникала сквозь такую стену? Миль неоднократно обследовала стыки каменных блоков, уложенных убедительно прочно, безо всякого раствора — между ними и волосок не просунешь. Нашла два отверстия: одно — над очагом, но, даже если погасить огонь, в дымоход не протиснешься — слишком узок; на второе наткнулась случайно: в дальнем углу обнаружилась плита, спихнув которую в сторону, Миль отшатнулась и поспешила вернуть её обратно: квадратное отверстие было мало того, что тоже безнадёжно узким, так ещё и оказалось ничем иным, нежели сортиром, и уходило в зловонную тьму. Этим путём тоже не выберешься — разве что решишь расстаться с жизнью особо извращённым способом…
Но Яхи-то ведь как-то шастает туда-сюда? Вот скоро вернётся и опять станет пользовать этой своей сомнительной жижей неясного происхожения… хорошо хоть, что в мужья пока не очень набивается… Муж выискался, чучело-вонючело, немытое, четырёхрукое…
Забравшись обратно на лежанку, Миль, собравшись с остатком силёнок, предприняла очередную попытку дозваться мужа… И то ли померещилось, то ли впрямь пахнуло хлебным духом — откликнулся на самом пределе слышимости родной голос! Миль радостно потянулась навстречу, выкладываясь до тёмного беспамятства, но полной утраты связи с реальностью… Услышала настоящий отклик, его отклик! И пусть сразу навалилась тотальная слабость, свалившая в сон…
Такой глухой да крепкий, что Яхи так и не смог её добудиться. Однако это не показалось ему достаточной причиной, чтобы пропустить приём целебного питья…
Отвратительная как никогда, жижа наполнила рот и провалилась в желудок… Миль открыла глаза, пытаясь проплеваться и услышала:
«Пей!»
«Не могу… противно…»
«С чего вдруг?»
«Не буду…»
«Будешь!»
Гадкая жидкость опять затопила глотку… И Миль начало выворачивать наизнанку…
Яхи быстро перегнул её через колено, и всё, влитое с таким трудом, принялось извергаться наружу. Рвота сотрясала долго, выкручивая нутро, до слёз и судорог, до потемнения в глазах…
Но всему есть предел, закончилась и эта пытка. Пока Миль силилась отдышаться, Яхи вооружился охапкой сена и в четыре руки быстро ликвидировал лужу. Всеядное пламя ярко вспыхнуло, без возражений приняв подношение, и вскоре только кислый запах рвоты напоминал о последствии насильного лечения.
«Ты чем меня травил, чудовище?» — спросила Миль, полоща рот над вонючим сортиром.
«Яхи лечил тебя тем же, чем и всегда», — сумрачно ответил тот, удерживая её, потому стоять она не могла.
«Ничего не напутал?» — значит, какой-то местный компонент ядовит для неё… хорошо ещё, что вывернуло.
«Нечего было путать. Яхи брал те же части. Причина не в питье».
«Говорила же — не надо было пичкать насильно. Вот скоро придёт мой муж, а ты меня насмерть залечил, как оправдываться будешь?»
Он взрыкнул и, сверкнув очами, чуть ли не швырнул её на лежанку. Накрыл с головой, придавил тяжёлой лапой:
«Спи».
…Миль резко села, а только потом проснулась, вытаращив глаза. Сердце бубном колотилось в груди, грудь ходила ходуном. Что-то разбудило… В темноте каменной хижины вкусно пахло горячим хлебом… Оклик! Её окликнули — кто, кроме Бена мог позвать так, что тело отозвалось раньше разума?! Заметавшись солнечными зайчиками, радость затопила её по макушку, Миль с трудом удержалась от смеха — и послала менто навстречу. Он недалеко, он знает, где она, он скоро придёт!!!
