Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

НА ПУТИ К МОРЮ

В начале своего осеннего перелета дикие гуси все время летели прямо на юг. Но после привала в долине Фрюксдален они выбрали другое направление и полетели над западным Вермландом и Дальсландом к провинции Бохуслен.

Веселое это было путешествие! Гусята уже привыкли летать и перестали жаловаться на усталость, а к мальчику мало-помалу снова начала возвращаться его жизнерадостность. Он был счастлив, что ему довелось поговорить с человеком, и очень приободрился, когда пожилая женщина сказала ему: если он будет по-прежнему делать добро всем, с кем только встретится, все кончится для него хорошо. Она, разумеется, не могла подсказать, как ему снова стать человеком, но все же вселила в него каплю надежды и веры. И это, пожалуй, помогло ему придумать, что могло бы удержать большого белого гусака от возвращения домой.

— Знаешь что, Мортен-гусак! — сказал он однажды, когда они быстро летели высоко-высоко в небе. — Скучновато нам, верно, покажется сидеть дома целую зиму, после такого путешествия? Вот я и подумываю: не махнуть ли нам вместе с дикими гусями за море?

— Неужто ты это всерьез?! — испугался гусак. После того как ему удалось доказать, что он способен долететь с дикими гусями до самой Лапландии, ему хотелось лишь одного: вернуться скорее в загон для гусей на торпе у Хольгера Нильссона.

Мальчик молча сидел некоторое время, глядя вниз на Вермланд, где и березняки, и лиственные рощи, и сады — все было одето в желто-багряный осенний убор, а между золотистыми берегами ярко голубели продолговатые озера.

— Никогда еще земля внизу не была такой красивой, как сегодня, — сказал он. — Озера — точно голубой шелк, а берега — словно широкие золоченые ленты. Неужто тебе не жаль, если мы осядем в Вестра Вемменхёге и не увидим больше ничего нового на свете?

— А я думал, тебе хочется отправиться домой к отцу с матушкой и показать, каким ты стал молодцом, — сказал гусак.

Сам-то он все лето только и мечтал о том счастливом часе, когда гордо опустится на двор перед домом Хольгера Нильссона и представит Дунфин-Пушинку с шестерыми гусятами всем домашним гусям и курам, коровам и кошке, да и самой хозяйке — жене Хольгера Нильссона. Так что он не очень-то обрадовался словам мальчика.

Дикие гуси не раз подолгу отдыхали в тот день. Повсюду им встречались великолепные, уже сжатые нивы, и у гусей едва хватало духу расстаться со жнивьем. И в Дальсланд они прилетели, только когда солнце уже клонилось к закату. Стая тянулась над северо-западным краем Дальсланда, и здесь было еще красивее, чем в Вермланде. А озер было столько, что полоски суши между ними казались всего лишь узенькими береговыми отмелями. Земля тут совсем не годилась для пашен, зато тем лучше приживались на ней деревья, и берега озер походили на прекраснейшие парки. В воздухе или в воде словно было нечто удерживавшее солнечный свет даже после того, как солнце закатилось за поросшую лесом гряду. Золотистые лучи играли на темной блестящей глади озер, а над землей было разлито какое-то бледное розоватое трепещущее мерцание, из которого выступали желтовато-белые березки, ярко-красные осины и оранжево-желтые рябины.

— А тебе, Мортен-гусак, неужто не жалко, что ты никогда больше не увидишь такой красоты? — спросил мальчик.

— Мне больше охота увидеть тучные поля на юге, на равнине Сёдерслетт, чем эти тощие горные склоны, — ответил гусак. — Но раз уж тебе так понадобилось продолжать путешествие, я с тобой не расстанусь.

— Другого ответа я от тебя не ждал, — сказал мальчик, и в голосе его послышалось явное облегчение.

Потом гуси летели над Бохусленом, и мальчик увидел, что горные хребты сдвинулись еще теснее, а долины между ними стали глубокими и узкими, точно ущелья.

Длинные же озера на дне долин казались такими черными, словно лежали уже в подземном королевстве. Чудесные края, ничего не скажешь! Но вскоре, глядя на эти цепи гор, одни склоны которых были освещены узкими полосками солнца, а другие прятались в густой тени, мальчик ощутил затаенное своеобразие их первобытной красоты.

Непонятно, почему ему вдруг пришло на ум, что в стародавние времена здесь жили сильные и смелые воины и им, наверно, привелось испытать немало опасных и необычайных приключений в этих таинственных краях.

Неукротимая жажда удивительных приключений снова охватила Нильса.

«Быть может, в Вемменхёге мне будет недоставать вечного риска и опасности для жизни, к которым я привык, — подумал он. — Нет уж, лучше довольствоваться тем, что есть».

Он не стал делиться своими думами с большим белым гусаком: гуси что есть духу неслись над Бохусленом и запыхавшийся гусак все равно не смог бы ничего ответить.

Солнце стояло у самого края небосвода, порой исчезая то за одним, то за другим холмом, но дикие гуси мчались вперед с такой скоростью, что оно вновь и вновь озаряло им путь.

Вдруг они увидели на западе блестящую полоску, которая с каждым взмахом гусиных крыльев все росла и ширилась. То было море; оно простиралось перед ними молочно-белое, отливающее то розово-алым, то небесно-голубым. Когда же гуси пролетали мимо прибрежных скал, они вновь увидели повисшее над морем и скалами солнце. Огромное, багровое, оно, казалось, вот-вот нырнет в волны!

Но когда мальчик стал разглядывать вольное безбрежное море и багровое вечернее солнце, сиявшее таким мягким светом, что он смог пристально, не мигая, смотреть на него, он почувствовал, как мир и спокойствие охватывают его душу.

— Не стоит огорчаться, Нильс Хольгерссон, — казалось, говорило ему солнце. — Чудесно жить на свете и малым, и большим! И хорошо, когда весь мир тебе открыт, а сам ты — вольный и беспечный!

ДАР ДИКИХ ГУСЕЙ

Дикие гуси устроились ночевать на маленькой шхере у Фьелльбакки. Ближе к полуночи, когда месяц повис высоко в небе, старая Акка, стряхнув с себя сон, начала будить всех подряд — Юкси и Какси, Кольме и Нелье, Вииси и Кууси. Последним, толкнув его клювом в бок, она разбудила Малыша-Коротыша.

— Что случилось, матушка Акка? — испуганно спросил он, вскочив на ноги.

— Ничего страшного, — ответила гусыня-предводительница, — мы семеро — старейшие в стае — хотим нынче ночью пролететь подальше в глубь моря. Не желаешь ли прогуляться с нами?

Мальчик тотчас смекнул, что Акка не стала бы будить его и звать с собой ради какой-нибудь безделицы, и он тотчас уселся ей на спину. Гуси направились прямо на запад. Сначала они пролетели над длинной чередой крупных и мелких островков у самого побережья, затем над широкой полосой открытой воды и достигли большого скопления островов, расположенных на взморье и звавшихся Ведерёар. Все острова были низкие и скалистые, и при лунном сиянии видно было, что с запада их до блеска отполировали волны. На тех островах, что были побольше, мальчик заметил даже несколько домов. Акка отыскала одну из самых маленьких шхер и опустилась на нее. Это была всего лишь одна выпуклая, серая глыба гранита, посреди которой виднелась довольно широкая расселина, куда море набросало мельчайший белый морской песок и несколько раковин.

Спустившись со спины гусыни, мальчик увидел совсем рядом что-то похожее на высокий, заостренный кверху камень. Но тотчас же разглядел, что это большая хищная птица, избравшая себе шхеру ночным пристанищем. Не успел он удивиться, почему дикие гуси так неосторожно опустились возле своего опаснейшего врага, как птица прыгнула к ним навстречу и мальчик узнал Горго.

Ни гусыня-предводительница, ни орел нисколько не удивились, увидев друг друга, — у них была явно назначена здесь встреча.

— Молодчина, Горго, — похвалила орла Акка. — Кто бы мог подумать, что ты явишься сюда раньше нас! Ты долго ждал?

— Прилетел-то я вечером, как раз вовремя подгадал, — ответил Горго. — Только боюсь, больше хвалить меня не за что. Я худо справился с поручением, которое вы мне дали.