Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса
— Да нет! Что ты! — ответил Йон Ассарссон. — Я скажу только, что их сын не раз помогал тебе, пока ты разыскивала меня, а сюда мы приехали, чтобы узнать, не можем ли мы, в свой черед, сослужить им службу теперь, когда я стал состоятельным человеком? Ведь с тех пор, как я открыл в горах залежи железа, денег у меня даже больше, чем нужно.
— Я знаю, складно говорить вы умеете! — сказала Оса. — Умолчите только о том, о чем я вас просила.
Они вошли в дом. Мальчик дорого бы дал, чтобы услышать, о чем они станут толковать с его родителями. Но он не решался выйти во двор. Прошло совсем немного времени, и они снова появились на крыльце. Родители Нильса проводили их до самых ворот. И до чего ж они оба повеселели! Просто на диво! Они прямо ожили!
Когда гости уехали, отец с матерью еще долго стояли у ворот и глядели им вслед.
— Ну вот, незачем мне больше так горевать, — сказала матушка, — после того, как я столько доброго услыхала о Нильсе!
— Не так уж много они о нем и рассказали! — задумчиво ответил отец.
— А разве мало? Ведь они приехали сюда единственно ради нас, сказать, что они желают нам помочь. Ведь наш Нильс сослужил им большую службу! По мне, ты мог бы принять их помощь!
— Нет, мать. Не хочу я ни у кого брать деньги ни в дар, ни взаймы. Сперва надо избавиться от долгов, а потом начнем понемногу работать и снова станем на ноги. Ведь мы с тобой не такие уж дряхлые старики, верно? — смеясь, сказал отец.
— Неужто тебе весело оттого, что приходится отказаться от нашего торпа, в который мы вложили столько труда? — спросила мать.
— Кому как не тебе понять, отчего я смеюсь? — ответил отец. — Когда наш мальчик пропал, меня это так придавило, что я прямо обессилел. Нынче же, когда я знаю, что он жив и вел себя достойно, ты увидишь — Хольгер Нильссон еще на что-нибудь да годится.
Матушка вошла в дом, а мальчику пришлось поспешно спрятаться в уголок, так как в конюшне появился отец. Направившись в стойло к коню, он поднял, по обыкновению, его ногу, чтобы попытаться разглядеть, почему он не ходит.
— Что это? — удивился отец, увидев несколько вырезанных на копыте слов.
«Вытащи железку из ноги!» — прочитал он с удивлением и оглянулся по сторонам. Но тут же стал осматривать и ощупывать копыто изнутри.
— Сдается мне, тут и впрямь торчит что-то острое, — немного погодя пробормотал он.
Пока отец занимался конем, а мальчик сидел, забившись в уголок, на дворе появились новые гости.
А случилось так, что, когда Мортен-гусак очутился совсем близко от своего прежнего дома, он не смог совладать с желанием представить свою жену и детей старым друзьям в родной усадьбе. Вот он, захватив Дунфин-Пушинку с гусятами, и отправился в путь.
Когда гуси прилетели в усадьбу Хольгера Нильссона, на дворе не было ни души. Мортен спокойно и уверенно опустился на землю и стал по-хозяйски расхаживать вокруг, рассказывая Пушинке, как прекрасно ему жилось, когда он был домашним гусем. Показав ей двор, он вдруг заметил, что дверь в коровник отворена.
— Загляните туда на минутку, — пригласил он, — и вы увидите, как там хорошо! Это не то что мокнуть в озерах да болотах!
Стоя на пороге, гусак заглянул в коровник.
— Да тут никого нет, — обрадовался он. — Войди, Пушинка, и взгляни на гусиный загон! Не бойся! Ни малейшая опасность нам не грозит!
И тут гусак, Пушинка и все шестеро гусят направились прямиком в гусиный загон, чтобы полюбоваться, в какой роскоши и неге жил большой белый гусак до того, как отправился в полет вместе со стаей диких гусей.
— Ну вот, так мы и жили! Это — мое место, а тут стояло корытце, всегда полное доверху овсом и водой, — расписывал гусак. — Погодите-ка, здесь и сейчас еще есть немного корма! — С этими словами он ринулся к корытцу и начал, давясь, глотать овес.
Но Пушинка все беспокоилась и просила:
— Давай выйдем отсюда!
— Еще несколько зернышек! — просил гусак.
И вдруг он, громко загоготав, поспешно бросился к выходу. Но было уже поздно. Дверь захлопнулась, и хозяйка, стоя во дворе, закрыла дверь на крюк. Гуси оказались запертыми в коровнике.
Между тем хозяин вытащил из ноги Вороного острую железную занозу. Он стоял, донельзя довольный, и гладил своего коня, когда в конюшню торопливо вошла хозяйка.
— Иди, отец, погляди, какая у меня добыча! — воскликнула она.
— Нет, погоди, мать! Сперва посмотри сюда! — перебил ее отец. — Теперь я знаю, отчего хромал конь!
— Счастье нам снова улыбается! — радовалась мать. — Подумать только! Большой белый гусак, который исчез по весне, видать, улетел со стаей диких гусей. А нынче он вернулся и привел с собой еще семерых диких гусей. Они вошли в гусиный загон, а я взяла да и заперла их там!
— Вот чудеса! — удивился Хольгер Нильссон. — А знаешь, мать, самое лучшее во всем этом — то, что нам больше не надо думать, будто мальчик бежал из дому, прихватив с собой гусака!
— Да, твоя правда, отец! Боюсь только, не пришлось бы нам заколоть их нынче же вечером. Скоро день святого Мортена, и надо поспешить, если мы хотим успеть отвезти их в город на продажу.
— По мне, грешно заколоть гусака, когда он вернулся к нам домой с таким прибытком, с целой стаей, — не согласился с женой Хольгер Нильссон.
— Будь то в другое время, я бы и не подумала лишать его жизни, но когда нам самим надо уезжать отсюда, мы не можем держать гусей.
— Да и то правда!
— Пойдем, помоги мне перенести их в дом! — попросила она.
Они вышли из конюшни, и вскоре мальчик увидел отца, который направлялся в дом вместе с матерью, прижимая к себе одной рукой Пушинку, а другой — Мортена-гусака. Гусак кричал: «Малыш-Коротыш, помоги мне!» — как кричал всякий раз, когда ему грозила опасность, хотя и не мог знать, что мальчик совсем близко от него.
Нильс Хольгерссон, ясное дело, слышал его крики, но все равно продолжал стоять в дверях конюшни. Но замешкался он вовсе не потому, что желал смерти Мортену-гусаку. В ту минуту он даже не вспомнил о том, что, если гусака заколют, ему самому будет хорошо. Он медлил совсем по другой причине.
Чтобы спасти гусака, ему надо было показаться отцу с матушкой, а к этому у него не было ни малейшей охоты. «Им и без того-то тяжко, — подумал он, — неужто я должен причинить им еще и это горе?»
Но когда дверь за гусаком захлопнулась, мальчик очнулся. Стремглав перебежал он двор, вскочил на дубовую доску у крыльца и ворвался в сени. Тут он по старой привычке сбросил деревянные башмаки и приблизился к двери. Однако ему все еще так не хотелось показываться на глаза отцу с матушкой, что он не в силах был поднять руку и постучать. «Ведь дело идет о жизни и смерти Мортена-гусака, — подумал он, — ведь он был твоим лучшим другом с тех самых пор, когда ты стоял здесь в последний раз!» Ему вспомнилось все, что они с гусаком пережили и на скованных льдом озерах, и в бурном море, и среди опасных хищников. Сердце его преисполнилось благодарности и любви, и он, совладав с собой, постучался в дверь.
— Кто там? — спросил отец и отворил дверь.
— Матушка, не троньте гусака! — крикнул мальчик с порога.
В тот же миг гусак и Пушинка, лежавшие связанными на скамье, загоготали от радости, и он понял, что они еще живы.
Но радовались не они одни.
— Нет, подумать только, какой ты стал рослый да пригожий! — воскликнула в восторге матушка.
Мальчик по-прежнему стоял на пороге, не решаясь войти в горницу, все еще не совсем уверенный в том, как его примут.
— Хвала богу за то, что ты вернулся, — сказала матушка. — Входи же! Входи!
— Добро пожаловать! — пригласил Нильса отец, не в силах более вымолвить ни слова.
Но мальчик все еще топтался на пороге. Он не мог понять, почему они так радуются ему, ведь он такой коротыш?! Но тут к нему подошла матушка, обняла и потянула за собой в горницу. Тут только он понял, что произошло.
— Матушка! Отец! Я снова большой, я снова — человек! — закричал он.
