Необыкновенный консилиум - Шингарев Геннадий (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Приехал профессор. Он начал обстоятельно расспрашивать больного. Потом долго щупал его. Потом долго думал. И наконец сказал: «По-моему, у вас аппендицит».
Больной удивился. Он спросил: как же это так? Для того чтобы определить болезнь, старому и опытному профессору пришлось потратить целый час. А студент решил эту задачу за одну минуту.
Профессор улыбнулся и ответил:
«Видите ли, друг мой, ваш сын ещё только учится и пока ничего, кроме этой болезни, не знает. Для него все болезни одинаковы, вот он и назвал её. И случайно попал в точку. Тем более, что аппендицит — очень частая, распространённая болезнь, так что угадать нетрудно. Я же, осматривая вас, мысленно перебрал огромное количество болезней. Я не пытался угадывать: я рассуждал. Я думал о разных болезнях, и мне нужно было убедиться, что ни одной из них у вас нет. Мне пришлось хорошенько подумать. Зато теперь я так уверен в своём диагнозе, что готов дать голову на отсечение, что у вас именно аппендицит, а не что-нибудь другое».
В этой истории, как мне кажется, можно найти ответ на наши вопросы. На кого из двух похожа машина: на этого студента или на этого профессора? И на того и на другого сразу. Машина поступает так, как поступил профессор: она перебирает все болезни и выбирает самую подходящую. Но скорость, с которой машина выдаёт ответ, такая же, как у студента. Машина «знает» не больше, чем профессор. В том-то и дело, что прежде чем заложить
в машину все сведения, все симптомы болезней и все диагнозы, опросили всех профессоров. Узнали всё, что они знают, и всё это записали в машину при помощи особого кода. Вот откуда появилась машина-всезнайка. Так что преимущество машины не в том, что она «знает» больше, чем знают люди. Её преимущество в том, что благодаря электронике она может почти мгновенно переворошить огромные кладовые своей памяти и быстро отыскать нужный ответ.
Глава 17
ЛЕГЕНДА О СОЛЯНОЙ КУКЛЕ
Итак, вы видите, что спор человека и техники не закончен. Но им и не нужно спорить. Каждому понятно, что современная медицина немыслима без техники, без диагностических приборов и тонких анализов. Не надо только думать, что приборы могут заменить живого человека.
Есть такая старинная притча, она возникла в Индии много веков назад. Притча о кукле, высеченной из куска каменной соли.
Соляная кукла шла по дороге и пришла к берегу моря. Она никогда не видела моря и удивилась. Она спросила:
«Что это такое?»
Море ей ответило:
«Подойди поближе и узнаешь».
Соляная кукла приблизилась, но вид воды пугал её. Она окунула в море палец, а когда вынула, то увидела, что пальца нет: он растаял.
«Что это? — закричала кукла. — Ты отняло у меня палец!»
«Но зато ты начинаешь понимать», — был ответ.
Кукла входила всё дальше в воду, волны смывали с неё кристаллики соли, и кукле казалось, что вот сейчас она
наконец поймёт, что такое море. И когда море растворило её всю целиком, кукла сказала:
«Я понимаю. Море — это я!»
Должно быть, эта легенда покажется вам странной. Между тем в ней заключён большой смысл. Чтобы узнать, что такое море, кукла отдала сначала палец, а потом и всю себя. Чтобы постигнуть истину, она пожертвовала собой.
Чтобы по-настоящему делать своё дело, надо слиться с ним. Надо отдать ему самого себя. Потому что истинное призвание — это такая вещь, за которую можно и нужно заплатить самой дорогой ценой.
Врач постигает сущность болезней благодаря своим знаниям. Он вооружён медицинской наукой, без неё ему не ступить ни шагу. «Человек может столько, сколько он знает». Эту фразу великого английского философа Фрэнсиса Бэкона можно с полным правом отнести к медицине.
И всё же одного знания, одной науки врачу недостаточно. Наука сама по себе не может помочь ему постигнуть душу больного: это достигается не эрудицией, а другими качествами — талантом и добротой. Электронная машина может запомнить больше, чем врач. Но она не способна к состраданию.
Врач умеет сделать то, чего не в состоянии сделать никакая машина: он может мысленно поставить себя на место своего больного. Он не только поймёт причину его страданий, он ощутит их как бы в самом себе.
И вот почему мы находим так много общего между врачами разных эпох. Наука развивалась, каждая эпоха добавляла к ней что-нибудь своё, горизонт знаний ширился, медицина шагала вперёд. Но великий человеческий дар врача— дар сочувствия и понимания — был одинаково свойствен и античному врачевателю в древнегреческом хитоне, и одетому в пышную мантию медику средневековья, и врачу прошлого века, и нашему современнику — человеку в белом халате, который так хорошо вам знаком.
Глава 18 ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
А что же с нашим пациентом — Мишей Барановым? Мы оставили его в самый трудный, критический момент его жизни, в палате для тяжелобольных, где, сидя перед кислородным баллоном, он дожидался решения своей судьбы — ждал, что скажут учёные медики, члены консилиума.
Врач из Древней Греции предложил лечить больного диетой.
Средневековый медик настаивал на кровопускании.
Врач XIX века назначил порошки из наперстянки.
Все три совета мы приняли к сведению.
И вы помните, что мы остановились на заключении третьего консультанта: у больного порок сердца.
Это значит, что клапан плохо закрывает отверстие между левым предсердием и левым желудочком. Клапан — две нежные створки — изуродован болезнью и болтается кое-как.
Само отверстие сужено: вокруг него образовались болезненные наросты. Поэтому кровь из предсердия с трудом просачивается в желудочек. Последствия этого плачевны, и мы уже знаем, каковы они: сердце не успевает перекачивать кровь. Кровообращение нарушено. Больной задыхается.
И тут напрашивается простой вопрос. Вопрос очень серьёзный, потому что речь идёт о смысле лечения.
Если клапан сердца безнадёжно испорчен, если нарушена вся анатомия сердца, то какой смысл пичкать больного лекарствами. Ведь новый клапан у него не отрастёт.
Зачем ему диета, к чему порошки, уколы? Какой толк во всём этом лечении? Лечи не лечи — порок сердца каким был, таким и останется.
Когда в машине что-нибудь сломалось, смазка не поможет. Сломанную деталь нужно заменить — вот единственный выход.
И выходит, что нам незачем тратить время на бесплодные попытки исправить то, чего всё равно не исправишь. Оставим эту канитель медикам прошлого: у них ведь ничего не было, кроме порошков и добрых пожеланий. Мы, врачи XX века, знаем другое средство.
